Продюсер мюзиклов Дмитрий Богачев – о «...ШОУ ПОШЛО НЕ ТАК» и новых проектах

В Московском дворце молодежи начинается новый театральный сезон. Зрители увидят сразу две премьеры: «Комедия о том, КАК БАНК ГРАБИЛИ» и мюзикл «Первое свидание». А еще закрывается сезон очень популярного у массовой аудитории проекта «…ШОУ ПОШЛО НЕ ТАК». Поговорили с продюсером Дмитрием Богачевым о новых спектаклях и о том, насколько дорого ставить мюзиклы в России.

Дмитрий Богачев. Фото: личный архив

– Вы закрываете сезон «…ШОУ ПОШЛО НЕ ТАК» и объявили дополнительные показы. Очевидно, что этот спектакль – массовый хит.

– «…ШОУ ПОШЛО НЕ ТАК» – гораздо менее легковесный спектакль, чем может показаться на первый взгляд. Это комедия, построенная на принципах физического театра, нетрадиционного для нашей театральной культуры. Он уходит корнями в итальянскую комедию дель арте, где значение имели не только сюжет и диалоги, но и мимика, пластика и жестикуляция. Сюда же было добавлено наследие Чарли Чаплина и других комиков. Так возникло новое направление – целая школа Жака Лекока, приемы которой лежат в основе «Очень смешной комедии о том, как ШОУ ПОШЛО НЕ ТАК». В 2018-м этот спектакль стал для нас дерзким творческим экспериментом и первой в своем роде постановкой в жанре театральной клоунады за полтора десятилетия, что я руковожу театром МДМ.

– Сколько денег вы заработали?

– Я не озвучу точную цифру сборов. Но могу сказать, что это рекорд посещаемости среди драматических спектаклей, идущих в ежедневном режиме, если в России такие существуют. Наш спектакль с аншлагами шел по всей Европе, потом переехал на Бродвей, где тоже был очень успешным. Свидетельство тому – «Тони» (главная американская театральная премия Бродвея. – Прим. ред.), «Мольер» – премия театральной Франции и «Лоуренс Оливье» – высшая премия английского театра.

– «…ШОУ ПОШЛО НЕ ТАК» дорогой проект?

– Мы намеренно остановили свой выбор на не очень дорогой постановке, не зная, как отреагируют на нее российские зрители. Поначалу ее восприняли настороженно, как любую творческую провокацию. Представьте, вы приходите в зал и видите, как группа артистов-любителей, впопыхах подготовив детективный спектакль, тут же благополучно и талантливо проваливает премьеру прямо у вас на глазах! Такое шоу-фейл от начала до конца. Каскад нелепых, абсурдных ситуаций, каждая следующая из которых лишь усугубляет дурдом на сцене вопреки отчаянным стараниям актеров спасти спектакль. Это не просто смешно! Когда я смотрел эту постановку на Бродвее с его мультикультурной аудиторией, приезжающей туда со всего мира, оказалось, что зрители из Азии или Европы отлично воспринимают этот юмор, даже не всегда в совершенстве владея английским. В зале стоял оглушительный непрекращающийся хохот. Я подумал: окей, если это работает на Бродвее, то сработает и у нас! Тем не менее было страшновато. МДМ за предыдущие 20 лет заработал репутацию главной мюзикловой сцены России, и люди привыкли ходить туда на качественные бродвейские мюзиклы. В результате нам удалось удачно адаптировать материал пьесы и английский юмор, какие-то трюки, которых много в спектакле. Не то чтобы это было затратно с точки зрения денег, но творческих и физических сил ушло немало.

Фото: личный архив

– Что у вас было с заполняемостью?

– Мы играли восемь раз в неделю – больше 200 спектаклей за сезон, для российского театра это абсолютный прецедент – ни одна драматическая постановка не шла в нашей стране ежедневно так долго. Эту комедию посмотрело более 250 тысяч зрителей, заполняемость была на уровне 75–80 процентов, если посчитать в среднем по году. Естественно, мы очень довольны, потому что вернули все вложенные средства и получили неплохую прибыль, которая позволила нам в конечном итоге запустить сейчас сразу два новых спектакля.

– Вам пришлось вложить собственные деньги?

– Это инвестиции нашей группы партнеров. Каждый партнер, включая меня, участвовал своей долей. Мне было как минимум любопытно, как это все вернется. Лично для меня это было чувствительно – все же большие деньги. Но еще более важно было оправдать доверие инвесторов: мы впервые успешно реализовали бродвейскую бизнес-модель постановки ежедневного проката на частные деньги целой группы инвесторов без спонсоров, госдотаций и субсидий. В России так никто не работал.

