Что читать в августе: 5 новых книг

В последний летний месяц всегда хочется найти опору, чтобы устоять перед осенними бурями. Поэтому самые интересные книги августа — семейные саги, истории взросления и любви, в том числе к литературе. Вот что спасет от будущих холодов — медитативное, медленное, обжигающее чтение.

Азар Нафиси. «Читая „Лолиту“ в Тегеране»

Дочь бывшего мэра Тегерана возвращается в 1979 году домой после учебы в Америке и становится преподавательницей зарубежной литературы в Тегеранском университете. Исламская революция, репрессии, послабления, снова репрессии — и в 1995 году после ухода с очередной работы она собирает небольшой читательский кружок, где девушки могут снять хиджабы и обсудить Набокова или «Мадам Бовари».

Поразительный документальный роман о существовании внутри тоталитарного общества, о временах, когда реальный мир становится невыносимым, а занятия литературой превращаются в маленькую частную революцию. Жанр книги определить очень сложно: здесь и личные женские истории, и история Ирана 1980–1990-х, и литературоведение, которое напрямую связано с политикой, идеологией, судьбой женщины в тоталитарном мире. «Шахерезада разбивает цикл насилия, устанавливая другие условия контракта», — пишет Нафиси. Или: Гумберт «пришпиливает Лолиту так же, как пришпилили бабочку; хочет, чтобы она — существо, которое живет и дышит, — стала неподвижной, отказалась от своей жизни, став мертвой натурой... тема извращенной близости жертвы и тюремщика оказалась нам так близка».

Исламская революция отражается в «Великом Гэтсби». Генри Джеймса приходится преподавать под бомбами во время ирано-иракской войны. Цинциннат Ц. из «Приглашения на казнь» занимается тем же, чем студентки Нафиси: пытается найти прореху в искусственном мире. Джейн Остин как будто обсуждает вместе с участницами кружка их частную жизнь. Главный герой этого документального романа — право на свободу воображения, право, которое не отнять никакими законами.

Санаэ Лемуан. «История Марго»

Семнадцатилетняя Марго живет с матерью в Париже недалеко от Люксембургского сада, отец их тайно навещает: он известный политик, давно и счастливо женатый, и никто не должен знать, что у него есть вторая семья, никто не должен знать о существовании Марго. Однажды на прогулке Марго впервые видит жену отца и чувствует, что с нее «словно содрали защитный слой».

Оба источника дебютного романа франко-американской писательницы Санаэ Лемуан названы впрямую: Марго упоминает и историю французского президента Франсуа Миттерана, жившего на две семьи («Мне хватало ума чувствовать разницу в масштабе», — уточняет она), и «Здравствуй, грусть», дебютный роман Франсуазы Саган, — о нем ей рассказывает писательница Брижит, которая пишет романы за других людей. Здесь вообще все врут: мать Марго, актриса, становится настоящей лишь на сцене. Газеты продают друг другу чужие интервью. Любовники в постели представляют себе не друг друга, а кого-то еще. А Марго, как и любой человек в 17 лет, хочет правды, хочет стать видимой, хочет сама не знает чего — и тут ей подворачивается взрослый умный журналист, готовый выслушать ее историю.

Этот тихий, прозрачный роман рассказывает о секретах и лжи, о материнском инстинкте, который иногда кричит только одно: «Беги!», о невыносимой работе взросления и о той обманчивой легкости, с которой 17-летний человек контролирует мир — до тех пор, пока мир не рушится, непоправимо и навсегда.

Наима Костер. «Что мое, что твое»

Городская сага, притворяющаяся семейной драмой. Тридцать лет разочарований, неумелых игр в дочки-матери, попыток изменить судьбу, поисков себя — но в первую очередь это 30 лет из жизни небольшого городка в Северной Каролине. Джентрификация, расовые проблемы, преступность, невозможность вырваться из бедного квартала — и люди, которые в этом городке любят, надеются, думают о будущем.

