В издательстве «Альпина Паблишер» вышла книга исследователя искусственного интеллекта Карла Марси «Перепрошивка. Как защитить свой мозг в цифровую эпоху». Он рассказывает, почему мы пренебрегаем отношениями, которые поддерживают нас и сохраняют наше здоровье, ради бесполезных социальных сетей. Публикуем отрывок из главы «Воздействие на психику».Вы наверняка слышали такие истории, а может, даже сами были жертвой. У пар, где прежде была любовь, разрыв особенно горек. Чувствуя себя оскорбленным и обманутым, бывший бойфренд выкладывает в Сеть снимки, где его бывшая подруга запечатлена в обнаженном или полуобнаженном виде, и сопровождает их грязными комментариями. Она, не имея возможности что-либо изменить, приходит в ужас и впадает в депрессию. Это наглядный пример так называемого порно из мести — все более распространенной формы интернет-травли, немыслимой до появления смартфонов с камерами и социальных сетей, которые позволяют размещать фото и видео людей в непристойном виде.
Очень трудно найти надежные данные о харассменте в Сети, включающем в себя клевету, троллинг и другие тактики. Однако, по некоторым оценкам, от 20 до 40% детей и подростков являются жертвами интернет-травли. Чаще всего ее объекты — это женщины, представители нетрадиционной сексуальной ориентации и люди, страдающие ожирением. Хотя интернет-травля менее распространена среди более зрелых людей, взрослые тоже порой становятся жертвами как прямого харассмента, так и прошлых травм: издевательства в Сети в детском и подростковом возрасте могут у взрослых людей выливаться в посттравматическое стрессовое расстройство, депрессию и суицидальные наклонности.
Специалисты спорят о точном определении и о деталях описания интернет-травли, однако, по существу, это отсутствие эмпатии. Под эмпатией понимается наша способность чувствовать и понимать психическое состояние и эмоциональный мир другого человека. Это не то же самое, что и сочувствие, более старое понятие, которое в наши дни в большей мере ассоциируется с чувством жалости, когда кто-то другой терпит неудачу. Сочувствие — это взгляд со своей стороны. Например, человек может опечалиться, узнав, что его друг сломал руку. Эмпатия же обращена на другого — это умение встать на место другого человека. Мы чувствуем не жалость к другу, который сломал руку, а его боль, представляем, каково ему в таком положении, и ощущаем беспокойство.
Большинство социальных психологов считают эмпатию ключевым качеством, которое необходимо для сотрудничества, альтруизма и сопереживания. Это основа крепких отношений, принципиально важная для нашего выживания. Люди, как социальные создания, полагаются на эмпатию при формировании связей, которые обеспечивают развитие мозга младенцев, а также обретение самостоятельности и умения жить в обществе в дальнейшей жизни. Отсутствие эмпатии — признак антисоциального поведения, психопатии и крайней жестокости. Недостаток эмпатии нередко приводит к потере человеческого облика и полному пренебрежению к благополучию других, участию в онлайновом харассменте и другим видам агрессии, а также к таким социальным проблемам, как политические распри.
Первые признаки эмпатии проявляются у детей уже в 6–8 месяцев от роду. Эта критически важная для социальной жизни способность развивается у людей до достижения ими зрелости, что неудивительно, поскольку в данном процессе задействована префронтальная кора. Одна из областей префронтальной коры, а именно вентромедиальная область, связана с эмпатией и нравственным суждением. Может ли чрезмерное увлечение медиатехнологиями в детстве и подростковом возрасте вредить развитию префронтальной коры настолько, чтобы приводить к деградации эмпатии и нравственного суждения?
Сара Конрат, социальный психолог, специализирующаяся на вопросах эмпатии, вместе с коллегами опубликовала в 2011 г. широко цитируемое исследование изменения эмпатии у студентов колледжей в течение 40 лет. Она обобщила и проанализировала результаты более 70 опросов 13 000 совершеннолетних молодых людей, которые проводились в Соединенных Штатах с 1970-х по 2000-е гг. Ее группа использовала хорошо зарекомендовавшую себя многомерную шкалу, позволяющую оценить два аспекта эмпатии: эмпатическое участие и способность взглянуть на ситуацию с позиции других. Для оценки эмпатического участия испытуемых спрашивали, согласны ли они с утверждением: «Я часто испытываю сочувствие и беспокойство за людей, которые не очень успешны по сравнению со мной».
