Районы-кварталы, жилые массивы: окраины как искусство в «Музее Москвы»

Михаил Фомкин

художник

Мои любимые районы – те, в которых я вырос, – Щукино и Сокол. Если бы я описывал их в двух словах, то это были бы «рыба» и «птица», потому что щука – это рыба, а сокол – птица. Сложно назвать вдохновением чувство, которые я испытываю к спальным районам, в них обычно не очень классно. Возможно, привлекает только правильность форм, если мы говорим о чисто визуальном восприятии. В таких районах чаще всего очень ровные линии, четкие углы, здания очень структурированы, величественны, поражают масштабом и, главное, задумкой. В СССР типовое жилье и спальные районы всегда проектировались и возводились не только для обеспечения людей жильем, но и с какой-то дополнительной целью, например, пропаганды или в попытках построить идеальное жилье для идеального человека, живущего в идеальном обществе. В каждом районе любого города, можно найти что-то, что в дальнейшем может быть интерпретировано как искусство. Например, фотографии панелек из моей работы могли быть сделаны где угодно: на Шаболовке, в Набережных Челнах, Челябинске или Воркуте.

Не могу сказать, что в основу моей работы легли какие-то осознанные воспоминания или опыт из 90-х, просто именно в это время я формировался в среде панельных многоэтажек, маленьких дворов, забитых парковками. Несмотря на всю убогость описанного, эта среда остается, и, думаю, останется и дальше родным местом, которое не выбирают.

Александр Барменков

художник

Из 90-х за мной тащатся воспоминания: отца моего лучшего друга застрелили в собственном подъезде, потом здесь же убили его брата, под грязными лестницами употребляли наркотики. Помню матерные слова в каждом лифте, на каждой стене, в каждом доме. Так что искусство в Крылатском – это ЖКХ-арт, разрисованные помойки и трансформаторные будки, признания в любви каким-то лапонькам и зайкам на асфальте под окнами домов.

Сейчас я снимаю квартиру в районе Никитского бульвара, и я люблю это место. Но все-таки больше всего мне нравятся Хамовники – Плющиха, сквер Девичьего поля, Тружеников переулок, Трубецкой парк. Еще люблю Шаболовку, и все, что оттуда до Нескучного сада. Мне нравятся эти районы за то, что они не спальные – спальные ненавижу как явление. Они как переполненный вагон метро в часы пик. Улицы похожи друг на друга, а дома гармоничны в своем уродстве. Люди в спальных районах сходят с ума в одинаковых квартирах. Я большую часть жизни прожил в Крылатском и первые 10 лет был уверен, что слово «квартира» означает типовую трешку, где я жил. Когда я впервые попал в гости в дореволюционную квартиру на Тверской, с потолками выше трех метров и с десятью комнатами, то просто не понял, где нахожусь. Наверное, в каком-то смысле источником вдохновения для творчества и является моя нелюбовь к этим спальным районам.

Анна Аматуни

художница

Я родилась в Москве и всю жизнь жила в очень зеленом районе (Фили-Давыдково) в длинной пятиэтажке на последнем этаже. Прямо рядом – овраг с рекой, чуть дальше у метро – яблоневый сад, через дорогу – лес с бывшей дачей Сталина и белками, который тянется до парка Победы, да и сам дом словно в лесу – в окно заглядывают деревья, выросшие с 60-х годов выше крыш. Первое, что вспоминается из 90-х в моем районе, – отсутствие света, фонари стоят, но не горят. И беготня по гаражам, конечно. Помню одну историю: мы с родителями в гостях в неизвестном мне спальном районе, я почему-то оказываюсь одна, поздно ночью захожу в лифт, он закрывается и, выключив свет, не двигается с места. Была зима, на мне были темно-синие перчатки со звездочками, которые, как оказалось, светились в темноте – я барабаню по стенкам, а они так красиво мерцают. Часто, когда мне приходилось заходить в лифт, он меня не чувствовал – была очень легкой, и ему казалось, что никто не зашел. Боялась ездить на них, но мне особо и не приходилось: в хрущевках их нет. Интересно, что эту историю я вспомнила уже после того, как придумала эту инсталляцию для выставки. Мой дом давно оказался в списках на снос, но к удивлению, съезжать никуда уже не захотелось, хотя всегда было желание переехать в центр. После этого я особенно полюбила это уже родное место. Например, так сильно я никогда не ценила воздух этого района (хотя рядом Кутузовский проспект, но от него ни шума, ни дыма). Особенно мне нравятся спальные районы на рассвете и ночью. Одна красота – утром, в тишине, холодности, безлюдности и их геометричности, другая – когда ночью смотришь издали, как в окнах еще горит свет, словно небо упало на землю.

Александра Новоселова

художница

Я родилась и в течение 29 лет живу в Хамовниках на Плющихе. С детства я любила ходить по узким улочкам от Плющихи до набережной, гулять вдоль Новодевичьего монастыря. Плюс мой дом находится на одном из московских холмов рядом с Ростовской набережной, с которой открывается невероятная панорама: Киевский вокзал, мосты, Москва-Сити, сталинки. Я очень люблю на этой набережной встречать закаты. Из 90-х я запомнила больше всего сгоревший Белый дом, даже рассказывала маме сказку, как жил белый дом, а потом стал черным. Я выросла в семье архитекторов, и поэтому история зданий в сочетании с историей событий всегда будоражили мое воображение. Еще из 90-х помню Старый Арбат осенью: он был весь в мусорных пакетах, поднялся сильный ветер и пакеты начали летать по Арбату как большие медузы. Мне нравятся старые проекты советских спальных районов, в них есть какая-то невесомость, они похожи на воздушные замки, которые скребут небо и стоят на отшибах, в них есть что-то средневековое. Хотя это я, скорее, романтик. Мне нравится их отрешенность, но это ощущение приходит из-за соотношения пропорций здания и общей застройки. Большинство современных спальных районов меня вводят в уныние, но есть и хорошие грамотные архитектурные решения. В моем районе, безусловно, есть искусство – дом Щусева на Плющихе, который выстроен в форме полукруга – архитектор спроектировал его так, чтобы обогнуть небольшую церковь, которая стояла здесь раньше. Позже церковь снесли, а дом-полукруг остался.