– Слушайте, это же очень опасно. И в вашей собственной практике были случаи, начиная с мюзикла «12 стульев», когда проект просто не выстреливает.

Фото: личный архив

– У каждого бизнеса есть риски, и, как правило, они тем выше, чем выше потенциальная доходность. На Бродвее все ровно так же, с той лишь разницей, что там каждый год запускается по 20 новых постановок и еще несколько десятков идут с прошлых сезонов. Профессиональные инвесторы вкладываются в несколько разных шоу, чтобы, что называется, диверсифицировать риски. Хороший пример – Леонард Блаватник. Он несколько лет назад начал инвестировать в бродвейские мюзиклы и драматические постановки. Сначала понемногу, потом все больше и сразу в несколько спектаклей ежегодно. Многие из них стали суперуспешными хитами Бродвея – например, пьеса Соркина по пулитцеровскому роману Харпер Ли «Убить пересмешника», мюзиклы «Хэллоу, Долли!» с Бет Мидлер, «Сансет Бульвар» Эндрю Ллойда Уэббера и его же «Школа рока», наконец, новый бродвейский суперхит этого года – знаменитый мюзикл «Мулен Руж».

– Все-таки сколько стоит «…ШОУ ПОШЛО НЕ ТАК»?

– Я не делаю из этого секрета: около 90 миллионов рублей. Это скромнее бюджетов мюзиклов прошлых лет, которые шли в МДМ. Тогда каждый стоил два–три миллиона долларов, а «Призрак Оперы» – почти шесть. Но экономика сейчас значительно хуже прежних лет, а тренд нисходящий. Улучшений, похоже, не предвидится. Это тревожно, учитывая все риски предстоящего сезона. Но ставить спектакли можно и с меньшими затратами. До определенного предела, разумеется. Художественные достоинства, популярность и успешность не соотносятся с затратами.

– У вас была довольно масштабная маркетинговая кампания по отношению к «…ШОУ ПОШЛО НЕ ТАК». Вы много на это потратили, а сколько это вам принесло?

– Постановочным бюджетом мы называем все, что тратится на постановку и ее рекламу до премьеры. Потом начинаются расходы прокатного периода, которые, накапливаясь за сезон, могут превышать постановочный бюджет в разы. Расходы проката за восемь месяцев – это, наверное, миллионов десять долларов. В эту сумму входят аренда театра ( мы ведь платим собственникам здания), затраты на маркетинг, зарплаты всей компании, включая артистов, музыкантов, постановщиков, техников, менеджмента, сотрудников коммерческой дирекции, коммунальные расходы, аренда оборудования и так далее. За счет разницы суммы, полученной от продажи билетов, и текущими расходами формируется операционная прибыль. Если все идет по плану, то в определенный момент мы возвращаем все затраты на постановку и начинаем получать прибыль.

Фото: личный архив

Реклама «Очень смешной комедии о том, как ШОУ ПОШЛО НЕ ТАК» в городе была хорошо заметна. И сработала она не хуже, чем реклама «Призрака Оперы» пять лет назад, хотя обошлась нам втрое дешевле. За эти годы мы перенесли «центр тяжести» в диджитал. Раньше активно размещались в метро, но теперь в силу необъяснимого в кризисной экономике скачка цен не можем себе этого позволить, а точнее, не считаем эти расходы оправданными. ТВ-рекламу мы тоже значительно сократили, но по другой причине – ее эффективность снизилась вместе со снижением телесмотрения энергичной и активной аудиторией. Особый акцент делается на содержательном творческом сотрудничестве со СМИ, когда вместо рекламы мы вместе создаем у них и для них новый медиаконтент, интересный их аудитории читателей, слушателей или зрителей. Это и связанные с нашими постановками увлекательные истории, которые становятся основами наших интересных пресс-туров, и участие наших актеров в различных спецпроектах конкретных СМИ, и выступления с номерами в программах, где предусмотрены музыкальные паузы, например, в гостях у «Вечернего Урганта» или «Что? Где? Когда?». Это креативная коллаборация, инфопартнерство, а никакая не проплаченная «джинса», которую зритель всегда подсознательно отличает и которой не доверяет.