Получившие высокую оценку по этому аспекту более склонны к социально активному поведению, например к волонтерской деятельности и заботе о бездомных. Способность поставить себя на место другого также связана с социальными результатами. Низкая оценка по этому аспекту коррелирует со склонностью к насилию и уголовным преступлениям.
Конрат с коллегами выяснила, что за 40 лет наблюдений эмпатическое участие снизилось на 48%, а способность взглянуть на ситуацию с позиции других — на 34%. Интересно отметить, что наиболее сильное падение этих показателей пришлось на период с 2000 по 2009 г. Авторы исследования полагают, что «одной из вероятных причин снижения эмпатии является распространение персональных технологий и использование медиаресурсов в повседневной жизни».
Согласно такому взгляду, снижение оценок отражает общий переход к ориентированным на себя и поверхностным коммуникациям, поощряемым нашими любимыми цифровыми инструментами. Вряд ли можно считать совпадением, что именно в последнее десятилетие, рассмотренное в анализе, когда оценка эмпатии упала наиболее сильно, у нас появились iPhone (2007) и социальные сети, включая Friendster (2002), MySpace (2003), Facebook* (2004), YouTube (2005) и Twitter (2006).
Дело в том, что все мы стали тратить меньше времени на одновременное, один на один, личное общение с его вербальными и невербальными сигналами, позволяющими выражать эмпатию. Теперь наше общение стало короче, перестало совпадать по времени, происходит в режиме «один со многими» и осуществляется через мессенджеры и социальные сети. Переход с теплого и близкого общения к холодному и удаленному порождает риск отрыва от глубоких связей, на которые мы всегда полагались, и потенциально открывает путь к интернет-травле и другим формам дурного поведения в Сети, где последствия зачастую минимальны.
Однако это всего лишь предположение. А что говорят факты? Действительно ли использование мобильных медиаресурсов, средств коммуникации и информационных технологий мешает личному общению и, таким образом, вредит нашей способности проявлять эмпатию? Вы сидите рядом с другом или любимым человеком и говорите о чем-то интересном для вас обоих. Неожиданно у вас в кармане раздается сигнал смартфона. Не заметить его просто невозможно. Даже если вы не реагируете (например, если, на ваш взгляд, это может обидеть собеседника), разговор прерывается, а вы несколько мгновений размышляете, что важнее: уведомление в смартфоне или чувства собеседника? Имеет ли значение такое микропрерывание?
Два исследования дают веские основания считать, что имеет: даже простое присутствие смартфона может отрицательно сказаться на личном, один на один, социальном взаимодействии. В одном из этих исследований, опубликованном в 2014 г., рассматривается то, что ученые называют iPhone-эффектом. В исследовании участвовало 100 социальных пар (друзей, которые знали друг друга прежде) из окрестностей Вашингтона. Эти пары перехватывали у входа в кофейню, предлагали им сесть за столик и начать разговор.
Для разговора, который продолжался десять минут, случайным образом выбиралась какая-либо из двух тем. Одна тема была поверхностной — участникам исследования предлагали «обсудить отношение к пластиковым елкам». Другая тема отличалась большей эмоциональной насыщенностью — предлагалось обсудить «самое значимое событие прошедшего года».
В процессе разговора друзей специально обученный наблюдатель оценивал их невербальное взаимодействие. Наблюдатель также отмечал, были ли у них смартфоны, где участники держали их и пользовались ли они ими во время разговора. В довершение ко всему наблюдатель оценивал разговор по шкалам эмпатического участия и психологической близости, которые применяются для определения качества взаимодействия.
Из этой сотни 29 пар во время разговора держали свои гаджеты в поле зрения. С учетом других переменных авторы исследования выявили значительную корреляцию присутствия гаджетов в поле зрения с низкой оценкой эмпатического участия и психологической близости. Важно отметить, что гаджеты во время разговора не вибрировали, не звонили и не подавали других звуковых или световых сигналов. Их простого присутствия в руке или на столе было достаточно, чтобы заметно снизить качество взаимодействия.
