В «The City. Говорим» искусствовед и директор МАММ Ольга Свиблова рассказала о том, почему тиктокеры говорят об искусстве лучше многих критиков, хороший ли коллекционер Андрей Малахов и собственных проданных мозгах.
Об искусстве как экосистеме
Культура — это экосистема. Сегодня это модное слово. Если хоть одно звено в культуре как экосистеме выпадает, то она тут же оказывается хромой собакой. Что-то заменяется: скажем, печатные книги или журналы покупают реже, они становятся предметом роскоши, как и театр. Телевидение идет в то же самое место, что и печатная пресса. Но приходит что-то новое! Мы же смотрим трансляции на сайтах. Критика, допустим, жила раньше в каталогах, а сейчас абсолютно все онлайн. Нужно думать о своей аудитории, а у нас она молодая. До пандемии у нас было 86 % —18–35 лет, а сегодня пришли те, кому еще не исполнилось 16. Ну и у нас самая плотная посещаемость в Москве. На 2 150 квадратных метров — 3 800 человек. Столько даже не надо.
О тиктокерах
Инсталляция Елены Артеменко/YouTube
Тиктокеры к нам сами пришли — видимо, был какой-то триггер. Ничего особенного в наших социальных сетях (а они правда хорошие) ради этого не делали. Но это не «ой, пошли тиктокеры». Это были сотни тысяч постов из МАММ! Мы проанализировали TikTok и Instagram и обнаружили четыре зоны, где люди делают больше всего контента. Одной из них стала инсталляция «Тревога» с графиками заболевших коронавирусом. У тиктокеров есть язык и клише — ими они очень точно выражали эмоциональные зоны выставки. Возможно, это получалось у них даже точнее, чем у некоторых критиков, пишущих об искусстве. Меня в TikTok нет, мне некогда. Хотя я бы их там перетанцевала.
О биеннале
Билл Каннингем. Ава Черри и Дэвид Боуи. Вечеринка премии «Грэмми»
Сейчас стартовала 12-я биеннале «Мода и стиль в фотографии». Один из ее проектов — это выставка легендарного нью-йоркского фотографа Билла Каннингема. Он писал, фотографировал и фиксировал пульсацию между высокой модой на подиумах и тем, что творится на городских улицах. С другой стороны, ему была интересна жизнь звезд. Барышников, Уорхол, Стрейзанд, Миннелли — он ловил их в ситуациях, когда они вышли из софитов. Нормальный человек хочет видеть свет софитов. Звезда в нем живет. А иногда ведь хочется быть просто человеком и купить шаурму.
О маркерах времени
Мода — это маркер времени, причем очень серьезный. Мода, как и современное искусство, — это телескоп, направленный в будущее. Мы видим то, что произойдет завтра. Скажем, AES+F. В 1996-м у них появляется «Исламский проект», а после 11 сентября весь интернет транслирует их работу, эту статую свободы, закрытую исламской чадрой. Все воспринимают как предчувствие. А это оно и было! Просто не было такого художественного дискурса.
Об Антонио Бандерасе
Материнство. Антонио Бандерас/Mamm-mdf.ru
Антонио, прости меня. Я так хотела его увидеть, но в день открытия выставки в Москве меня тут не было (выставка проходила в ММАМ в 2016 году. — Прим. ред.). Люди пришли. У нас была перекрыта Остоженка. Все хотели если не прикоснуться, то хотя бы увидеть. Антонио снял хорошие фотографии, но это не тот класс, который он показывает как актер. Через неделю там никого не было. Ты не обманешь людей, так это работает.
О коллекционерах и Малахове
Родиться с хорошим вкусом нельзя, как нельзя родиться с хорошей фигурой и интуицией. Но бывает предрасположенность. К тому же вкус коллекционера развивается. Хороший коллекционер вырастает, когда есть страсть. Коллекция — это узелки на память. Мы ведь меняемся! Скажем, Андрей Малахов — очень хороший коллекционер. Он иногда открывает молодых художников, которых я потом иду смотреть. Он не боится делать выбор и очень серьезно идет вперед. Он разумный, он же не миллионер — на крупных аукционах позволяет купить себе хороших художников, но это достойные работы.
О проданных мозгах
Мне много лет говорили, что я сумасшедшая. Я пошла в американской госпиталь в Париже, сделала томографию. Получила очень красивые пленки. За 25 лет я лучше не видела. Они были такие красивые, что мой муж вставил их в лайтбоксы, всего их получилось семь. Я выставила эти лайтбоксы на первой фотобиеннале под псевдонимом Ляля Самолетова. И когда меня спрашивают: «Зачем ты это сделала?», я говорю честно, потому что мне даже врать некогда. Ведь что делает директор музея кроме того, что он пишет, формирует экспозицию, придумывает программу, монтирует, чинит крышу… Он еще ходит с протянутой рукой. Музею нужны деньги. В этом году у нас юбилей. Мы будем делать благотворительный аукцион. Там мои мозги идут хорошо. У меня остались последние.