Режиссер «Игры престолов»: «В американских сериалах зрителя держат за дурака»

Алик Сахаров, эмигрировавший из СССР в начале 80-х, сделал невероятно успешную карьеру в США – сначала стал оператором, а потом режиссером культовых проектов HBO. Впервые за 38 лет всего на пару дней он приехал в Россию, чтобы выступить на фестивале кино Telling Stories в Москве.

Фото: Telling Stories Fest / Facebook

О советском детстве

Я рос в Ташкенте, около Госпитального рынка, в совершенно матриархальной семье, главной богиней которой была моя бабушка. Ей удалось создать вокруг меня особенный мир. Словно находишься под зонтом, защищающим тебя от бурь и непогод. Помню, все, что я хотел в раннем детстве – просто быть дома. Ну и еще, пожалуй, мечтал стать водителем трамваев, которые грохотали у нас под окном.

У меня была очень простая семья, совершенно не про искусство. Дедушка – сапожник, работал в маленькой будочке, бабушка – домашняя хозяйка, мама была медсестрой, а отца я не знаю, он нас сразу бросил. Это были 60-е годы, и я долгое время даже не знал, что такое кино. Поэтому хорошо запомнил свой первый поход в кинотеатр. Мама вытащила нас на индийский фильм «Сангам», и весь сеанс я крепко проспал, отчаявшись разобраться в перипетиях сюжета.

А потом мы переехали Москву. Мой отчим с мамой решали, чем бы меня еще занять, и отвели в фотокружок местного дома культуры. Так мне открылся чудесный мир. Как сейчас помню: комната со зловещим красным светом, магия, когда из темноты всплывает изображение. Мне купили маленькую простую камеру, и я стал снимать. Ходил по городу и просто щелкал все, что вижу: прохожих, мосты, булыжник на мостовой. Следующий фотоаппарат я купил в ГУМе в 12 лет – он был получше. Помню момент, когда стал вдруг обращать внимание на свет. Это произошло случайно: вдруг перегорела лампочка на потолке в коридоре, а из двух других комнат лился яркий свет. И я увидел контур стоявшей в темноте мамы: ее фигура была словно очерчена невидимым карандашом. Я понял, что светом можно рассказывать истории, и стал экспериментировать.

Когда мне было 15 лет, родился брат. Мама купила кинокамеру и попросила, чтобы я фиксировал, как он растет. У меня был проектор и, снимая маленькие ролики, я склеивал пленку. Совершенно примитивным методом монтировал, но все получалось.

О том, как снимал «Игру престолов»

В проект меня сначала позвали оператором, но я выторговал себе режиссерское кресло. Похоже, такое нахальство продюсерам даже понравилось.

До начала съемок мы устроили с другими режиссерами общую планерку, где все подробно обсудили. Чтобы снимать сезоны быстрее, над сериалом работает несколько режиссеров. Один сезон в итоге снимается месяцев за восемь, над ним трудятся сразу параллельно три-четыре съемочных группы. У каждой есть костяк, который не разделяется: обычно это режиссер, оператор и главный помощник режиссера. Все они должны действовать по одним условным правилам.

Идея разделить по цвету и колориту королевства была общей. Решили, что на юге будет теплый мир, с другими фильтрами, а вот Винтерфелл должен быть монохромнее. Перед тем как делать первый эпизод, мы создали «визуальную библию»: подробно расписали средства, правила. Не для того, чтобы кого-то ограничивать в творческом самовыражении или бить по рукам, а просто чтобы сделать основу, которую можно будет дополнять.

Фото: HBO

В конце дня есть 45-50 минут (на Севере этот промежуток чуть больше) такого волшебного времени, когда солнце зашло, но темно еще не стало. В Америке эта часть дня поэтично называется magic hours, в России более сухо – «режим». «Игру престолов» мы снимали в Ирландии, там режим длится дольше, но капризная погода меняется каждые 20 минут. За несколько часов до режима мы привозили на локацию группу, репетировали, устанавливали сцену, чтобы найти настроение и «запереть», зафиксировать его. Потом делали перерыв и ждали, когда наступит режим. Как правило, снимали двумя камерами, чтобы создать угол съемки. После такой основательной подготовительной работы требовалась буквально пара дублей – и все готово.