Исследователи предполагают, что такое падение качества объясняется определенным типом отвлечения, которое иногда называют распределенным вниманием: смартфон обеспечивает доступ к социальной сети, электронной почте, новостям, развлечениям, работе и бесконечному потоку информации, порождая «постоянное желание» проверять наличие обновлений и сообщений, даже когда мы находимся рядом с другом. Смартфон направляет наши мысли в другие миры и совсем не на тех людей, которые находятся рядом.
И вновь хочу подчеркнуть, что к интерпретации этих результатов необходимо подходить с осторожностью. На их основе нельзя делать выводы о причинно-следственной связи: не исключено, что те, кто постоянно держит мобильные гаджеты в поле зрения во время социального взаимодействия, в принципе легче отвлекаются и менее склонны к эмпатии.
К счастью, есть и другие данные, которые в сочетании с описанным исследованием могут помочь нам понять, действительно ли простое присутствие смартфонов влияет на качество личных взаимодействий.
Идея посмотреть, как ведут себя друзья в кофейне, была в определенной мере навеяна предыдущим исследованием поведения незнакомцев в более контролируемой среде. Оно было проведено двумя годами ранее в Великобритании, а его участникам предлагали поговорить в течение десяти минут с незнакомцем в двух ситуациях, создаваемых в лабораторных условиях. В одном случае на стол между двумя стульями, где сидели беседующие участники, клали телефон. В другом случае вместо мобильного телефона на стол клали чистый блокнот. Как и в кофейне, разговор должен был создавать определенный уровень близости и социальной связи, поэтому участникам предлагали обсудить какое-нибудь «интересное» событие прошедшего месяца. Так вот, в присутствии телефона собеседники получали более низкую оценку близости.
Таким образом, присутствие смартфона в поле зрения определенно сказывается на личном разговоре, один на один, в разных условиях. По всей видимости, здесь проявляется одна из форм многозадачности в технологической среде: микропрерывания распределяют наше внимание между реальным миром и цифровым, поэтому мы не можем полностью сфокусироваться на происходящем непосредственно перед нами. Возможно, что из-за плохой фильтрации мы обращаем внимание не на те стимулы и упускаем из виду слова, выражение лица и другие невербальные сигналы, которые добавляют глубину социальным связям. В итоге мы становимся менее способными к проявлению эмпатии.
Обе исследовательские группы, участвовавшие в этих исследованиях, ссылаются на работу Шерри Теркл, профессора Массачусетского технологического института, которая исследует наши взаимоотношения с технологиями и интернетом уже почти 30 лет. Теркл не только один из лидеров исследований на пересечении естественных наук, технологий и социальных наук, она автор ряда известных книг. Кроме того, она собрала множество фактов, наглядно показывающих, как характер разговора меняется под влиянием наших отношений с технологиями. Эти факты не заменяют детальных, хорошо спланированных исследований вроде тех, что описаны выше, нельзя считать их заменой и масштабного метаанализа, предпринятого Конрат с коллегами. Однако они хорошо дополняют строгие исследования.
Рассмотрим примеры из работы Теркл. Так, она рассказывает о директоре средней школы, которого поразило отсутствие эмпатии у школьников на площадке во время перемены: «12-летние ребята играют на площадке как восьмилетки. Они выгоняют других, как это обычно делают восьмилетние дети. Они, похоже, совершенно не способны поставить себя на место других». Создается впечатление, что 12-летние дети откатились назад в своем развитии. Одна учительница отмечает, что ее ученики, которые уже пристрастились к медиатехнологиям, сидят в столовой, уткнувшись в смартфоны, и не смотрят друг на друга. «Когда у них есть чем поделиться, — добавляет она, — они делятся этим через свои смартфоны».
Есть немало и других примеров. Не так давно я поджидал в одном из бостонских ресторанов своего друга. Какое-то время я сидел в одиночестве за стойкой бара, а потом пришли четыре молодые женщины. Они без умолку болтали, обменивались взглядами, жестами и делились историями из своей жизни. Было очевидно, что они хорошо знают друг друга. Стоило им усесться за столик, как все четыре достали смартфоны, стали что-то активно писать, потеряли нить разговора и отключились от реального мира перед собой. Социальная связь, которая явно просматривалась, когда они вошли, неожиданно пропала. Их лица стали непроницаемыми, зрительный контакт пропал, уровень энергии снизился, а разговор прекратился. Смартфоны в один момент разрушили компанию — это еще один пример того, что Теркл называет в своей одноименной книге «одиночеством вместе».
