5 вещей, которые меня изменили: режиссер Валерий Фокин

В рубрике «5 вещей» мы спрашиваем героев о культурных явлениях и событиях, которые их сформировали. Наш новый герой — режиссер Валерий Фокин, у которого в конце октября выходит новый фильм «Петрополис». Узнали у него, как произведения Гоголя и даже памятник писателя повлияли на его творчество.

Книга «Вечера на хуторе близ Диканьки»

Первая книга, которую я действительно осознанно прочел в детстве, была «Вечера на хуторе близ Диканьки» Николая Гоголя. Знакомство с этим произведением и с этим автором определило многое в моей творческой биографии. Это окрашивало мои работы на протяжении всей жизни и в определенном смысле формировало меня. Так же как и другой великий российский литератор — Достоевский. Но Гоголь, пожалуй, все же в первую очередь.

Памятник Николаю Гоголю

Закономерно, что одним из самых знаковых мест в Москве для меня является памятник Гоголю, который раньше стоял на Пречистенском бульваре, а сейчас — во дворе Гоголевского дома. Теперь Гоголь выглядит бравурным, мажорным, советским… Но, когда я в детстве вместе с дедом ходил в садик, он казался иным: с какой бы стороны ты ни обходил этого сидящего, нахохлившегося Гоголя, возникало ощущение, что он за тобой наблюдает. Слева, справа и даже за спиной казалось, что краем глаза он следит за тобой. Это произвело на меня очень сильное впечатление. Тем более что уже тогда я был «стукнут» его произведениями. Позже, когда я учился в художественной школе, я приходил к нему и делал барельефы с его героями, которые были расположены на постаменте памятника. Я увлеченно рисовал, разгадывая, кто из персонажей там изображен. И до сих пор это место — одно из самых важных для меня.

Польский театр

Если говорить про ощутимое влияние в профессии, то это, наверное, в первую очередь Польский театр. Ежи Гротовский, когда я учился в театральном институте, был для нас фигурой мистической и очень знаменательной. О нем разговаривали полушепотом. Восхищались. Хотя знали не очень много. Поэтому, когда потом в Польше мне удалось с ним познакомиться, это было важным событием. Он был абсолютно уникальной и удивительной фигурой, хотя во многом наследовал опыт Мейерхольда.

Польский театр в целом был открытием, это была совершенно другая дорога. Но на общем фоне Гротовский был совершенно отдельной гениальной фигурой. Он как бы открыл некие двери, которые до этого были для меня закрыты. Я понял, что театр имеет очень много дорог и не может быть сужен до какой-то одной тропинки. Даже если она и очень интересная.

Спектакль «Добрый человек из Сезуана»

Спектакль «Добрый человек из Сезуана» Любимова я посмотрел лет в 17. Он стал для меня знакомством с совершенно новым театральным языком. Я помню, как стоял и курил на улице в антракте, смертельно боясь опоздать и что-то пропустить. Новый, свободный, абсолютно другой театр.

И конечно же, абсолютным потрясением стал «Апокалипсис cum figuris» Гротовского во Вроцлаве. Я вдруг увидел, как в двух метрах от меня происходит нечто, что неимоверно расширяло границы театра, давало совершенно новый, уникальный опыт.

Япония

Я помню свое первое впечатление от этой страны: я вышел из аэропорта и почувствовал там себя хорошо! Когда уже стал глубже разбираться в культуре, в том числе и в театральной, я полюбил эту страну. Я поставил там несколько спектаклей и отношусь с глубочайшим интересом и уважением к японским традициям.

Меня всегда поражало, как внешняя сдержанность может таить в себе невероятную вулканизацию, которая прорывается в определенные моменты. Удивляло сочетание несочетаемого. Когда ты идешь по современному району среди небоскребов, заходишь во двор, а там маленький японский садик. Увлекали контрасты. Умение слышать тишину и избегать суеты одновременно с готовностью существовать в очень жестком жизненном ритме современного города. Не зря у них есть поговорка «Жизнь — это путешествие с тяжелой поклажей, поэтому торопиться надо медленно».