Я внес в сериал свое восточноевропейское понимание материала. Мне кажется, в нашей традиции композиция и выдержка кадра, ритма другие. Не знаю, как это делалось в «Игре» с пятого по восьмой сезоны. Я над ними уже не работал и просто не смотрел их. Но во втором и особенно в первом сезоне много времени уделялось свету, композиции и мизансцене. Они в кадре постоянно менялись, благодаря чему он словно становился выпуклым и дышал.

О «Клане Сопрано»

«Клан Сопрано» – один из моих первых известных проектов. В качестве оператора меня на него пригласил режиссер. На первой встрече он сказал: «Я не хочу делать эту историю с американской точки зрения. Было бы намного интереснее рассмотреть ее с восточноевропейской стороны. Сможешь?» А я подумал: интересно, что он от меня хочет? Ну ладно, просто сделаю так, как чувствую. И выяснилось, что такая несовместимость между культурами только делает материал ярче. В американской системе все снимается слишком дробно и потом складывается в единую картину. А мы решили пойти другим путем. Все, правда, вернулось на круги своя, как только сериал набрал обороты и стал популярным проектом.

Где-то месяц назад я получил письмо от создателей, в котором меня попросили пересмотреть первый эпизод. Я его уже не видел лет 15. Да зачем, говорю? Но так и быть, пересмотрел. И, во-первых, он мне очень понравился, а во-вторых, я вдруг не ощутил к нему своей принадлежности. Просто подумал: как складно сделано, разве это был я? Хотя обычно свои новые фильмы не пересматриваю, потому что всегда ими недоволен. Но тут прошло достаточное количество времени, и я так отдалился от проекта, что он зажил своей жизнью и будто стал не моим. Будто вырос и отдалился твой ребенок.

О самом большом провале

В начале карьеры благодаря заработку от рекламы я мог себе позволить работать в креативных проектах бесплатно – просто для души. Как-то раз меня позвали за камеру снимать музыкальный клип на обратимую пленку. Диапазон в ней – всего четыре диафрагмы, и если не попадешь в середину – пиши пропало. Я тогда ее переосветил, а это еще хуже, чем недоосветить. Когда мы с режиссером просматривали материал, у меня сердце ушло в пятки. Но он сказал: мы, конечно, переснимем, но отдельные моменты очень интересные вышли, их можно включить. Так и сделали.

О вдохновении и Тарковском

Меня часто спрашивают, как получилось, что видишь это так, а не эдак. Лет в 17 я впервые увидел фильм Тарковского «Зеркало», и это оказался самый переломный момент в моей жизни. Я до сих пор вожу эту картину с собой на все свои съемки. Тарковский сумел донести до моего сознания то, что не сумел никто. Кто я такой, что я такое, чем я дышу, зачем я живу. Помог разобраться в себе. Я никак не мог понять этот фильм, но благодаря визуальному ряду чувствовал, что он говорил со мной на одном языке. Что-то соответствовало моему восприятию мира. И это исходило даже не из сердца, а откуда-то глубоко, из самого нутра, и растрогало меня до слез.

Кадр из фильма «Зеркало». Фото:
Киноконцерн «Мосфильм»

Когда я сейчас пересматриваю этот фильм, он и в 60 лет действует на меня точно так же, как в 17. Сколько в нем чистоты, правды, глубокого желания донести до зрителя что-то драгоценное. Вот он, мой мир, только увиденный еще кем-то через другую призму. В этом и есть суть классики: со временем она не стареет, а становится только актуальнее.

О культурном бэкграунде

Я выходец из определенной среды, которая сформировала мое восприятие мира. У нас с американцами разные культуры, поэтому я могу посмотреть на их мир со своей точки зрения. Критики часто говорят: ты в этой работе опять построил какую-то восточноевропейскую систему. Ну а как еще, я же из Восточной Европы! Мы с вами очень созерцательные люди по своей натуре, у нас сильно развит культ сочувствия. Я часто от иностранцев слышу, что русские душевные и теплые, и это правда, это чувствуется. Даже сейчас, когда я приехал на родину спустя годы.