Исследования ясно показывают, что даже простое присутствие мобильного телефона приводит к распределению внимания и может влиять на качество социального взаимодействия. Поразительно то, что такое наблюдается в лабораторном эксперименте, где телефон не принадлежит ни одному из участников. Это просто мобильный телефон на столе. У участников нет причин беспокоиться, что они пропустят какое-нибудь важное сообщение. Присутствие любого смартфона способно разрушить наше внимание друг к другу. Это новый тип утечки социального мозга.
На самом деле такая утечка мозга наблюдается не только при социальном взаимодействии. Другие виды обработки информации также могут страдать от присутствия смартфонов. Именно это продемонстрировало любопытное исследование ученых Техасского университета в Остине. Исследователи оценили когнитивные показатели более 500 студентов в процессе решения математических задач, осложненного необходимостью запомнить последовательность случайных букв. Студентам ставили одно из трех условий. В одном случае их просили оставить смартфоны и другие вещи за пределами помещения, где проводилось испытание. В другом случае им разрешали оставить смартфоны, но держать их за пределами видимости в карманах или под стульями, на которых они сидели. А в третьем случае было разрешено положить телефоны на стол, но экраном вниз и с приглушенным сигналом для минимизации отвлечения.
Здесь также простое присутствие смартфона приводило к ухудшению обработки информации: чем ближе находился смартфон и чем лучше он был виден, тем хуже становились результаты. Студенты со смартфонами на столе работали хуже всего, на следующем месте после них находились те, у кого телефон был поблизости, но не виден. Студенты, оставившие телефоны за пределами помещения, показали наилучшие результаты.
Почему простое присутствие смартфона, который даже не используется, изменяет наше социальное взаимодействие и способность обрабатывать информацию? Ответ лежит в плоскости феномена значимости и релевантности. Значимость и релевантность влияют на то, как мозг распределяет свои ограниченные ресурсы.
Чтобы уловить разницу между значимостью и релевантностью, обратимся к зрительной системе. В соответствии с одной из основных теорий обработки зрительных образов мы непрерывно создаем и обновляем ментальную карту видимого окружающего мира, и в этом процессе участвует сеть специализированных нейронов. Одни специализированные нейроны помогают глазам двигаться и сканировать наше окружение. Другие нейроны помогают анализировать физический облик объекта. А третья группа нейронов реагирует на облик объекта и его движение. Вместе эти специализированные нейроны оценивают характеристики объектов в нашем окружении и помогают выбирать наиболее значимые и релевантные объекты.
Под значимостью понимаются физические качества, которые делают объект заметным, — качества, позволяющие ему выделяться из толпы. К таким качествам относятся цвет, ориентация, размер, форма и движение. Важно отметить, что значимость не является внутренне присущим свойством объектов. Она определяется контрастом между объектом и его окружением. Быстрое движение не обязательно значимо. Оно обретает значимость на неподвижном или медленно движущемся фоне. При лабораторных исследованиях значимости участников могут попросить найти, например, красную точку в группе синих.
Отнесение объектов в поле зрения к категории значимых говорит не о том, что мы считаем их важными, а том, что они заметны. Мы фактически не принимаем осознанного решения в отношении значимости, поскольку она определяется подсознательно. Значимость — это результат восходящей обработки информации, которая выполняется автоматически с помощью специализированных нейронов и глубинных структур мозга, почти не задействуя префронтальную кору.
Чем более значимы свойства объекта, тем больше специализированных, обрабатывающих зрительные образы нейронов реагирует на них. Чем больше среагировавших нейронов, тем больше их вклад в итоговую реакцию мозга. Когда нейронная активность достигает определенного порога, мы без колебания переключаем внимание на объект. Это явление называют автоматическим вниманием.
Некоторые значимые объекты являются также и релевантными и на самом деле могут быть значимыми в силу своей релевантности. Это объекты, которые мы не просто замечаем, а приоритизируем. Релевантные объекты в нашем окружении — их немало — знакомы нам из предыдущего опыта и часто вызывают эмоциональные ассоциации.
