Лишняя профессия: что будет с театральными критиками после карантина?
Попросили Аллу Шендерову рассказать о том, чем занимаются театральные критики в это неспокойное время и какие перспективы у этой профессии.
Чем я занимаюсь, когда не читаю лекции в Zoom, не пишу колонки, не редактирую чужие тексты, не заказываю в интернете очень и не очень нужные вещи, не сижу в соцсетях и не восстанавливаю искусство общения по телефону; когда не слушаю подкасты и не смотрю онлайн лучшие спектакли мира (о которых раньше и не мечтала), не читаю и не оживляю свой английский просмотром мини-сериала Fleabag (мой вариант перевода – «Оторва», и это лучший сериал об отношениях из всех, что я видела). И все же чем я сейчас занята? Я думаю о том, как быть театральным критиком. И как им не быть.
Началось с того, что меня пригласили в одну закрытую артистическую Facebook-тусовку (читайте: группу), где можно предлагать свои услуги с хештегами «могу» и «хочу». Сейчас многие без работы и для разрядки постят массу веселой чуши, но между хохмами реально предлагают услуги с ценами. Кто-то проводит онлайн-экскурсии, кто-то дает уроки вокала или танца (я уже записалась), кто-то читает книжки вслух. Мне тоже захотелось попробовать, и я предложила, что напишу словесный портрет любого желающего. Цену выставила минимальную, а условием – несколько подробных бесед.
Спектакль La Passione, режиссер Ромео Кастеллуччи. Фото: Arte.tv
Честно скажу, это был эксперимент. На отклик я не рассчитывала (разве что думала срубить какое-то количество лайков от знакомых), но очень скоро во все мессенджеры мне стали приходить послания. Режиссеры и режиссерки заказывали свой портрет, мягко укоряя меня, что я не смотрела их спектакли. Припоминали, сколько раз и даже в какие числа они звали меня на премьеры, а я не приходила. Еще они слали видео. И комментировали их рассказами, как не смогли заполучить на премьеру ни одного критика. А если кто и приходил, то выяснялось, что публиковать рецензию ему негде. Грустные режиссерские песни лились из моего телефона: суп выкипал, я забывала солить, перчить и переворачивать. Обед сдвигался к ужину, на сериал и Zoom с мужем не оставалось сил, шедевры Ромео Кастеллуччи и Дмитрия Чернякова транслировались не для меня. Выросший, но голодный ребенок заглядывал мне в глаза.
Не буду сейчас рассуждать о кризисе гуманитарных наук, который развивается во всем мире, причем уже несколько десятилетий (об этом можно почитать, например, «Будущее гуманитарных наук» Михаила Эпштейна). Я лучше расскажу о том, что происходило и происходит с моей профессией.
Завязка. Когда я поступила в ГИТИС, никакого распределения уже не было в помине. Меня очень притягивала журналистика, но писать хотелось именно о театре – чтобы понять его изнутри. В дальнейшем я собиралась делать театр сама – по наивности я не признавала никаких границ между театральными профессиями и считала критиков такими же творцами. Я работала (где только не работала), а параллельно писала о театре. Все места в редакциях были заняты еще вполне молодыми людьми предыдущего поколения. Это был тот период, когда полубоги с научными степенями сходили с Олимпа и устраивались в редакции – в газетах прилично платили (а во всех НИИ – уже неприлично). Таких отделов культуры, как в конце 1990-х, не было ни до, ни после. Я пришла в профессию позже: места были заняты. Но полубоги встретили нас с улыбкой: с первого курса я (и такие, как я) скиталась по редакциям. А меж тем на всех планерках и летучках уже говорили о том, что объем театральных рецензий надо сокращать – их никто не читает. В этом обвиняли старшее поколение (то есть советских еще критиков), которые любили развернуться на достойные их 30 тысяч знаков и напрочь забыть о читателе.
Когда после ГИТИСа меня позвали в одну известную редакцию, уже не предполагалось, что на тамошнюю зарплату можно жить. Старый театр выродился, новый еще только наезжал в виде зарубежных гастролей (спасибо Чеховскому фестивалю и фестивалю NET). Было очевидно, что часть критиков не готова его воспринимать. И те, что были прогрессивнее, тут же на них обрушились. Творцы (то есть актеры, режиссеры, художники, etc.) с удовольствием поддерживали: «Ну да, критики – отсталые дураки, они не понимают. Да и вообще, это все архаика, нужна только реклама». Их голоса долетали до редакций. Размеры рецензий сокращались еще и еще. Критики, кто мог и хотел, жадно осваивали язык нового театра и учились о нем писать. Но пишущих становилось все меньше – раз-другой опубликовавшись в газете, получив копеечный гонорар и тумаки от старших (тех, кому новый театр не нравился категорически), они уходили в завлиты, продюсеры, архивисты – становились историками театра. Но я упорно хотела писать о живом процессе.
