Цикл фильмов «Семидесятые» в Новой Третьяковке: обсуждение с Аленой Долецкой

В Новой Третьяковке в рамках культурно-образовательной программы к выставке «НЕНАВСЕГДА. 1968–1985» показывают фильмы Владимира Раевского из цикла «Семидесятые», которые он снял по заказу телеканала «Москва-24». После показа журналист беседует с приглашенными гостями об эпохе застоя. С Аленой Долецкой, журналистом и переводчиком, бывшим главным редактором журналов Vogue и Interview Раевский обсудил магазины и моду тех лет.

– Какие у вас воспоминания о московских магазинах эпохи 1970-х?
– Я с детства не любила стоять в очередях, но, отстояв, люди покупали что-то, чего не было в обычных магазинах. Я вот помню лечо какое-то нереальное. Сколько лет прошло, а я до сих пор помню вкус, ищу это лечо во всех «Глобусах» и «Азбуках вкуса», все не то. Хотя, конечно, бывало и такое, что принеся что-то домой и открыв, ты понимал, что купил какую-то дрянь собачью.

– А как вы относитесь к этой эпохе в целом?
– В те годы мне было где-то 18 лет. Мне хотелось секса, поступить в университет и выйти замуж. Что, собственно, я и сделала, и получила от этого море удовольствия. На самом деле, жизнь у меня – двадцатилетней оторвы, если уж совсем честно, была невероятно бурная, ярко-эротичная. Это тот самый возраст, когда тебе кажется, что море по колено.

Фото: пресс-служба

– Семидесятые – вообще очень сексуальное время: в мире, в кино, в глянцевой прессе. Можно ли сравнивать советскую эстетику того же времени с американской, британской, французской?
– Общество даже в Советском Союзе никогда не было однородным. И мне наверное повезло больше, чем многим. Дядя моего мужа, который ездил с гастролями за границу, привозил те самые настоящие «Левисы». И вот когда я заходила в МГУ в клешеных «Левисах», это производило эффект взорвавшейся бомбы, уровень сенсации был очень высок. Надо понимать, что тогда американских джинсов не было почти ни у кого: только в семьях дипломатов и у тех, кто имел возможность и не боялся покупать у фарцовщиков. Такая недосягаемая мечта. Ну и вообще, мы, советские девочки из школы с углубленным изучением английского языка, конечно, смотрели британское и американское кино, соотносили себя с героями. Эти фильмы не были доступны всем. Но на самом деле и герои советских фильмов часто очень классно одеты, и вот сейчас, посмотрев хронику, в которой запечатлены толпы действительно бесформенно одетых людей, я думаю о том, что в стране не все было так хорошо, как в том маленьком социуме, в котором жили мы. Довольно тягостное впечатление. Однако если посмотреть фотохронику, например, кинофестиваля того времени, станет понятно, что русская богема от кино одевалась просто феноменально. Можно еще поспорить, кто круче выглядел тогда на красной дорожке – СССР или Запад.

– А как вам кажется, для людей было унизительно отсутствие доступа к каким-то простым вещам вроде нижнего белья, джинсов, обуви?
– Ну я за всех не могу говорить. Я лично очень любила шить, поэтому я доставала журналы мод с выкройками, например, Vogue выходил с приложением выкройки, его можно было достать у портних. И это было абсолютное счастье! За материалом съездить в Тбилиси, попросить свою портниху разобрать выкройку, сшить, и вот, через пару лет ты звезда! Кстати, единственное, из-за чего у меня были проблемы в школе, так это из-за моей борьбы с униформой. Даже самая прекрасная девушка в коричневом платье и черном фартуке выглядит не очень.

Фото: пресс-служба

– Что вы делали со школьной формой?
– Ну, например, я уговорила маму помочь мне сшить твидовый костюм. Мама, доктор медицинских наук и профессор, замечательно шила. Я нашла тонкий твид в коричневых тонах, меланж, но в нем была коричневая молочная нитка. Конечно, когда я пришла в костюме, меня немедленно выгнали с первого же урока, потом за нарушение школьного режима я оказалась на доске позора. Но я все равно сразу после школы переодевалась в мой костюм и по улице шла в нем, чтобы только не в школьной форме этой ужасной.

