Биохудожница Даша Плесень делает арт-объекты с плесенью. В чашках Петри (прозрачный лабораторный сосуд в форме невысокого плоского цилиндра, применяется в микробиологии и химии. — Прим. ред.) она соединяет ее, цветные пигменты, бусинки и даже маршмеллоу. Мы поговорили с Дашей и узнали, почему ее мастерская — секретное место, куда она никого не пускает, и как на туфле можно прорастить плесень (а главное — зачем).
Десять лет назад в Британской высшей школе дизайна нам задали придумать тему для первой выставки. Идея пришла во время медитации: в какой-то момент я просто вырубилась и увидела образы чашек Петри. Сначала хотела создать микробиологическую карту пространства, с которым ежедневно взаимодействую — дом, университет, транспорт: условно — как бы выглядел мир в специальных линзах, которые видели бы всё на микроуровне.
Для начала я пошла томить говядину, три часа вываривая бульон, а потом разлила по бутылкам, подготовила чаши Петри и ждала. За два месяца с бульоном ничего не произошло, потом я поняла, что мне не хватает какого-то ключевого элемента или источника, связанного с микробиологией. При этом у меня нет какой-то базы, нет лабораторного протокола, обо всем узнаю с помощью экспериментов.
В голове у меня есть метамастерская, в которой я начинаю все моделировать: чашка, объем, структура. А затем я иду в реальную мастерскую, встаю за плиту, варю агар-агар. Там у меня уже лежат подготовленные пигменты, чаши, библиотека спор и дополнительные элементы, например кондитерские посыпки, бусинки и другие штуки.
Делать все нужно довольно быстро, потому что агар застывает практически моментально. Есть буквально пара минут, чтобы сообразить, что куда капнуть и какой получится эффект.
Я работаю в двух техниках: когда чаши свободно прорастают и я их не трогаю, либо когда использую трафареты, разделители или иглы, чтобы они росли по форме. Затем я отправляю все на культивацию. Только через три дня становится понятно, как пойдет процесс. Чаши нужно ежедневно проверять, смотреть, не появилось ли там заражение, антибиотики я не использую. Еще важно фотографировать чашу на разных стадиях: ранней, промежуточной, финальной и постфинальной.
На создание одной чашки уходит около месяца, за раз можно хоть 500 штук сделать, но вопрос в том, сколько окажутся успешными. Бывает так, что из 50 мне подходит только десять. Воссоздать предыдущие работы тоже нельзя, как бы я ни пыталась. В конце все утилизирую: ко мне приезжает специальная компания и сжигает чаши. Это считается отходами класса В.
Если принести чашки на выставку, то они спокойно простоят неделю. Просто зритель будет видеть разные фазы роста. На первый день — три колонии, на второй — четыре, а под конец чаша уже полностью зарастет.
Моя мастерская — это приватное место, куда я никого не пускаю. Микробиом нельзя нарушать. Назовем ее неким пространством, разделенным на три сектора: первая для больших работ, вторая — для высушивания эпоксидной смолы, третья — для культивирования. Вся мастерская — примерно 50 квадратных метров.
Если бы я думала о том, что работа с плесенью может мне навредить, никогда бы этим не занималась. Мы вдыхаем тысячи спор каждую секунду, едим горгонзолу или фуэт. Часто люди не понимают, что я могу что-то выделить из сыров, кваса, соевого соуса.
Нравится что-то объемное, как, например, туфелька. Еще Барби очень классно вышла. Еще я как-то раз делала слепок груди для выставки в Новосибирске. Помню, как варила агар в номере отеля, в чемодане была чашка с плесенью, нужно было все быстро пересадить. В итоге слепок лопнул во время выставки, потому что я сделала неправильную пропорцию.
17 января