«Сказка о царе Салтане», режиссер Дмитрий Черняков. Фото: La Monnaie
Кульминация. К концу 2006-го меня услышали. Два известных издания о культуре позвали меня почти одновременно. Это было чудо. Две зарплаты позволяли мечтать о европейских фестивалях – к тому времени я уже знала, что быть полноценным критиком, не посещая их, нельзя, и что система командировок в газетах и журналах развалилась почти совсем. Тогда же мне открылась горькая истина: даже самые культурные из творцов не понимают смысла моей профессии; путают критику с обслугой, а потом еще расстраиваются: почему газетная рецензия занимает три строчки и куда это подевался знаменитый «разбор, как у Белинского». Мало того, подавляющее большинство звезд считало, что хорошее интервью – исключительно их заслуга, а интервьюер – просто говорящий попугай.
В 2010-е годы случилась еще пара кризисов, издания открывались и закрывались, отделы культуры сокращались до минимума, мы перманентно теряли и находили работу. За последние пять лет ставок театральных обозревателей не осталось почти нигде. Фрилансерами оказались почти все, а газеты и порталы со штатным отделом культуры теперь можно перечислить по пальцам. Конечно, критики еще есть: они преподают, организуют фестивали, лаборатории и читки, работают экспертами, ездят по стране и обсуждают спектакли (такое обсуждение с труппой кажется пыльной архаикой, но эти разборы очень востребованы – театру необходим взгляд извне и фидбэк).
Но они не пишут. А если пишут, то вопрос о том, не странно ли, что критик, получив гонорар от театра или фестиваля, потом публикует восторженную статью об этом мероприятии, я, пожалуй, оставлю за скобками. В нынешней, абсолютно безнадежной ситуации эта практика стала считаться нормальной. Ну конечно: пусть хоть кто-то напишет о том, что в городе N есть такой Добчинский (тем паче если Добчинский талантлив). Тем же самым «пусть хоть так» мне приходится руководствоваться, когда я как редактор получаю текст от театрального автора. Автор может быть талантлив, молод или не очень, но текст пишет левой ногой, а переделывать предоставляет мне. Его мотивация утеряна: гонорар небольшой (зарабатывает автор, разумеется, не рецензиями), а стать настоящим театральным обозревателем, знающим и чувствующим процесс настолько, чтобы объяснить, куда и почему он движется, сегодня никто не надеется. Все знают: шансов выжить у театрального писателя почти нет. Так что и самих этих писателей скоро не будет. От слова «совсем».
«Сказка о царе Салтане», режиссер Дмитрий Черняков. Фото: La Monnaie
Развязка. В общем, удивительно не то, что на спектакли режиссеров, предлагающих мне написать их портреты, не выстраивается очередь из критиков. Удивительно, что кто-то еще о чем-то пишет. Есть какая-то кучка людей (сегодня – довольно разновозрастная), которая ходит по спектаклям в прямом смысле из любви к искусству. Но нас мало, и никто не в состоянии обойти и посмотреть все. А уж написать удается про самое-самое: ведь театральные рецензии и обзоры редакциям нужны не часто. Современный театр остается неописанным и непроанализированным. Составить впечатление по видео можно не всегда. А уж конкуренции с прекрасными западными съемками отечественный театр почти не выдерживает. Грустно за артистов и режиссеров, тщетно дожидающихся, что их поймут и скажут что-то умное про их работу. Как пелось в одном хорошем капустнике: «А критик же идиот – он купит билет и придет». Адьос, ребята, все переменилось – билет к вам слишком дорогой. Лучше посмотреть Чернякова онлайн и съездить в провинцию на заработки.
Вчера вышло официальное обращение председателя СТД РФ Александра Калягина. Он просит российские властные структуры поддержать театры, многие из которых (особенно независимые) в результате карантина оказались на грани исчезновения. Понимаю, что никто не попросит сейчас поддержать критиков. Да я и сама не попрошу – просто потому, что есть те, кому помощь нужнее. Меня приучали и приучили работать на творцов и не ставить себя с ними вровень. Меж тем, даже если предположить, что все театры сегодня исчезнут, обществу понадобятся критики. Хотя бы для того, чтобы объяснить, почему театры исчезли и какой гуманитарной катастрофой это может обернуться.
22 апреля, 2020