Об американской картине мира

В США немного по-другому смотрят кино и вообще воспринимают сторителлинг. Американцы ассоциируют себя с главным героем, поэтому он не может просто так умереть, а если он в начале фильма плохой, то в конце обязательно должен исправиться. У меня так сорвался проект «Камера обскура» по Набокову, потому что в конце фильма протагонист погибает. Я принес материал, стал обсуждать сюжет, все было хорошо, пока не дошли до финала – и тут американцы были в шоке. И говорят: «А что если бы он не умер, давайте сделаем альтернативную версию?» Я отвечаю: «Да тогда уж лучше и фильм вообще не снимать».

Алик Сахаров на съемках сериала «Карточный домик». Фото: |MDb

О зрителе и сериальных штампах

Я хочу, чтобы сериалы, которые мы сейчас делаем, не были бы такими однотипными, не изобиловали бы штампами. К примеру, ритм. Американцам все хочется рассказать быстро, а мне, знаете ли, не хочется. И получается, что мы диктуем зрителю те условия, на которых он должен принимать сериал. Мне очень импонируют датские кинематографисты: они всегда выискивают интересную ритмическую свободу. У них нет задачи сделать свои сериалы динамичными, чтобы не потерять зрителя. Они не кружат тебя в вихре меняющихся картинок, а притягивают, как магнитом, неторопливым, тягучим повествованием. Мне кажется, это позволяет зрителю приостановиться и задуматься над тем, что он смотрит. Мы же все с вами все думающие люди, мы не дураки. Так зачем же к нам относиться как к couch potato, таким лежащим на диване недоумкам?

О кризисе сериалов

В кино есть большая проблема: художественный язык стал менее выразительным, он беднеет. Ты вынужден идти самым простым путем, потому что на площадке 400 человек, и сложно с такой командой экспериментировать или искать что-то новое. Всем хочется отработать поскорее, получить свои деньги и разойтись по домам. И все перестраховываются, никто не рискует – ни режиссеры, ни актеры, ни операторы. Получается парадокс: большое количество ресурсов приводит к посредственности фильмов. А настоящие гении умудрялись снимать шедевры с командой в пять раз меньше, на остатках пленки, с самыми дешевыми декорациями.

О переезде в Америку и первых гонорарах

В 1981 году я эмигрировал в США. Мой самый первый гонорар был «трехзначный». У меня же нет никакого систематического образования, я не ходил в специальные школы или вузы. До всего додумался сам. Учился вечером дома: читал учебники, книги, смотрел видео, подружился с ребятами в прокате киноаппратуры и просил их мне что-то показывать. Потом потихоньку начал работать в Нью-Йорке, где с 1985 года делал маленькие рекламные ролики для больших корпораций – для IBM, Nabisco. В общем, набивал руку на коммерческих проектах, за которые мне платили хорошие деньги. У меня была камера Ikegami и команда из трех человек: я, мой помощник и soundman. Через некоторое время я получал уже 150 долларов в день, что по меркам того времени было очень хорошо. Учитывая, что работал я где-то дней 12 в месяц. Купил собственную квартиру довольно быстро, в рассрочку.

Фото: Telling Stories Fest / Facebook

О том, как сэкономить бюджет сериала

Когда 400 человек команды обслуживает камерные сцены с двумя актерами – это настоящее преступление. Надо было как-то экономить ресурсы, ведь сначала та же «Игра престолов», к примеру, не была таким масштабным проектом. И мы стали работать по другому методу, который я, как выходец из СССР, с детства привыкший экономить, считаю очень рациональным. Грамотно строим график. Массовые и батальные сцены снимаем в первые три-четыре недели, потом отпускаем львиную часть людей. Сокращаем состав съемочной группы, чтобы на площадке в студии было минимум человек. Окей, пусть мы тогда уложимся не в условные два дня, а в три-четыре, но зато сохраним ресурсы и средства.

О планах

Сейчас я занимаюсь разработкой нового проекта по одному историческому материалу. Действие происходит в Саудовской Аравии, но пока рано рассказывать подробности. Лично мой авторский проект? Возможно, когда-нибудь сделаю картину про Госпитальный рынок в Ташкенте, где я вырос. Почему бы и нет? Переверните вниз головой любого человека и потрясите его – и в нем не останется ничего, кроме воспоминаний о детстве.