Алексей Иванов: из чего складываются книги одного из главных прозаиков современности

К выходу нового романа Алексея Иванова «Невьянская башня» (издательство «Альпина.Проза») литературный обозреватель Ксения Рождественская вспомнила его лучшие книги и рассказала, почему Иванова можно назвать одним из важнейших современных российских писателей. 18+

Расписание уроков

Когда-то он работал учителем (говорит, что хорошим), гидом-проводником (ходил с туристами на байдарках или катамаранах по реке Чусовой), был журналистом. В 1990-е писал фантастику, печатался в журналах. В 2003 году вышло «Сердце пармы», и литературный мир, привыкший к постмодернистской иронии, слегка испугался: «звериная серьезность», «литературный курьез», «дикий текст». Роман даже убрали из лонг-листа «Букера».

Вообще, у Иванова не складывались отношения с большими наградами — у него нет ни «Букера», ни «Нацбеста», ни «Большой книги». Он не очень вписывался в литературную жизнь 2000-х, и критики не всегда знали, что о нем сказать. Кто-то говорил, что он блестящий стилист. Кто-то уверял: Иванов — автор «треш-изделий». «Новый Лев Толстой», «бизнес-проект», автор, который полностью изменит русский роман.

Н. Чернохатова/Octagon.Media/ТАСС

Он, обижаясь, злясь, вообще отказываясь от участия в премиях на целых десять лет, продолжал писать книги. Абсолютно разные, из разных времен и стихий, эпосы и плутовские романчики, нон-фикшн и тексты, основанные на собственных сценариях. Полное крови и ярости «Золото бунта» (2005) о сплавщиках XVIII века, «Блуда и МУДО» (2007) о более чем современном художнике Моржове и его философии, «Ненастье» (2015) о ветеране-афганце и криминальных разборках, двухтомный «Тобол» (2018) о Сибири в петровские времена, «Бронепароходы» (2023) с Троцким и гражданской войной между речными пароходами, «Вегетация« (2024) — вообще постапокалипсис...

География

Каждая книга Иванова — своеобразный путеводитель по конкретному месту и времени. «Золото бунта», например, основано не столько на исторических сюжетах, сколько на географии реки Чусовой, по которой Иванов возил туристов. Теперь, кстати, во время сплавов цитируют его.

Но Иванов исследует еще и пространства между мирами. Почти всех его героев мотает в поисках места, где их душа «разворачивается вместе с пространством».

Он может рассуждать о княжестве Пермь Великая, как в «Сердце пармы», или о Магнитогорске постапокалиптического будущего, как в «Вегетации», или исследовать туалеты студенческого общежития, как в «Общаге-на-Крови». Но как только его герои на секунду останавливаются и вглядываются — кто в небо, кто в себя, — пространство вокруг них расступается, расширяется, проявляется подкладка мира, и лезут сквозь нее призраки, демоны, языческие божки, вампиры. Нестрашные. Не страшнее человека — пермяка, вогула или пионера.

Технология

Алексей Иванов всегда исследует механизмы — социальные, национальные, промышленные, создания железа и фольклора, выдавливания человека из общества. И механизм истории.

Алексей Иванов пишет о том, как одно переплавляется в другое. Как из разных народов, заблуждений, религий, божков, проповедников, героев возникает империя. Как из железной руды получается чугун. Как из аграрной страны выламывается индустриальная империя. Как ломается механизм истории, когда в нем застревает какая-то человеческая фигурка. Как душа становится дымом.

Он пишет и нон-фикшн — простые тексты, похожие на школьные учебники. «Речфлот» — документальный товарищ «Бронепароходов», «Message: Чусовая» — туристическая брошюра по местам «Золота бунта», а «Горнозаводская цивилизация» — путеводитель не только по «Сердцу пармы», но и по свежей «Невьянской башне».

Вряд ли кто-то еще из современных российских писателей умеет с такой лихостью закручивать действие — с погонями, перестрелками, интимом на грани порно, сполохами потустороннего, — и при этом легко перебирать жанры от пионерской страшилки до исторического эпоса, и мастерски перепридумывать язык, и уважать выбор своих героев. Он прет через все пороги большого русского романа, с его вечными нерешаемыми вопросами и с ненужными ответами.

Кадр из фильма «Географ глобус пропил»

Все это иногда работает против Иванова: его погони-перестрелки настолько кинематографичны, что фильмы и сериалы, снятые по его романам («Сердце пармы» или «Пищеблок»), кажутся одномерными. За исключением, пожалуй, лукавой истории о «лишнем человеке» «Географ глобус пропил» Велединского с Хабенским в главной роли.

Умение Иванова говорить на разные голоса и предлагать читателю книги принципиально разных жанров привело к тому, что, когда он уже после «Золота бунта» и «Блуды и МУДО» выпустил триллер «Псоглавцы» под псевдонимом Алексей Маврин, некоторые критики решили, что это дебютный роман какой-нибудь молодой бабушки.

История

Безусловно, Иванов пишет тексты, которые можно назвать историческими романами. Он смотрит, как сменяют друг друга эпохи, но гораздо пристальнее разглядывает человека, барахтающегося во времени.

Кадр из фильма «Сердце пармы»

Все повторяется, говорит Иванов каждым своим новым романом. И сейчас, и в любой другой год жадность людская неизбывна, любовь не спасает, душегубы не переводятся, раскольники веруют во что-то свое, вампиры зовут за собой, цепные псы не расстаются со своими цепями, руки начальства всегда «одна в крови, другая в чужом кармане». История для Иванова — только формат. Не зря он говорит: пусть «достоверные» исторические романы пишут «обладатели машины времени».

Русский язык и литература

Доменная готика «Невьянской башни», пионерский суконный задор «Пищеблока», стилистический бурелом «Сердца пармы» — Иванов, по его собственным словам, занимается «семантической и культурной реконструкцией». То есть перепридумывает словарь и мир, понимая, что стилистическая убедительность иногда оказывается достовернее исторической правды.

Герои всех романов Иванова, живые или умирающие, «лишние» или необходимые, — мастера. Они что-то умеют делать лучше всех остальных, они чувствуют душу реки, или металла, или времени. Они идут туда, куда их тянет судьба.

Кадр из сериала «Пищеблок»

Алексея Иванова надо читать хотя бы для того, чтобы увидеть, как устроен мир с точки зрения мастера.

Текст: Ксения Рождественская