Ресторанный критик The City Александр Ильин рассуждает, чем реальность отличается от страхов, советует не сравнивать происходящее с фильмами-катастрофами и дает советы, как сейчас ходить в московские рестораны.Пару дней назад я впервые столкнулся с кризисом в ресторанной отрасли лицом к лицу – когда пытался найти героев для нашей программы и не мог. В итоге нашел, но прежде шесть заведений отказались. «Что ты, – говорили мне, – какие съемки. Народа нет. Даже в обед. Даже вечером в пятницу». Знаете, когда такое вам говорят несколько человек подряд, и не то чтобы паникеров, это впечатляет. В какой-то момент внутри у меня что-то ощутимо вздрогнуло и мерзко задрожало. Помню, 11 марта 2011 года я сидел в Шереметьеве и ждал посадки, и вдруг все телевизоры принялись сообщать о катастрофе на атомной электростанции Фукусима – вот так примерно вздрогнуло. Повод, конечно, несравнимый, но организму не прикажешь, когда вздрагивать. Тем более что Фукусима – она что, она где-то там вдалеке, а московские рестораны рядом и писать о них – моя работа. Говоря шире, это в значительной степени моя жизнь. Поэтому, замерцав однажды, дрожь не прекращалась до того самого момента вечера среды, когда наша съемочная группа ввалилась в ресторан Tilda, что в Сытинском тупике. Там было много народу, все пили, ели, говорили, шутили и смеялись над шутками, шеф-повар Паша Казьмин, в ожидании пустого зала отпустивший почти всех поваров домой, радостно зашивался на кухне. «Окей, – сказал мой организм, – окей, не так все страшно».
Чего мне больше всего не хватает в этой новой ситуации – именно вот такого «не так все страшно». Проблема не в том, что можно вдруг умереть; тоже мне новость. А в том, что люди заново открыли для себя смерть, а вместе с ней одиночество и плохие предчувствия. Хотя вроде бы не очень уж долго футурологи (тоже интересная профессия, кстати) рассказывали нам о телемедицине, роботах-хирургах, экзоскелетах для парализованных и излечении всех болезней как о свершившемся факте – недолго, но достаточно, чтобы все поверили, что так и есть. Надо заметить, что люди вообще склонны верить фантазиям о будущем куда больше, чем интересоваться реальным положением дел и причинами такого положения. Дизайн мира, в котором мы сейчас живем, почти целиком разработан в 50-е годы прошлого века: от скоростных лифтов и дронов до высокоскоростного интернета и роботов, читающих детям сказку на ночь. Разве что с полетами на Марс не заладилось, но это пока – не все сразу. И тут вдруг такой облом.
Тут неприятность еще в том, что дизайн ждущих человечество бед в кинематографе тоже разработан крайне досконально. Все понимают, что так, как в книгах и кино, в жизни не бывает, но все равно страшновато. Ведь там как? Если болезнь, то эпидемия. А если эпидемия, то, скорее всего, живые мертвецы и другие зомби. Так что дело не в карантине (карантинов мы не видели, что ли; бывало, в школьные годы чудесные припрется кто-нибудь в школу с ветрянкой – и привет). А в том, что вдруг вспоминаются именно те нюансы выживания в мегаполисе, что в свое время впечатлили на экране в кино: сначала введут войска в противогазах, потом всех распихают по лагерям, потом разбежится охрана, придут мародеры и будет технофеодализм, пустыня и людоедство. Какие уж тут рестораны. Гречки бы успеть купить.
И уже неважно, что на самом-то деле для защиты от проклятого вируса надо для начала почаще мыть руки, что продуктов в магазинах навалом, а если что раскупят, то невидимая рука рынка живо подтащит еще пару контейнеров.
Дело, в общем, такое. Люди смертны, тут ничего нельзя поделать. Вирусы распространяются быстро, а вакцины разрабатываются медленно. Но это не значит, что надо ложиться и помирать. Наш биологический вид носит официальное название Homo sapiens, то есть человек разумный, и разум – это наше уникальное торговое преимущество на бирже природы. Поэтому, прежде чем паниковать, давайте рассуждать разумно.