В прокате «Паразиты» Пона Чжун Хо – южнокорейская черная комедия, которая войдет в историю как главный фильм 2019-го года. По крайней мере, так было решено в Каннах, где картине досталась Золотая пальмовая ветвь. Кинокритик Егор Москвитин рассказывает, почему с решением жюри под руководством Алехандро Гонсалеса Иньярриту тяжело спорить.
Фото: Capital Pictures/East News
Во-первых, «Паразиты» – идеальная метафора для всего, что происходило в Каннах в мае этого года. Основной конкурс фестиваля напоминал парад язв и шествие тараканов: в одних фильмах пугала социальная несправедливость, в других – человеческая черствость, в третьих – государственная глухота, религиозная слепота, денежная кабала, историческая немота. Кино – пускай и не самое эффективное, но все-таки средство от всех этих паразитов. И «Паразиты» – сатирический фильм, в котором все переворачивается вверх дном, – стали своеобразной кульминацией фестиваля, обличавшего ужасы современной жизни и разводившего руками, не зная, как от них спастись. Южнокорейская лента тоже не знает – и в какой-то момент намекает на то, что помочь может лишь всеочищающий новый великий потоп.
Но до того, как уровень воды в фильме повышается, зрителя «загоняют» под землю, заставляют почувствовать безвыходность ситуации, в которой живут герои. Где-то в Южной Корее есть две семьи – похожие и непохожие друг на друга – совсем как те демонические двойники в недавнем американском ужастике «Мы». Одна семья – белозубые и улыбчивые богачи: папа, который управляет крупной корпорацией; мама, которая хлопочет по дому; дочь, которая собирается в американский университет; и маленький сын, которому уже нужен домашний психолог. Он немного не такой, как остальные, поэтому предпочитает жить в купленной в Америке индейской палатке на лужайке перед роскошным родительским особняком. Под этим футуристическим дворцом, кстати, есть бункер: взобравшись на самый верх пирамиды Маслоу, герои решили, что для счастья им не хватает разве что уверенности, что ядерная война с Северной Кореей обойдет их дом стороной.
Фото: IMDb
Вторая семья – четверо бедняков, уже оказавшихся почти под землей. И не от хорошей жизни. Их каморка – это подвал многоэтажного муравейника. Чтобы сходить в туалет, им приходится карабкаться на прикрученный под потолком унитаз, как на трон. А из окна кухни (она же спальня), больше похожего на бойницу в бункере, они могут видеть лишь грязную улицу и пьяниц, решивших справить нужду перед их носом. При этом и мама, и папа, и дочь, и сын в этой семье талантливы и трудолюбивы. Просто им не повезло: в современной Корее, если верить режиссеру Пону Джун Хо, на одну вакансию сторожа приходится пятьсот резюме от выпускников университетов. Поэтому в фильме бедняки, чтобы поправить свое финансовое положение, не раздумывая идут на преступление. Сначала парень, вообразив себя великим Гэтсби, внедряется в дом богачей под видом тьютора по английскому языку для старшей дочери. А потом его сестра притворяется психологом (арт-терапевтом) для младшего сына. И так далее – пока в одном теремке в борьбе за жизненное пространство не столкнутся два семейства. Кстати, фильм до поры до времени следует сказочной логике: судьбы героев меняются, как по щучьему велению; зритель легко угадывает, что произойдет дальше, а неотвратимость морали в конце стимулирует предсказывать, как же она прозвучит. Что сытый богатого не разумеет? Что на чужой вершок лучше не разевать роток? Или что скорее верблюд пройдет сквозь игольное ушко, чем богатый попадет в ад?
Но затем фильм резко меняет жанровые регистры – и ни один из прогнозов не сбывается. Социальная трагикомедия превращается в настоящий триллер, на место смеха приходит страх, а ближе к финалу – слезы. Пон Джун Хо гордится тем, что снимает кино без оглядки на те самые жанровые конвенции и иногда цитирует рецензию, в которой его фильмы отнесли к вымышленному жанру «понджунхо». Но на самом деле «Паразиты» – это упрощенная модель современного корейского кино в целом. Кино, непризнающего границ между разными эмоциональными состояниями: мужчины в нем не стесняются плакать, а за вспышками насилия следуют разрядки смехом. Кино, родившегося при японской оккупации, а развитие получившего после раздела страны по 38-й параллели – поэтому вынужденного бесконечно рефлексировать по поводу национальных травм и бессилия маленького человека перед большой историей. Кстати, спасение от внешнего хаоса этот маленький человек привык искать именно в семье. Например, герои «Вторжения динозавра» (культового фильма от автора «Паразитов»), даже узнав о своем соседстве с кровожадным монстром, продолжают цепляться за милые бытовые привычки, за механические ритуалы. Их вот-вот съедят, а они собираются за маленьким столом, чтобы аппетитно булькать лапшой и шутить о прошедшем дне.
Фото: IMDb
Именно это – фокус на семейной жизни – и делает «Паразитов» такими симпатичными и в то же время жуткими. Потому что фильм напоминает, что все семьи – а значит, и дети – не могут одновременно быть сытыми и счастливыми. Что нет человека, который был бы обособлен, как остров, а значит, собственное благополучие невозможно без готовности закрыть глаза на чужое бедствие. И что всегда жить с широко закрытыми глазами все равно не выйдет: карма может постучаться в дверь под видом интеллигентного репетитора, пунктуального водителя или излучающей надежность домработницы.
«Паразиты» – фильм со звонко поставленной проблемой, но без ответа на вопрос, как ее решить. Впрочем, кино и не должно указывать на выходы. Только на выход – и то лишь тем зрителям, которым все равно. Задачей «Паразитов» на Лазурном берегу было заразить публику в смокингах и вечерних платьях, заставить чесаться и помнить, что этот зуд может вернуться в любой момент. Но важнее то, что фильм получился не только социально ответственным (с этим в Каннах проблем нет ни у кого), но и по-настоящему зрительским. Ему удается держать зал в напряжении каждую секунду. А вот это на фестивалях, увы, большая редкость.
Москвитин Егор