Упыри и бюрократия: как Габсбургская монархия создала систему по охоте на вампиров

Осень — время просмотра фильмов о Дракуле, атмосферы «Сумерек» и чтения историй про вампиров и другую нечисть. В издательстве НЛО как раз вышла книга Франческо Паоло Де Чельи «Вампир. Естественная история воскрешения». Публикуем отрывок о том, как вампиры оказывались угнетенными и кто решал их судьбу.

И не было числа несчастным жертвам. Но кто же они? Те, кто верил, что их осадили живые покойники? Нет. Они-то как раз были палачами в этой истории, пусть даже и подсознательно мучимые страхами и страданиями. Пострадавшими были мертвецы, и история силезских и моравских детей не оставляет в этом никаких сомнений. Их тела буквально приносились в жертву, подобно тому как прежде — тела прокаженных, евреев, ведьм, мнимых преступников и бесчисленных других изгоев. Козлы отпущения, на которых проецировался страх общины. Они будто бы становились воплощением этого страха, тем, что нужно уничтожить физически.

Getty Images/duncan1890

Таким образом, в перевернутой перспективе живые покойники и были жертвами: во всей этой истории, в каждом отдельном ее эпизоде, вампирами на деле оказывались самые угнетенные и беспомощные из всех — попросту говоря, трупы, которым не посчастливилось разложиться. Да и то не всегда это было так. В параноидальном обществе даже самый нелепый случай кого угодно делал кандидатом в возвращенцы. Покойник же ничего не мог сказать в свою защиту, и вокруг него множились слухи и страхи тех, кто его хоть сколько-нибудь знал.

Конечно, и те, кто не давал покоя мертвецам, тоже были в своем роде жертвами — собственных суеверий. Системы. Или просто жизни, что в общем одно и то же. Но для оставшихся в живых главным было восстановить порядок. Так и возникла потребность в механизме коррекции, который мог бы подправить картину мира, чтобы создать иллюзию контроля над событиями и — в каком-то смысле — наказать виновного за происходящее. Все это делалось, чтобы вместе с человеческими останками уничтожить страх, боль, болезни, голод, войну и все прочие беды.

На юге, в краю сербских вампиров, из-за малых размеров деревень эксгумации были в целом немногочисленны (хотя в кризисные моменты и случались всплески).

Кадр из фильма «Носферату, симфония ужаса» (1922)

В Силезии и Моравии дело обстояло иначе: города и сельские поселения там были крупнее. К тому же, если на юго-востоке Габсбургской монархии жизнь общины регулировалась произволом гайдуков, а борьба с вампирами обычно ограничивалась пределами деревни, то на северо-востоке существовал хоть и хрупкий, но административный аппарат. И он, столкнувшись с волнами посмертной магии, счел необходимым вмешаться. Как? Не запрещая эксгумации (на что у него, возможно, не хватило бы сил), а вводя со временем требования и условия, бюрократизируя сражение с вампирами. Превращая борьбу с ними в формально судебный, а по сути административный акт. Так дьявол познакомился с гербовой бумагой.

И это была любовь с первого взгляда.

Все развивалось постепенно. До середины XVII века главных героев посмертных приключений чаще называли не «ведьмами» (Hexe) или изысканно-юридическим Maevia, а «духами» (Geist) или «призраками» (Gespenst). А поскольку они являли собой проблему общественного порядка, для ее устранения требовалось разрешение гражданских властей (местных или Пражского апелляционного суда). Церковного одобрения тоже испрашивали. И пока регион оставался под влиянием Реформации, священники, весьма изолированные от общественно-политической жизни, мало что могли поделать. Даже те из них, кто активно выступал против эксгумаций, как, например, лютеранский пастор, который не хотел, чтобы в стене церкви проделывали отверстие для выноса тела бывшего бургомистра Кунце. Мертвеца-возвращенца, в общем, рассматривали как преступника: история бреславского сапожника — еще один яркий тому пример. И для расправы над таким «нарушителем закона» применялись стандартные процедуры светского правосудия.

Getty Images/VeraPetruk

Ключевой фигурой тут был палач. Настоящий каратель. Мстительный мясник — страшный, непреклонный: его и боялись, и даже презирали, но в конечном итоге считали «решателем» проблем. Он пытал и казнил живых. А при необходимости — и мертвых. Черный ангел, способный управлять магическими способностями мертвецов. С одной стороны, благодаря ему останки казненных преступников обретали особенную силу.

Был в этом какой-то парадокс: убив кого-то однажды, палач делал труп магическим и превращал в своего рода phármakon (лекарственное средство); а убив дважды, вернее, умертвив окончательно, лишал покойника всякой власти. Палач, впрочем, всегда использовал одни и те же основные методы, лишь с разной степенью жестокости: повешение, четвертование и сожжение. Все зависело от того, какой преступник ему попадался.