От любви к Петербургу до исследования кошачьего «мяу», от изучения посттравматического синдрома до психотриллера о бездомном, — в книгах конца мая уже ощущается нешуточная летняя жара. Собрали топ-10, которые стоит прочитать.Анна Баснер. «Парадокс Тесея». «Альпина»
Все питерские мифы, упакованные в хулиганский арт-детектив: тут и всадник, преследующий бедного бездомного, и ХАРМС — Художественно-анархическая реставрационная мастерская Санкт-Петербурга, и черный рынок, и белые ночи, и сбитая метлахская плитка, и восстановленные витражи... Керамист по прозвищу Нельсон хочет реставрировать бальный зал в заброшенном особняке. Откуда взять деньги — пойти на небольшой подлог или провести скандальную акцию? Гордый, ветшающий город иронично наблюдает за странными персонажами разной степени достоверности: подпольными реставраторами, акционистами, старухами-перекупщицами, сторожами и бандитами. Человек, мумия, любовь, здание, город, тело, — все это требует бережной реставрации, а иногда и серьезного оперативного вмешательства. Но тут начинает работать парадокс Тесея: корабль героя, ежегодно отправляющийся в плавание, столько раз обновляли, что не осталось ни одной доски, помнящей прикосновение самого Тесея. Если все составные части исходного объекта были заменены, остается ли объект тем же объектом? Дебютный роман ученицы Ольги Славниковой — добротный и уютный, как керамическая чашка с надписью «Я люблю Питер».
Робер Колонна д'Истрия. «Дом». Перевод Нины Хотинской. «Лайвбук»
Все детство Х провела на острове, но когда ее матери не стало, дом ее детства достался не ей, а брату. Теперь Х мечтает построить собственный идеальный дом на острове, простой, гостеприимный и светлый. Она уверена, что дом — это место, где создаются воспоминания, она хочет вернуть детское ощущение лучезарности, защищенности, безмятежности, а если получится, то и переосмыслить свою жизнь. Но, похоже, единственное, чего она добьется, — потратит кучу денег и сил на неподъемный проект, который с каждым годом становится все более катастрофическим. Французский журналист и эссеист Робер Колонна Д'Истрия написал не роман, а скорее философское эссе, меланхоличное и ясное, о том, что это не ты строишь дом, а дом строит тебя. Разбираясь с проводкой, бойлерами, соседями, резким морским ветром, героиня книги врастает в остров, постигает его смысл. Ведь человек — тоже, безусловно, остров: существо, со всех сторон окруженное миром.
Мира Лобе. «Инсу-Пу: Остров потерянных детей». Перевод Татьяны Набатниковой. «Самокат»
Антипод «Повелителя мух» Голдинга, детская духоподъемная утопия. Тринадцатилетний Штефан живет с младшим братом в воюющей Урбии, и каждую ночь они не спят из-за воздушной тревоги. Штефан пишет письмо президенту Террании с просьбой пригласить всех детей Урбии к себе, чтобы дети могли выспаться. По пути в Терранию корабль с детьми подрывается на мине, спасают всех, лишь одна шлюпка теряется в океане. Штефан, его брат, юная циркачка, маленькая баронесса, будущий великий скрипач, сын рабочего, дочь кухарки — в общем, одиннадцать детей оказываются на необитаемом острове, где почти все будет как у взрослых, от тоски по дому до маленькой революции. Только войны не будет. Австрийская писательница Мира Лобе родилась в Германии в 1913 году, эмигрировала в Палестину в 1936 году, и там же начала писать детские книги, а в начале 50-х переехала с мужем и детьми в Вену. «Инсу-пу» был написан в 1947 году, в нем звучит эхо Второй мировой. Это одна из лучших книг о взрослении и ответственности, и еще о том, что только дети понимают, насколько на самом деле важна человеческая жизнь и данное кому-то слово.
Родриго Бланко Кальдерон. «Симпатия». Перевод Дарьи Синицыной. NoAge
Неожиданный детективно-кинологический роман о крахе политической системы Венесуэлы и об экзистенциальном кризисе Улисеса Кана, которого бросила жена. Его тесть, генерал, дочку свою не любил, но зато с зятем нашел общий язык, так что после смерти генерала огромная квартира должна отойти Улисесу. Но лишь в том случае, если тот успеет в срок превратить фамильный особняк в приют для брошенных собак. Таких собак в Венесуэле стало очень много: все бегут из страны, оставляя животных на произвол судьбы. Это ощущение брошенности, ненужности, оставленности на фоне разлагающегося государства, пожалуй, главное в романе. Но здесь нет ни капли безысходности: Родриго Бланко Кальдерон пишет диковатую детективную историю о наследстве, семейных связях, о том, как писать книги и смотреть кино, о том, как любить и как лучше всего провести конец света. Здесь есть отголоски магического реализма, но гораздо больше здесь реализма кинологического: огромные собаки нашли себе место чуть ли не на всех кроватях этой книги. Отчасти это автобиографическая история: семья Родриго Бланко Кальдерона в Каракасе основала фонд по спасению брошенных собак.
Петер Фламм. «Я?» Перевод Александра Кабисова. Corpus
Солдат возвращается с Первой мировой, по дороге все больше запутываясь в себе и в окружающем мире. Он приезжает домой — но его ли это дом? И кто эта женщина — его жена? А это — его новорожденный ребенок? Где его сестра? Он действительно врач? Разве до войны он не был пекарем? Как его зовут? Какие воспоминания реальны? Поменялся ли он разумом с мертвецом на поле боя, или сам там остался? Поразительной мощи экспрессионистский роман «Я?» был написан в 1920-е годы, его автор — немецкий психиатр Эрих Моссе, взявший псевдоним Петер Фламм, — бежал из Германии в 1933 году. «Я?» — свидетельство тех, чей разум и чья жизнь осталась на поле боя, ослепляющий и отрезвляющий роман обо всех, из кого мы состоим и из кого состоит наше прошлое, обо всех, кто в глубинах нашего сердца и нашей памяти «говорит на своем глухом языке».