– Давайте все-таки пару слов о двух ваших новых спектаклях. О «Комедии о том, КАК БАНК ГРАБИЛИ» и о мюзикле «Первое свидание», который мне, конечно, гораздо интереснее, как девушке.

– Мы подозревали, что так и будет, и с этим есть определенная проблема. Театральную аудиторию традиционно составляют женщины – на 75 процентов. И всякий раз, когда мы пытаемся привлечь чем-то особенным еще и мужскую аудиторию, мы должны знать, что при этом не потеряем женскую – она для нас главная и самая важная. В этой связи само название «Комедии о том, КАК БАНК ГРАБИЛИ» несет в себе определенные риски. Люди могут подумать, что речь о боевике или гангстерском фильме, хотя это совсем не так. Наш так называемый полумюзикл, как мы его назвали, – это Голливуд на театральной сцене, очень веселая пародия на многие популярные голливудские фильмы, среди которых «Миссия невыполнима», «Бонни и Клайд», «Одиннадцать друзей Оушена», «Полицейская академия», фильмы Тарантино, «Розовая пантера» и еще бог весть что!

– Чей это спектакль?

– Это спектакль тех же самых авторов, которые создали «…ШОУ ПОШЛО НЕ ТАК». Он идет пока только в двух городах мира: в Лондоне и Москве. Нам удалось опередить Бродвей!

– А «Первое свидание»?

– Это тоже эксперимент. В центре сюжета, как понятно из названия, первое свидание. Юноша и девушка встречаются в баре после заочного знакомства в интернете. И мы с вами, сидя рядом с ними за соседними столиками этого же бара, наблюдаем, как развиваются их отношения. Но, что любопытно, мы видим не только то, что они делают, но и то, о чем каждый из них думает, то есть то, что происходит в их воображении. А там много всего: например, к каждому в мыслях постоянно наведываются со своими дурацкими советами друзья, родители, их бывшие... И часто только усугубляют тупиковые ситуации, в которые периодически загоняют себя главные герои. Очень узнаваемо! Мы иногда видим в героях этого мюзикла себя или каких-то наших знакомых. Все очень достоверно, забавно, весело, романтично... Да еще музыка классная, современная – живой бэнд играет прямо перед вами в этом же баре. Этот мюзикл ставился когда-то на Бродвее, кажется, в 2013 году. Там это был традиционный спектакль – на театральной сцене, с партером и оркестровой ямой. При том что постановка сама по себе веселая, с отличной современной музыкой. Я посмотрел его тогда и подумал: как здорово было бы поместить действие в иную, более органичную среду.

Фото: личный архив

– Получается, сделали иммерсив?

– «Иммерсивный» сейчас затасканное слово, скомпроментированное посредственными результатами и неудачами. Многочисленные продюсеры и режиссеры, очевидно, посчитали, что приставки «иммерсив» вполне достаточно для успеха. Но я не об этом. Наш спектакль имеет признаки иммерсивного, поскольку зрители погружены в действие и находятся как бы внутри спектакля. Но по своей сути это site-specific show, то есть спектакль, который показывается в том самом месте, которое предполагается его сюжетом. В нашем случае это бар, и спектакль идет в баре. В качестве другого яркого примера могу привести очень трогательный и эмоциональный спектакль «Дети железной дороги» по книге суперпопулярной в Великобритании детской писательницы начала ХХ века Эдит Несбит. Театр-тент построили прямо на железнодорожных путях на вокзале Kings Cross St Pancras в Лондоне, с которого уходил знаменитый «Хоггвартс Экспресс» из «Гарри Поттера». А зрители, сидя на местах, установленных прямо на платформах по обе стороны путей, смотрели эту пронзительную историю о детях, оставшихся без отца и вынужденных переехать из богатого лондонского особняка в заброшенный домик в глубинке, где все их детство было связано с выживанием и нехитрыми играми на железной дороге. Представьте, как в конце первого акта прямо в театр по рельсам въезжает красивый старый английский локомотив с вагонами, из которых на перрон выходят пассажиры, одетые по моде начала ХХ века! Потрясающее ощущение реальности происходящего!

У нас же все действие происходит в баре просторного фойе МДМ с его огромной люстрой. Вы приходите с любимым человеком или в компании друзей и прекрасно проводите время, сидя за столиком с бокалом вина. А на возвышении играет очень приличный оркестр, скорее бэнд, который может быть в любом хорошем ресторане или ночном клубе. Музыканты отличные, музыка классная. На ум приходит Вуди Аллен, который по понедельникам играет на саксофоне вместе со своими музыкантами в одном из баров Манхэтенна. Каждый желающий, кстати, может купить билет. Около ста долларов стоит.

