«Норма» Максима Диденко: все, как обещал Богомолов

«Норма» Максима Диденко: все, как обещал Богомолов

«Норма» Максима Диденко, поставленная силами Театра на Малой Бронной и Мастерской Брусникина: советская реальность, поданная в звуковых, визуальных, языковых и вкусовых ощущениях. Театральный критик Алла Шендерова посмотрела спектакль по знаменитому роману Владимира Сорокина и задумалась, почему есть норму можно, а говорить об этом нельзя.

«Миллионы тонн говна, чтоб сыта была страна!» – так сказал мой одноклассник Кеша Н. на репетиции утренника. Очередной генсек умирал от старости, но утренники к советским датам учителя готовили исправно. В оригинале были «миллионы тонн зерна». Кешу отправили к психиатру. Нам было по 8.

«Норма» Максима Диденко: все, как обещал Богомолов

Фото: пресс-служба

Унижение и ложь, ежедневно в обязательном порядке получаемые советскими людьми, Сорокин назвал «нормой» и раздал своим героям в виде запечатанных коричневых брусочков. Их жуют всухомятку на работе, чтобы не тащить домой, или, наоборот, подмешивают дома в еду (в суп и даже в пирог) – чтобы не так противно. Все это было и в советском фольклоре. Так что мой одноклассник Кеша был во всех смыслах в норме: просто громко выдал то, что и так напрашивалось.

Как ни крути, слова «калоед» и «копрофагия» к Сорокину имеют такое же отношение, что и к миллионам советских граждан. Только они запечатлевали ощущения в анекдотах, он – в фреске из 8 частей, которую писал с 1979-го по 1984-й. Это первый и оттого безразмерный опус Сорокина – еще не писателя, а художника, служившего в редакции журнала «Смена». Вобрав все черты московского концептуализма, роман стал не только энциклопедией советской жизни, но совершил-таки революцию. Только не социальную, а языковую. Фонетически запечатлеть, как лицемерный пиетет пролетариата перед интеллигенцией превращается сперва в ругань, потом в нечленораздельный вой (знаменитые «Письма Мартину Алексеевичу»), удалось только Сорокину.

«Норма» Максима Диденко: все, как обещал Богомолов

Фото: пресс-служба

Текст романа режиссер вместе с драматургом Валерием Печейкиным сократили, тактично оставив все основные темы. Постмодернист Сорокин обрамил книгу историей ареста некого Бориса Гусева, у которого изымают самиздатовскую рукопись «Нормы», а потом на Лубянке ее читает мальчик (в спектакле его изумительно играет Мария Лапшина), в финале выдающий ей твердое «4» (по реакции гэбэшников ясно, что это хорошо, но не для них, а для книги – так начинающий писатель «подманивал» Фортуну).

В прологе спектакля два милиционера, дежуривших в партере перед началом, арестовывают Гусева: поднимают парня из третьего ряда и тащат на сцену. Камера транслирует его лицо на бархатный занавес: грим и ч/б съемка превращают актера Василия Михайлова в молодого Сорокина. Он будет присутствовать во всех эпизодах, взаимодействуя со своими же персонажами. Иногда молча, стыдливо маяча за их спиной. Например, когда звезда спектакля Евгений Стычкин устроит небольшой «интерактив», напомнив зрителям, что СССР был «мощной державой», и заставив зал хором петь «Одинокую гармонь». Или в другой сцене, где Гусев, улизнув от кагэбэшников, станет советоваться с юным пионером (которому выпало читать его рукопись), какой финал придумать для эпизода, начатого как деревенская проза. Этот эпизод превращается в «Падёж» – черный скетч, в котором самого Гусева бросят голым в клетку и он станет одним из «скотов», умерших на ферме. Суть настоящего писателя – раствориться в жизни своих же персонажей, и Диденко отлично это чувствует.

«Норма» Максима Диденко: все, как обещал Богомолов

Фото: пресс-служба

Художник Галя Солодовникова соорудила на сцене гигантский серый монумент, в центре которого – повернутое на зал черное жерло огромной трубы. Из него понемногу стекает (разумеется, не нефть). Иногда оно полыхает огнем, в него же в финале уходят герои. Монумент дополняют проекции видео-художников Олега Михайлова и Ильи Старилова. Например, «выбитые в камне» стихи – цикл сорокинских «Времен года», пародирующих всю нашу поэзию разом. А то вдруг стены «зарастут» ветвями – сцена признания в любви к России, кажется, позаимствована из «Зеркала» Тарковского. Бесконечные цитаты спрятаны и в музыке Алексея Ретинского, пересочинившего советские песни и марши: едва узнаешь пару тактов, как они тут же вздыбятся до неузнаваемости. Музыку исполняет стоящий на вершине монумента оркестр в военных шинелях (во главе с дирижером Ольгой Власовой).

В общем, всего не опишешь. Опасность прозы Сорокина в том, что если пойти вслед его подробному письму и ставить «как написано», то выйдет самый замшелый реализм. Этой опасности Максим Диденко и хореограф Дина Хусейн, обратившие добрую часть романа в пластику, вроде бы избегают. Артисты Театра на Малой Бронной и «брусникинцы» неплохо справляются с этим монументальным балетом. И все же бесконечные извивы рабочих, крестьян и прочих потребителей «нормы», пионеры в золотых пилотках (художник меняет красную символику на желтую) и гэбисты в черном, иногда превращающиеся в омоновцев, к концу первого акта успевают надоесть.

«Норма» Максима Диденко: все, как обещал Богомолов

Фото: пресс-служба

Во втором, впрочем, откроется второе дыхание. На черноземе, среди трибун с пионерами, появится маленький советский человек – тот же Евгений Стычкин, что прежде предлагал нам спеть. Ползая в семейных трусах, как червь между грядок, он будет писать «дорогому Мартину Алексеевичу» о том, как копает огород. Придут пионеры, возложат на грядки цветы, он оденется в белые брюки и китель (Стычкин проделывает это, стоя на руках и одновременно произнося текст), но чем пафоснее будет его вид, тем безобразнее брань. К финалу, оказавшись верхом на гербе среди знамен – новый маленький человек, любимец русских писателей – он достигнет такого накала, что все пространство Дворца на Яузе (где в этом сезоне играет Малая Бронная) начнет гудеть от сорокинской звукописи. «Я тебя бал… я тебя бал… ты габно…» – от его «камланий» стены дадут трещины и их начнет заливать то тягуче-черное, что лилось весь спектакль тонкой струйкой из жерла.

Самое время добавить что-то пафосное. Но сказать, что мы ушли от реалий сорокинской «Нормы», нельзя. Назвать спектакль Диденко совершенным образцом современного театра тоже рановато. Зато смело можно утверждать, что Богомолов, обещавший строить свой театр по тем принципам, которым учил его Олег Табаков (сочетать авангард и аттракцион, эксперимент и коммерцию), именно так и делает.

Алла Шендерова

Еще больше о новых фильмах, музыке и премьерах — в нашем паблике во «ВКонтакте»

Подписаться