Раньше было лучше: кинокритик — о том, зачем нужна ностальгия в фильмах

Одним из фаворитов минувшего «Золотого глобуса» стал фильм «Оставленные» — ретродрама про 1970-е, визуально стилизованная под фильмы того времени. Для чего нужна стилизация под ретро в кино? И чем отличается ностальгия по былым временам в американском кино от ностальгии в российском? Кинокритик Иван Афанасьев рассказывает, зачем заниматься возвращением в прошлое в кино и почему эффект зерна никогда не используется в коммерческом кинематографе.

Ретростилистика снова в моде

В американском кино, кажется, появился новый классический фильм под оливье (или в их случае, скорее, под рождественскую индейку) — «Оставленные». Его снял Александр Пэйн, широкому зрителю наиболее известный по не совсем удачному мидл-блокбастеру «Короче», фантастической трагикомедии про уменьшенных людей. После довольно громкого провала картины Пэйн ушел в молчанку и не снимал ничего аж шесть лет — чтобы потом вернуться со своим, возможно, лучшим фильмом в карьере. «Оставленные» — комедийная драма о трех обитателях загородной школы-интерната (учитель-ворчун, несносный ученик и прагматичная кухарка), которые вынужденно остаются в заведении на рождественские каникулы. Действие разворачивается накануне 1970-го, с соответствующим фоном: усталость граждан от горячей фазы войны во Вьетнаме, постепенная разрядка в войне холодной между США и СССР, а заодно и расцвет культуры — диско, прогрессивный рок, «новый Голливуд».

Кадр из фильма «Оставленные»/Universalpictures.co.uk

Фильм стал одним из фаворитов «Золотого глобуса», но забрал лишь две актерские награды — и тем не менее оказался довольно громким событием. Не только за счет относительного коммерческого успеха, но и благодаря стилизации под то самое кино «нового Голливуда». Герои в одном из эпизодов смотрят «Большого маленького человека» в легендарном бостонском театре «Орфей», чей пик славы пришелся именно на 1970-е, в саундтреке собраны хиты того времени (Энди Уильямс, The Chambers Brothers, The Temptations и другие), а сам фильм будто снят на старую пленку. Последнего эффекта добивались особенно тщательно: оператор фильма Эйгил Брилд экспериментировал с изображением, пробуя старые объективы и камеры, но в итоге ограничился классической компактной Arri Alexa Mini, а эффект потертости создавался уже при помощи цветокоррекции.

А что такое ретростилистика?

В этом контексте очень важными кажутся слова Брилда: пытаясь стилизовать «Оставленных» под фильмы 1970-х, он держал в голове, что кинематографисты того времени не гнались за зерном в изображении, а, напротив, старались его избегать. И сейчас, когда мы видим характерные для старого кино шумы в кадре, это уже не то же самое, что было тогда. Для киношников того времени это был дефект, для нас же это обязательный атрибут ностальгии. И тут впору задаться вопросом: а почему в российском кино редко кто берется за воссоздание эффекта старины? Почему обычно ограничиваются лишь нарративной «ретрушностью», как, допустим, в фильме «Пальма», когда об СССР напоминают декорации и костюмы героев? Вспомним недавний фильм «1993» Александра Велединского о событиях во время штурма Белого дома — там об эпохе (1990-х, соответственно) напоминают в основном культурные маркеры: Айн Рэнд, Виктор Цой и группа «Колибри», черепашки-ниндзя и «НОМ». Снят он, как вполне современное кино, с принятыми стандартами цветокоррекции, на профессиональное оборудование.

Кадр из фильма «Оставленные»/Universalpictures.co.uk

А теперь попробуем представить себе этот же фильм, но как если бы он был снят в России 1990-х: плохо сохранившаяся дешевая пленка, зернистость которой порой делает ее несмотрибельной, изображение формата 4:3, трещащий звук. И попытаемся следом представить, чтобы на такое кино пошли люди. Скромные сборы фильма (23,8 миллиона рублей против бюджета 348) можно сразу уменьшать вдвое, а то и втрое. В общем-то, и «Оставленные» при всей своей хитовости в среде киноманов не стали, мягко говоря, блокбастером — свой бюджет они наверняка окупили, но едва ли принесли создателям много денег. Проще говоря, идея состарить кино — это прикольно, однако далеко не всем понравится. Другой интересный пример — главный блокбастер российского кинематографа «Чебурашка». Попробуйте представить себе этот фильм, но стилизованный под детские и просто сказочные картины 1970-х (когда вышел оригинальный мультфильм): «Русалочка», «Красная Шапочка», «Приключения Буратино», «Обыкновенное чудо». Коричневатая цветовая гамма, скомканность изображения, рябь по экрану… Представили? Ну как, вырисовывается кино, на которое хочется сходить всей семьей?