Объекты обретают релевантность и, следовательно, становятся приоритетными для внимания потому, что они встречаются нам многократно, полезны для нас и приносят эмоциональное вознаграждение. Релевантные объекты могут выдвигать на первый план цели, такие как избегание негативных последствий, поддержание здоровья и достижение репродуктивного успеха. Они могут удовлетворять определенные потребности или требовать тех или иных действий в своем присутствии. Такие объекты могут быть физически особыми, но не обязательно. Они выделяются потому, что наше взаимодействие с ними делает их эмоционально релевантными и, следовательно, более значимыми.
Наглядным примером того, чья значимость определяется релевантностью, является имя человека. Строго говоря, звучание имени не обладает значимостью. Однако представьте, что вы находитесь на оживленной вечеринке в шумной, полной отвлекающих факторов обстановке, где одновременно разговаривает множество людей. Вы не слишком обращаете внимание на то, о чем говорят другие, в том числе и на различные имена, упоминаемые присутствующими. Вместе с тем вы определенно заметите, если где-то прозвучит ваше имя и переключите внимание на того, кто его произнес. Это образчик автоматического внимания и того, что называют эффектом вечеринки: способности сфокусировать слуховое внимание на одном стимуле среди множества других стимулов в толпе. Исследования с использованием средств нейровизуализации показывают, что это становится возможным благодаря нейронной сети, включающей в себя префронтальную кору и области обработки слуховой информации.
Поскольку наши имена релевантны для нас, они мгновенно вызывают переключение внимания. По всей видимости, релевантность смартфонов делает их значимыми и, таким образом, заставляет нас автоматически переключать на них внимание. Постоянное использование и получаемое в результате эмоциональное вознаграждение превращают в целом ничем не выделяющиеся кусочки металла и стекла в нечто автоматически захватывающее внимание. Автоматическое внимание встроено в наш мозг потому, что оно помогает распределять ограниченные когнитивные ресурсы. Нам не нужно осознанно направлять внимание или думать о конкретных целях при этом. Однако, когда автоматическое внимание срабатывает под влиянием объектов, которые не служат какой-либо ближайшей цели, мы отвлекаемся от действительно важных вещей.
Маркетологи знают об этом очень хорошо, именно поэтому они изобретают всяческие «привлекалочки»: громкие, пронзительные звуки, выделяющиеся на общем фоне. Звонки и мигающий свет привлекают наше внимание, даже если они бесцельны. То же самое относится и к ссылкам-приманкам, которые располагаются рядом с новостными заголовками в Сети. Ссылки-приманки не связаны с задачей поиска информации или чтением новостей, однако при хорошем исполнении они все равно оказываются значимыми, привлекают наше внимание и отвлекают от первоначальной задачи. Лента новостей в Facebook* — образец мастерства комбинирования релевантности и значимости. Алгоритмы Facebook* наполняют наши ленты новостей релевантными постами — материалы от друзей и других хорошо нам знакомых источников перемежаются контентом, который стыкуется с нашими реальными интересами. Кроме того, в Facebook* существуют уведомления и автовоспроизведение видео, которые бросаются в глаза и, следовательно, обретают значимость.
Сочетание значимости и релевантности в Facebook* превращает эту сеть в мощный отвлекающий фактор. Как мы видели в разделе, посвященном многозадачности, социальные сети особенно сильно поглощают наши когнитивные ресурсы и снижают результативность при решении задач. Однако, чтобы ощутить когнитивные последствия, приводящие к микропрерываниям нашей связи с другими и с работой, вовсе не обязательно пользоваться социальными сетями.
Простое присутствие смартфона в поле зрения указывает на возможность доступа к социальным сетям и другим связанным с этим гаджетом инструментам, обещающим вознаграждение, которое выработало у нас на подсознательном уровне новую привычку автоматически переключать внимание.
У привычек, впрочем, есть последствия. Проблема в том, что многие наши привычки, связанные с мобильными медиаресурсами, средствами коммуникации и информационными технологиями, неадекватно делят внимание так, что это ведет к деградации навыков общения и когнитивной способности, а также усиливает утечку социального мозга. Вряд ли можно сомневаться в том, что у смартфонов и инструментов, к которым они обеспечивают доступ, есть масса достоинств. Именно поэтому смартфоны одновременно релевантны и значимы. Однако эти достоинства обходятся нам недешево.
* Деятельность Meta Platforms Inc., в том числе по реализации соцсетей Facebook и Instagram, запрещена в Российской Федерации как экстремистская.Фото: «Альпина Паблишер»