– А какие еще вещи у вас были не как у всех?
– В конце первого курса у меня было длиннющее в пол пальто, двубортное, полувоенное, из темно-синей шерсти. И самый кайф был идти в нем по Новому Арбату и вот так подметать улицу подолом. Шик невероятный! А еще у нас был английский театр на филологическом факультете, и там мы шили костюмы. Выбегали в них на улицу, конечно, все на нас показывали пальцами, это было очень прикольно.

– Вы никогда у спекулянтов одежду не покупали?
– У меня никогда не было на это денег. Хотелось и еще джинсы, и платья заграничные. Но потом же появились комиссионные магазины – кладезь моды и реально красивых западных вещей, которые сдавали туда дипломаты и актеры.

Фото: пресс-служба

– Как могли девушки в 70-х годах подчеркнуть свою привлекательность, сексуальность?
– Тушь для ресниц – вот это была недостижимая бомба. В СССР было два варианта – «Ленинград» и «Бархатная». Это же гениальная тушь! В коробочку сначала надо было плюнуть, потом свою слюну размазать плоской кисточкой и потом этой черной слюной красить ресницы. Вы только представьте, когда вдруг после этого можно просто достать кисточку из колбочки, никуда не плевать, сразу накраситься. Это же просто полет в космос! Конечно, за такой тушью очереди стояли.

– Ну разве это не унизительно для человека, читающего Пушкина и Фолкнера, плевать в тушь?
– Незнание не существующего в твоем мире не может унизить. Вот я вам расскажу про унижение. Я очень долго не была за границей, меня не выпускали. И вот момент: поездка в Америку (я переводила важные переговоры), участники конференции попросили купить попить. Ну и я пошла в первый раз в жизни в настоящий супермаркет. Стояла, смотрела на дворец еды и прочих товаров, и у меня полились слезы. Это были первые слезы унижения. Это было невероятно унизительно, потому что я увидела весь контекст. У нас тогда нигде супермаркетов не было, только «Березки» с привкусом запрещенки, где товары выдавали по чекам, а чеки непонятно откуда брались. А тут супермаркет, гигантская империя изобилия, в одну секунду ты понимаешь, что если это магазин продуктов такой, то что же там дальше. Думаю, страну держали за железным занавесом именно поэтому: когда ты видишь весь диапазон не только коммерческой и пищевой части, а музейной, потребительской, кинокультуры, культуры бытия чистоты – это, конечно, взрыв мозга. Ведь даже латиница производила магический эффект, это только из-за запрета. Когда страна открылась, кириллица очень быстро стала модной, с ней работают самые продвинутые дизайнеры. Наелись латиницей, пакеты Marlboro больше никто не стирает и не сушит на батарее.

Фото: пресс-служба

– Как вы считаете, сильно повлияли на нас эти запреты?
– Память запрета передается через семью и, если дома бабушки, дедушки об этом помнят, всенепременно эта память есть. Но мне кажется, этот генетический страх постепенно исчезает. Я хорошо помню, как мои родители боялись: папа был сыном врага народа, у бабушки 17 лет ГУЛАГа. Тяжелая история семьи, которая пострадала от Сталина и режима. И меня так воспитывали дома: за закрытыми дверями можно, но вышла из дома – забыла все. Это меня спасло и не один раз. У меня были книжки, которые не издавали в Союзе и их нельзя было читать. Но родительская подготовка меня спасла: ко мне все приходили читать ночами, а я делала вид, что у меня гости и я пеку сырники. А у меня была изба-читальня, о которой никто не догадывался. Надо было уметь молчать. Мне очень хочется, чтобы у поколения 20-летних уже не было хотя бы этого генетического страха.

Следующая встреча цикла «Семидесятые» состоится 1 октября в 20:00.
«Общепит» и «Рыбный день»: Владимир Раевский поговорит с поваром, журналистом и кулинарным писателем Алексеем Зиминым о еде домашней и ресторанной.
Где: Большой зал Западного крыла Новой Третьяковки (Крымский Вал, 10)
Билет: 300 рублей