Почему не все ретро стало модным?

В прошлогоднем фильме «Отпуск в октябре» Романа Михайлова есть эпизоды, в которых чудаковатые киношники, снимающие очень странное кино на грани артхауса и перформанса, играют в игру: собираются, чтобы смотреть малоизвестные советские фильмы 1970-х, а потом воспроизводить их своими силами в современности. Это очень смешные эпизоды, и они очень выпукло описывают, как некоторые пытаются «играть в старину» — ведь обычно дальше игры эта стилизация не выходит, по крайней мере, в том, что касается нашего, российского кино. Чем, например, отличается подход Светланы Филипповой, режиссера фильма «Лиссабон» (вы вообще о нем слышали?), стилизованного под картины 1960-х, от подхода все того же Александра Пэйна в «Оставленных»? Ответ прост: Пэйн и студия получают определенные дивиденды — делают ностальгическое кино, которое смотрят и несут за него не огромные, но все-таки деньги.

Кадр из фильма «Отпуск в октябре»

В России же гораздо проще, эффектнее и эффективнее ограничиться визуальной ностальгией, сделать фильм похожим на красочную открытку с романтизированными видами городов и пейзажей из прошлого, по которым бродят люди, одетые так, словно идут на костюмную вечеринку радио «Ретро FM». У этого есть, на мой взгляд, две причины. Первая, менее существенная: в США, в отличие от современной России, как бы мы ни пытались это отрицать и оспорить, есть настоящая культура смотрения. Там плотная прослойка киноманов, которые по-настоящему следят за тем, что происходит в кино: читают кинокритиков, ждут, дрожа от нетерпения, победителей мировых фестивалей в прокате, скептически относятся к «Оскару» и знают, чем авторское кино отличается от артхауса. Эти люди и приносят деньги фильмам, которые не попадают в категорию фактических crowd pleasers, а, скорее, двигают киноискусство вперед. Среди них даже могут быть картины, которые кому-то покажутся блокбастерами: кто-то станет, например, возражать, что «Король говорит!» — хитовое кино? А между тем это скромное инди-муви с бюджетом в 15 миллионов долларов. Или, допустим, снятая за те же деньги «Красота по-американски». У нас с ходу из фильмов авторского сегмента, ставших с грехом пополам кассово успешными, вспоминаются разве что некоторые якутские картины вроде запрещенной «Айты» и приснопамятный «Питер FM» аж 2006 года, тех времен, когда российское кино было на подъеме.

Остаемся в реальности

Проще говоря, можно баловаться со стилизацией, и это даже будет красиво и здорово, как, например, в сериале «Перевал Дятлова», половина серий которого снята в стилистике картин Михаила Калатозова — с двумя но: это сериал, и вторая половина снята вполне современно, чтобы был своего рода компромисс. В кино же такой подход, кажется, никогда не оборачивается успехом. И на то есть вторая причина — пафосно назовем ее «проблемой восприятия времени». Все мы знаем, как люди из поколения постарше, особенно женщины, любят костюмные драмы — недаром специально для них телевидение снимает бесконечных «Екатерин», «Великих», «Шаляпиных», «Раневских» и дальше по списку.

Иначе говоря, когда люди смотрят кино про старину, они чаще всего все равно головой остаются в современности, а потому хотят видеть лишь идеализированный образ: если СССР, то чтобы было знаменитое «самое вкусное мороженое», по улицам ездили «Победы» и победы же царили на трудовом фронте. Если царская эпоха, то чтобы утонченные платья, пышная офицерская форма, пышногрудые крестьянки и широкоплечие рубахи-парни с косой в поле. Очень утрированно, но суть, думаю, ясна. Есть запрос на ностальгию, но нет запроса на историческую достоверность — и, возможно, так и должно быть. В конце концов, кому нужны эти доскональные реконструкции, кроме разве что особенно замороченных историков? А если у кого-то и есть специфическое желание посмотреть кино, стилизованное под старину (в данном случае — под XX век), так сказать, по полной — с выцветшей картинкой, потертостями на экране и трещащим звуком, — то это что-то сродни эстетству. И в России таких эстетов, пожалуй, наберется полтора землекопа. Возможно, ваша бабушка будет в восторге от идеи посмотреть фильм «как в молодости», но будет ли это интересно вам и просто людям младше вашей бабушки?

Иван Афанасьев