На 62-м году ушла из жизни «королева русского ретейла», вице-президент Mercury и fashion-директор ЦУМа и петербургского ДЛТ Алла Вербер – она определяла моду в нашей стране с конца 90-х. О ее модном чутье и умении договариваться ходили легенды: одной из первых Вербер привезла в постсоветскую Москву, а потом и в Россию львиную часть известных дизайнеров. За рубежом ее причисляют к самым влиятельным российским байерам, а за продвижение итальянских марок Вербер наградили орденом «За заслуги перед Итальянской Республикой». Вспоминаем самые яркие цитаты из интервью Аллы Константиновны и пересматриваем кадры из ее ироничного инстаграма с ушедшими в народ хештегами #япокупаюздесьвсе и #гэссверайэм.
Мое детство в Ленинграде было самым лучшим на свете, и у меня не было никаких проблем, кроме ужасной учительницы музыки. Из-за абсолютного слуха меня ждала тяжеленная скрипка в футляре и папка с нотами три раза в неделю. Скрипачки из меня так и не получилось, я заработала только сколиоз («Собака»).
Папа, зубной врач, был известный в городе человек и очень любил все-все красивое. Все фарцовщики мешками несли вещи Косте Верберу, потому что наш дом был полон модниц, и самой главной из них была моя бабушка («Собака»).
В нашей стране никто раньше не знал, какой у них размер ноги. Все носили то, что могли достать (WWD).
В те годы очень многие еврейские семьи скрывали свою национальность. А в нашей семье, наоборот, каждый день мне напоминали, что я еврейка, я никогда этого не скрывала и этим гордилась. А о том, что касается красивых вещей, папа говорил: «Если люди увидят тебя первый раз хорошо одетой, для них это будет шок, а потом им это будет уже привычно» («Собака»).
Я не дизайнер, но могу взять человека и превратить в того, кем я его вижу. Конечно, сегодня это просто – у нас ведь полно одежды, но сорок лет назад ее негде было достать. Поэтому я брала дедушкино пальто и оборачивала вокруг него пояс. Я постоянно что-то делала со своим гардеробом и с гардеробами других людей. И если куда-то приходила, то выглядела лучше всех (Buro 24/7).
Эмиграция – страшная вещь, как развод (
Вербер в 1976 году в 18 лет уехала из Союза, по 1989 год жила сначала в Вене, потом Риме, затем в Канаде, позже в Нью-Йорке, а к 25 годам, когда ее пригласили в Москву, уже была владелицей сети модных бутиков в Торонто. – Прим. редакции The City). Но она дает широту взглядов, в том числе на моду («Собака»).
Замуж я вышла в Канаде в 24 года, платье шила у Нормы Камали на Пятой авеню, она тогда была такая Vera Wang 80-х. Летала к ней из Канады на примерки. Я зашла к ней недавно, она меня узнала и говорит: «Знаешь, все, кто шил у меня платья, развелись». Я улыбнулась: «Надо было тогда предупреждать» (Tatler).
Я вернулась в Россию в начале 90-х с твердым убеждением с нуля построить индустрию моды. Спасала меня тогда только моя решительность (Elle).
Первое, чего мы хотели добиться, – это сервис. В советское время покупатель, который мог купить любую вещь в магазине, был уже счастлив. Не продавец был услужливым, а покупатель пресмыкался перед продавцом, чтобы хоть что-нибудь купить (The Blueprint).
Менеджер Chanel, поддавшись на мои уговоры, прилетел в Москву посмотреть, где я собираюсь торговать их одеждой. Привожу его на Кутузовский проспект, говорю: «Магазин будет здесь». А он с ужасом озирается: «Алла, что это все?» Отвечаю: «Это Москва, 90-е годы. Но, поверь мне, через десять лет ты приедешь сюда и не узнаешь ни улицы, ни людей!» В те времена руководство лучших брендов не желало иметь дело с Россией. Считали, что это третья страна, что здесь нет для них настоящего рынка. Но я была полна рвения. И первый бренд, который мне удалось привезти в Москву, был именно Chanel («Рамблер»).
Следующим после Chanel был Gucci. Я написала их руководителям во Флоренцию 30 писем, прежде чем мне назначили встречу. Готовясь к этой встрече, я купила себе все от Gucci: зеленые питоновые сапоги, костюм, сумку. И вот прихожу на переговоры, а дизайнер Том Форд оборачивается к Доменико Де Соле (
президент компании Gucci. – Прим. редакции The City) с торжествующим видом: «Ну вот! А ты сомневался, что найдется женщина, которая купит эти сапоги за две тысячи долларов!» («Рамблер»).
Карла Фенди отказалась со мной обедать, потому что к ней на ланч я пришла с сумкой Prada. Выдвинула мне ультиматум: «Сначала сумка Fendi – потом ланч». Так пришлось заказать в Риме свою первую сумку этой марки (Elle).
Первый раз на переговоры к Доменико Дольче я пришла вся в Chanel и увешанная ювелиркой. При виде меня он даже не поздоровался – просто дал указания менеджерам меня выпроводить. Но я не отступила. На следующий день купила себе строгое черное пальто, туфли к нему в тон, сумку без лого. Без предупреждения вновь явилась в офис и все-таки добилась встречи, будто того промаха и не было (Elle). (
В итоге Вербер более четверти века была верным амбассадором марки в России. – Прим. редакции The City.)
Люкс не умрет никогда! Все процессы в моде, и не только в моде, кардинально меняются каждые семь лет. Но люкс как образ жизни был и останется всегда («Собака»).
У меня нет постоянного гардероба, откуда я каждый день что-то извлекаю, нет – мой гардероб целиком зависит от того, что есть в коллекциях в текущем сезоне (Buro 24/7).
Cегодня есть люкс, а есть fast fashion. Их можно очень хорошо сочетать, потому что необязательно все покупать дорогое. Можно купить майку в Zara, потому что майка – это повседневная одежда, но джинсы должны быть ну хотя бы от Dolce&Gabbana («Дождь»).
Теперь в России полюбили классику, простые вещи Loro Piana. Теперь это в нашей культуре. В путешествиях люди хотят чувствовать себя комфортно. А раньше я видела в аэропортах женщин на 11-сантиметровых каблуках – и моментально узнавала в них русских. Я просто обожала этих женщин (WWD).
Я совершенно уверена, что разумнее купить одну пару модной и качественной обуви, но от Джимми Чу, чем пять пар дешевых и неудобных туфель или сапог, заплатив столько же («Рамблер»).
Самое ужасное для женщины – шорты ниже колена («7 дней»).
Я насчитала у себя больше 200 тысяч подписчиков в инстаграм. Учитывая мой возраст, это очень забавно (Buro 24/7).
Сегодня все дизайнеры хотят быть в ЦУМе. А если кого-то по-настоящему важного там нет, значит, что у меня пока просто не хватает места (Buro 24/7).
Папа говорил, что если меня ночью выбросят из самолета посреди нигде и скажут в три часа дня оказаться в Ленинграде у Исаакиевского собора, я буду там стоять в нужное время. Во мне действительно заложена такая сила («Собака»).
Наша жизнь – всегда борьба, и никогда нельзя сдаваться ни в чем. Этот девиз, он был всегда со мной. И я надеюсь, что доживу до глубокой старости, потому что каждый день приносит мне огромную радость: как человеку, который после нескольких дней голода поел, как заключенному, который вышел на свободу (
Вербер пять лет боролась с раком крови – и победила. – Прим. редакции The City.) «Дождь»).