Все начинается в 1992 году, когда двое молодых мужчин в обеденный перерыв обсуждают свою жизнь: колумбиец Вентура только что купил дом, где собирается жить с женой Лэйси-Мэй и тремя дочками, а Рэй собирается сделать предложение Джейд, потому что хочет провести всю жизнь с ней и ее шестилетним сыном Джи. Рэя убьют в этот же день, и у этого выстрела будет долгое эхо. Через десять лет белые и черные школы в этом районе сольют в одну, белые мамы, в том числе и Лэйси-Мэй, будут против такого решения, а чернокожие, в том числе и Джейд, будут готовы драться за будущее своих детей. Еще через 15 лет все три девочки Лэйси-Мэй окажутся по-своему несчастны. У кого-то разваливается брак, у кого-то слишком мало подписчиков в соцсетях, и все делают вид, что ничего плохого не происходит. Наима Костер намеренно запутывает читателя, переплетая судьбы и времена, чтобы в конце концов позволить кому-то из героев сказать: «Мы заслуживаем счастья», — и дать читателю поверить в это.

Александр Генис. «Люди и праздники»

Обычно в отрывных календарях искали повод для застольной беседы: праздники, памятные даты, интересные факты. Блестящий эссеист Александр Генис выворачивает эту традицию наизнанку: он упорядочивает застольную болтовню по датам. Мировая культура для него — спасательный круг, близкий родственник, учитель и собеседник. Его заметки парадоксальны, принципиально мимолетны, субъективны. Эта книга выглядит как продолжение долгого разговора Александра Гениса с Петром Вайлем, соавтором и другом, начатого в их совместных сборниках «Родная речь», «Русская кухня в изгнании». «Люди и праздники», как и вайлевские книги «Гений места» и «Стихи про меня», — это автопортрет эссеиста на фоне культуры, коллаж из личных воспоминаний, великих произведений, едких метафор, кулинарных экспериментов и неожиданных культурных связей.

«Википедия» напоминает Генису коммунистические субботники времен его детства, Винни-Пух оказывается «круглым и завершенным, как Обломов», Холмс «обладает профессией архангела и темпераментом антихриста», а в инопланетной еде из «Аэлиты» Генис признает «худший вариант советского застолья — одеколон со студнем» и делает вывод, что похожее меню встречалось в поэме Венедикта Ерофеева «Москва — Петушки»: херес и вымя. Автор, по его словам, решил собрать близкую ему компанию и отдать долги всему, что его так радовало за долгую жизнь, поэтому Эгон Шиле тут не менее важен, чем Микки-Маус, пельмени по силе воздействия на человеческий разум равны Шопенгауэру, а Пушкину не достается отдельной главки, но весь русский язык оказывается именно о нем.

Джойс Кэрол Оутс. «Ночь, сон, смерть и звезды»

Семейная сага, которая начинается с полицейского произвола, продолжается инсультом, а потом там кастрируют девятикилограммового кота. Глава счастливого семейства — 67-летний бывший мэр Уайти Макларен — останавливает свою машину на шоссе, потому что видит, как полиция избивает темнокожего. Молодого индуса он таким образом спасает, но оказывается следующей жертвой: от побоев и электрошокера Уайти впадает в кому и умирает. Его взрослые дети — умница София, бывшая красавица Беверли, Лорен с характером питбуля, богема и бунтарь Вирджил, деловой Том — переживают эту трагедию каждый по-своему. Джессалин, безутешная вдова, в прямом смысле слова теряется, не понимает, куда ей идти и что делать, разговаривает с ушедшим мужем, а потом заводит себе гигантского одноглазого кота. И это только первый шаг к новой жизни.

Джойс Кэрол Оутс, одна из мощнейших писательниц современной Америки, в своем новом романе исследует работу горя, точнее — то, как пересобирается семейный конструктор, утратив свой стержень. В пересказе может показаться, что Оутс рисует схематичную, чуть ли не карикатурную картину современности. Например, дети Уайти и Джессалин — ученая, чиновница, домохозяйка, бизнесмен, художник, и у каждого какие-то стереотипные проблемы от измен до алкоголя. Но Оутс рисует не карикатуру, это человеческая трагикомедия о семье как о поле битвы, «где у тебя постоянно меняются союзники и противники».

Название романа взято из «Листьев травы» Уолта Уитмена, из стихотворения о Душе и ее нестесненном полете «подальше от книг», о Душе, обдумывающей «самые дорогие для тебя темы: ночь, сон, смерть и звезды». Внутренние голоса этого романа теснятся, спорят друг с другом, издеваются и смеются — и в результате возникает грандиозный портрет американского среднего класса.

Текст: Ксения Рождественская