Владимир Хотиненко о Морриконе: «У него был вздорный характер, но отличное чувство юмора»

6 июля в родном Риме скончался 91-летний Эннио Морриконе. Об известном итальянском музыканте, композиторе и дирижере вспоминает кинорежиссер Владимир Хотиненко. Музыку к его фильму «72 метра» тоже сочинил Морриконе.

Любое воспоминание о Морриконе – всегда немного про чудо. И музыка его волшебная, и вообще все, что с ним связано. Одна история нашего знакомства чего стоит! Без помощи провидения точно не обошлось. Я искал музыкальную тему для «72 метров», и впервые в жизни в голову мне ничего не приходило. И вот случайно я достаю с полки диск с фильмом Торнаторе «Малена», к которому Морриконе написал звуковую дорожку. Начинаю слушать и понимаю: вот оно! То, что нужно: чувственная музыка, буквально с запахом моря, но главное – с надеждой. И я вместе с моей женой Танечкой написал ему письмо. Может быть, самое лаконичное и при этом самое точное письмо в моей жизни. Я представился, сказал два слова о проекте: мол, мы снимаем фильм про трагедию на подводной лодке. Но главный мой ключик был в том, что я написал: «В вашей музыке есть красота и надежда, а это именно то, что нужно мне для моего фильма». И думаю, ключик подошел. Потому что и музыку мы с Морриконе для фильма записали, и на семейный обед после работы он нас с супругой пригласил.

Фото: семейный архив

Эннио приехал тогда за нами на простеньком «Фольксвагене-Гольфе», сам за рулем. В клубе, кстати, я впервые в жизни увидел, как можно попробовать предложенное официантом вино, но отказаться от бутылки: Морриконе продегустировал и попросил другое. Тысячу раз я наблюдал этот ресторанный ритуал, но никогда не видел, чтобы посетитель не соглашался с первого раза. Потом была такая итальянская вечеринка со всеми родственниками, с внуками – дедушка запросто доедал за мелкими то, что оставалось в их тарелках. А потом Морриконе вспомнил мое письмо и сказал очень важные слова. Ведь главным вопросом, которым журналисты мучили меня на всех интервью, был «Выживут герои или нет?». И вот Морриконе произнес тост и сказал: «Дело не в том, выживут они или не выживут, а в том, что они спасли свои души».

Фото: семейный архив

А потом выпили, стали песни петь. Я спел «Черного ворона»: когда в форме, я могу хорошо так дать казачатины. И Морриконе подхватил: он спел песню, с которой шли на войну итальянские солдаты во время Первой мировой войны. Так жаль, что запись не сохранилась! Перевод сделал краткий (сам по себе замечательный): «Я иду на войну, наверное, меня убьют, но все равно я иду на войну, и мне хорошо». Морриконе спел песню целиком, она так красиво прозвучала, так трогательно, наивно. Вообще, хочется о нем светло вспоминать. Знаете, он, конечно, не был идеальным человеком. У него был вздорный характер, но зато отличное чувство юмора. И если вдруг он казался в моменте строгим, жестким, нужно было ему прямо в глаза заглянуть. А в глазах – вся его музыка.

Фото: семейный архив

Благо у нас с ним недопониманий никаких не было. Танечка говорит по-итальянски, и мы часто приходили к ним с Марией в гости. Да и на улице просто так встречались. Проблем в беседе не было. Однажды мы встретились случайно, я без Танечки шел по Виа дель Корсо, а он живет на Пьяцца Венеция – в Риме, к слову, лучше жить нельзя. Так вот, иду я, и вдруг навстречу мне Морриконе: «Владимир!» А я по-итальянски знаю только «come va?» и «tutto bene». Еще, на свое счастье, я запомнил слово «vicino», то есть «недалеко». Он меня спрашивает, где Татьяна, я отвечаю, что близко. Позвонили ей по телефону, а пока она шла, несколько минут содержательно размахивали руками, обнимались и целовались посреди улицы Корсо, на удивление итальянским гражданам.

И вот такие вещи, вот эти воспоминания – они навсегда остаются. Он не ушел, в нашей семье он остался. И он всегда будет с нами, как и его музыка – божественная, полная красоты и надежды.