Имран Махмуд. «Я знаю, что видел». Перевод Александра Перекреста. «Дом историй»
Ксандер Шют, много лет живущий на улице, страдает от провалов в памяти. Точнее, страдает он, когда память к нему возвращается: он потерял слишком многое, и лучше ему об этом не вспоминать. Однажды он забирается в чью-то квартиру, чтобы переждать дождь, и там становится свидетелем жестокого убийства. Полиция Ксандеру не верит, бывший друг, готовый его приютить, ведет себя странно, память возвращается урывками. Гениальный брат, гигантская сумма денег, возлюбленная, которая слишком увлекалась йогой, — где все это? Британский юрист и писатель Имран Махмуд исследует посттравматический синдром, изменчивость памяти и силу забвения. Ксандер Шют — как Шалтай-Болтай, взболтанные мозги которого не в силах собрать ни судебная система, ни полиция, ни вся королевская рать.
Моника Вуд. «Как читать книги». Перевод Эллы Гохмарк. «Фантом-пресс»
Вайолет доверилась одному типу, отсидела почти два года, и вот только теперь, в свои двадцать два, получила досрочное освобождение. И смотрите, она собирается довериться еще одному типу. Харриет, учительница на пенсии, ведет в женской тюрьме книжный клуб. И никак не может найти книжку, которую читательницы бы одобрили. Фрэнк, вдовец, пенсионер, часто думает о своей жене, погибшей в ДТП, и о той девчонке, которая стала причиной ее смерти. Попугай Оливер, долгожитель, слишком стар для того, чтобы быстро и правильно запоминать человеческую речь, но он всегда готов сказать что-нибудь вроде «Я тебя люблю». Недотыкомки, лузеры, одиночки, любители слов, — вместе они способны на все. Например, они способны изменить мир, стать счастливыми. Нежнейшая книжка о том, что в жизни есть основной сюжет, а есть то, что происходит «между тем». И самое важное всегда происходит «между тем». Американская писательница Моника Вуд уверена, что главное в человеке — умение прощать слабость и силу, мерзость и готовность к чуду — и в себе, и в других.
Джордж Оруэлл. «1984». Перевод Виктора Голышева. «Манн, Иванов и Фербер»
Роман Оруэлла известен всем: главная антиутопия ХХ века, лидер топа продаж зарубежной литературы в России и даже лидер «топа пропаж» — именно эту книгу чаще всего воруют из книжных магазинов. Новое издание «1984» — это классический перевод Виктора Голышева (пожалуй, лучший из возможных) и иллюстрации португальского художника и карикатуриста Андре Каррильо. В этих иллюстрациях есть и энергия комиксов, и сюрреализм политического плаката, и знаменитое оруэлловское «двоемыслие», посмотрите хотя бы на обложку: на первый взгляд, здесь темнеет город, дымя заводами, но если приглядеться, это чей-то ботинок впечатан в чье-то лицо. Сорок три иллюстрации, то лаконичные, то наполненные деталями, то распадающиеся в черно-бело-оранжевую пыль, — и знакомый текст вдруг сгущается, становится совсем уж непроглядным.
Джонатан Лосос. «От саванны до дивана: Эволюционная история кошек». Перевод Елены Борткевич. «Альпина нон-фикшн»
Как называть котовладельцев — «мама и папа», «хозяин» или «друг и компаньон» кота? Почему только львы и домашние кошки поднимают хвост трубой в знак приветствия? Зависит ли кошачий окрас от человека? Мяукают ли представители семейства кошачьих в разговоре друг с другом? Каким образом выяснилось, что домашние кошки всего мира находятся в родстве с североафриканскими степными кошками? Эволюционный биолог Джонатан Лосос разъезжает по Африке, закапывается в научные архивы, проводит интернет-опросы — и пытается объяснить, в первую очередь самому себе, каким образом коты и кошки заняли столько места в наших сердцах. Он даже создает новый термин для науки о кошках: не «фелинология», а «айлурология» («айлурос» по-древнегречески «кошка» или буквально «машущий хвостом»). Книга, полная баек, историй и научных расследований, может многое рассказать о будущем человечества. Вкратце это будущее сформулировал в последней главе кот Джонатана Лососа, Нельсон: «мур-р-р-мя-я-я-у-у-у!»
Даниэль Шрайбер. «Один и ОК. Как мы учимся быть сами по себе». Перевод Сергея Ташкенова. Individuum
Речь не идет об одиночестве отшельника или человека, попавшего на необитаемый остров. Немецкого писателя и журналиста Даниэля Шрайбера интересует, можно ли жить полноценной жизнью без романтических отношений, как научиться жить одному, «не испытывая боли и не обманывая себя». Он работал над книгой об одиночестве во время пандемии, и изоляция дала неожиданные ответы на некоторые его вопросы. Шрайбер рассказывает в первую очередь о себе, и все труды, которые он цитирует, от Аристотеля до Ханны Арендт, воспринимает как книги о его личном одиночестве. И «нарратив апокалипсиса» — пустые полки супермаркета в начале пандемии, и опасность, которую таят современные средства коммуникации, и философию дружеских отношений, — все это Шрайбер пропускает через себя, проверяет на прочность, примеряет к собственной жизни. А потом внезапно понимает, что слишком пристально смотрит на себя самого, и не видит, что окружающие проживают то же отчаяние, так же присматриваются к друзьям в поисках близости, так же отшатываются от них в надежде удержать свободу.
Автор: Ксения Рождественская