– Вы ходили?

– Нет, все только собираюсь! У нас тоже музыканты хорошие и бар тоже настоящий.

– Интегрировали туда театральный буфет, получается?

– Конечно, люди обязательно будут что-то заказывать. Это же часть игры и зрительского опыта.

– Почему решили использовать фойе МДМ, а не взяли какой-нибудь хороший московский бар? Наверняка у вас есть друзья рестораторы.

– Мы могли бы взять любой московский бар, но зачем, если у нас уже есть свой бар в МДМ. Немного апгрейдим его, конечно: нужны хорошая акустика, театральный свет, декор, то есть определенная театральная инфраструктура. Все не так просто.

– Часто летаете в Нью-Йорк?

– Минимум два раза в год. Во-первых, там проходят мероприятия Бродвейской лиги, членом которой я являюсь уже пять лет. Во-вторых, там центр мировой индустрии мюзиклов: продюсеры, режиссеры, правообладатели.

– Вы ставили мюзикл «Анастасия» на Бродвее. Почему, кстати, его сюда не привезли?

– Это красивая история с потрясающей музыкой. Но сам мюзикл требует значительной переработки, прежде чем показывать его российской публике. В его нынешней форме он рассчитан на международную аудиторию, которой нужно про историю нашей страны многое объяснять. Для наших зрителей он будет местами просто наивен. Спектакль задумывался мной как псевдоисторическая драма, правдоподобная легенда, несмотря на то, что основан на анимационном фильме. Мы создали хорошую пьесу, которая затем претерпела интернациональную адаптацию, увы, не соответствующую моему замыслу. Тем не менее мюзикл пользуется большим успехом – он два года ежедневно шел на Бродвее, а сейчас находится в туре по Америке, идет в Испании, Германии и Японии. Может, когда-нибудь мы его переработаем и поставим в Москве и Петербурге.

Фото: личный архив

Из недавних бродвейских новинок мне показался любопытным ривайвл мюзикла Once In This Island – «Однажды на этом острове», действие которого происходит на одном из маленьких карибских островов. Колоритная южная сказка с музыкой калипсо, песчаным пляжем, тропическими растениями и водоемом, вокруг которых располагаются зрительские места. Мюзикл, заслуженно получивший «Тони», был создан композитором Стивеном Флаерти, автором текстов Линн Аренс – моими близкими друзьями, с которыми мы работали над «Анастасией», и молодым режиссером Майклом Арденом.

Ну и, конечно, «Гамильтон», который мы с женой и старшей дочерью посмотрели по рекомендации моего друга и наставника режиссера Хала Принса вскоре после бродвейской премьеры. Хал подарил мне билеты – купить их тогда было невозможно. Продано было все на год вперед, а спекулянты продавали по 2 000–3 000 долларов за штуку. Этот спектакль стал для меня настоящим потрясением. Мои младшие, которые знали мюзикл наизусть от первой до последней строчки и даже не мечтали увидеть его на сцене, не простили нам поход без них. Пришлось втайне от них купить еще два билета, которые мы подарили им в канун Нового года прямо перед входом в театр. Они обе тогда заплакали от счастья и неожиданности.

Бродвей в жизни моей семьи и моей компании был и остается камертоном. Мы любим бродвейский театр и ориентируемся на него в своей работе. А рассуждения о том, что мюзикл должен быть русским, особенным национальным, у меня вызывает вопросы. Что такое русский мюзикл, внятно мне объяснить никто не может.

– Может, оперетта?

– Исключено. Родина оперетты – Европа, а никак не Россия. И лучшие оперетты были созданы в Австро-Венгрии, Франции и Германии – это бесспорный факт. Из советских композиторов мюзиклами занимался лишь Исаак Дунаевский, и то в основном в кинематографе, ориентируясь при этом на бродвейские каноны. Наши выдающиеся современные композиторы – Алексей Рыбников, Максим Дунаевский, Геннадий Гладков – создали замечательные произведения для музыкального театра. Но выделить в них какие-то заметные общие отличительные особенности, которые позволят определить русский мюзикл как отдельное явление мировой театральной культуры, мне кажется, не получится. Впрочем, если нашим искусствоведам такая задача кем-то будет поставлена, они очень постараются ее решить. Вопрос: зачем?