«Бессрочный отпуск»: что посмотреть на ретроспективе «Москино»про 70-е

Секрет поистине волшебной прелести «Осенних свадеб» может продемонстрировать кадр, где в сцене свидания юных влюбленных перед камерой начинает порхать бабочка. Необязательно знать, что у греков бабочка – символ души, чтоб ощутить тут прикосновение других пространств и измерений. Бабочки знают, к кому залетать на съемочную площадку. «Осенние свадьбы» из таких волшебных мгновений-озарений сотканы, как и вообще кино Бориса Яшина. Оно пребывает за пределами советской идеологии. Не спорит с ней, не препарирует ее, а просто существует в другом пространстве, трактует другие предметы – например, эфемерность бытия («и никого не трогало, что чудо жизни – с час»). И юная героиня «Свадеб…», до свадьбы ставшая вдовой, в своей заторможенности-зачарованности – как в предчувствии этого пространства (неведомый шедевр Валентины Теличкиной) – ему под стать. Может быть, потому наша критика, занятая социально-общественными проблемами, особого внимания яшинским фильмам не уделяла («сюжет для короткометражки на 20 минут, растянутый до полного метра»), хотя «Осенние свадьбы» получили приз за лучший дебют в Локарно-68.

Возможно, одна из самых нелепых пародий на Джеймса Бонда в кино: Визбор на арене цирка, Алла Демидова в желтом берете с сиреневыми тенями вокруг глаз и остальные краски анилиновых 70-х – в «Ты и я» бытовая эстетика кричащего советского китча того времени получила одно из самых ярких воплощений. Но, будучи знакомым с творчеством Ларисы Шепитько, можно догадаться – это лишь контрастный фон для экзистенциальной драмы высочайшего накала: драмы интеллигенции, окунувшейся в мир потребления, и шестидесятников (яркими представителями которых были и Шепитько, и Визбор, и сценарист фильма Шпаликов), отлученных от большой идеи. Это фильм про сложные отношения с прошлым, про непреодолимое желание заново обрести ощущение собственной миссии, про невозможную, но в то же время и нерасторжимую связь с коллективом, народом, нацией. Это надрывный фильм про коммунизм, про жажду смысла, про личные отношения с идеологией, еще не успевшей окончательно превратиться в свинцовую маску для поколения тогдашних 30-летних. И в этом смысле «Ты и я» – одна из центральных и самых удивительных картин своего безгеройного времени.

«Карпухин» – негромкое кино. Судебный триллер, который хоть и держит зрителя в напряжении, но держит мягко и бережно. Конфликт приглушен – вместо грандиозного столкновения характеров и идей лишь локальная история одного случайного преступления, частный судебный случай. Звездные исполнители отсутствуют – по экранным кабинетам сидят обычные люди, их слова, неподкрепленные актерским авторитетом, звучат будто не вполне уверенно, повседневно. И разве могло так случиться, что на съемках такого фильма, в его строгих кадрах, его геометрических локациях встретится, сцепится все, что было и чего уже нету за несколько десятилетий советского кино?

Сценарий пишет представитель «лейтенантской прозы» Григорий Бакланов, чей рассказ «Был месяц май» затем экранизирует Марлен Хуциев, а Кира Муратова поставит в соавторстве с ним «Познавая белый свет». За съемку «Карпухина» берется Владимир Венгеров, человек, с первых лет в кино удостоившийся звания «сердечного адъютанта» от Фридриха Эрмлера, работая безалаберным ассистентом на разговорном военном триллере «Великий перелом». Позже Венгеров сам займет руководящий пост, должность начальника Третьего творческого объединения «Ленфильма», где дебютирует в качестве режиссера Алексей Герман. Именно на опережение Германа словно и работает в те же годы Венгеров, интонационно предсказывая в «Карпухине» и «Двадцать дней без войны», и едва ли не «Ивана Лапшина» – утомляющей вязкой подробностью фильма, гипнотическим потоком заношенных слов.

В 70-е секса у нас в стране не было – по крайней мере в кино. Именно тогда 33-летний Андрей Смирнов снял по собственному сценарию фильм про то, как любившие друг друга в юности ленинградцы Илья (фактурный Леонид Кулагин) и Александра (первая жена режиссера Наталья Рудная) понимают, что чувство в них еще живо и сбегают от своих семей в отпуск в деревню. Большую часть отведенной недели они проводят голыми в постели, правда, завернувшись в простыни и разговаривая, но по советским меркам и это было слишком смело – потому фильм и вышел в прокат на минимальном количестве копий, а Смирнов надолго был отлучен от съемок. Но главное в картине, конечно, не намек на эротику, а взаимные упреки и оправдания, маета и тоска интеллигентных людей, идеально вписывающаяся в унылый и сирый заоконный пейзаж и озвученная чтением стихов Пастернака в сельской пивной. Контрастом изломанным и сложным натурам становится простая деревенская пара – витальные и не склонные к излишней рефлексии Наталья Гундарева и Александр Фатюшин. Впрочем, в фокусе Смирнова остаются именно главные герои, попытавшиеся войти в одну и ту же реку дважды и в результате не просто вымокшие до нитки, а повисшие в пустоте. Сцены из супружеской жизни эпохи застоя, история неприкаянных и разочарованных людей, которые затем все чаще и чаще станут появляться в советском кино – у Абдрашитова, Балаяна и, конечно, Данелии. Но первым заговорил о них все-таки Смирнов.

Пьеса Виктора Розова, по которой снят «На край света…», называется ровно так же, как и самый известный роман Джека Керуака. Вдобавок это общее на двоих «В дороге» парафразирует заглавие сборника ранних рассказов Горького «По Руси». Такая затянувшаяся перекличка кажется все менее нелепой по мере того, как герои фильма, поздние тинейджеры Володя и Сима, перебиваясь случайным заработком и нищенствуя, становятся неотличимы от «бродяг Дхармы» и горьковских перекати-поле. Советские подростки экранных 60-х бежали из дома на условные «юга» за приключениями и – если цитировать Дэвида Боуи – за «новой карьерой на новом месте». Это был поиск себя и восхождение из пустоты в измерение возможностей. Бегство Вовы и Симы, напротив, начинается падением буквальным (на рельсы под поезд) и продолжается падением символическим, куда-то в подкладку Родины, фактически – отказом от гражданства, родства и имени. Частная энтропия и социальное самоубийство увядших цветов жизни по всем правилам декаданса сопровождаются экзальтацией вполне эротического толка. Исполнительница главной роли, 19-летняя дебютантка Вера Глаголева, после съемок вышла замуж за режиссера Нахапетова, и вибрации желания передаются камере, которая всю дорогу так и ныряет под короткое платьице Симы.

Динара Асанова – ключевой и очень недооцененный автор советского кино, чьи фильмы не получили достаточно любви при ее жизни и поблекли на фоне куда более успешных современников после ее смерти. Для меня она автор невероятной деликатности с редким для СССР неоценивающим сострадательным взглядом – с эмпатией, благодаря которой каждый ее фильм проживается как опыт, а не просто экранная история. «Беда» при всей драматичности тематики – фильм не обвинительный, не о поиске хорошего и плохого. Это сочувственное и нежное кино о человеке сломленном, но заслуживающем уважения и любви. Если и есть режиссер в советском кино, полностью понимающий и умеющий передавать уязвимость, – это Асанова.