11 цитат из книги «Авангардисты. Русская революция в искусстве 1917-1935»

В издательстве «Азбука-Аттикус» выходит новая книга известного голландского ученого Шенга Схейена – слависта и одного из ведущих специалистов по русской культуре и истории ХХ века. Ради нее Схейен изучил сотни дневниковых записей, писем, мемуаров и архивных материалов, найдя множество интересных фактов из биографии Малевича, Татлина, Лисицкого и других художников начала ХХ века, позволяющих взглянуть на них с новой стороны. По мысли Схейена, в русском искусстве авангард стал не просто арт-направлением – он был менталитетом и стилем жизни. Публикуем несколько любопытных фрагментов.

«Авангардисты не появились из ниоткуда. Почти все их замыслы представляли собой радикальную интерпретацию идей, по существу, разработанных предыдущим поколением художников. Поэтому их творчество совпадает с периодом общего расцвета в русской культуре, начавшимся уже в 1895 году».

«Я вовсе не считаю, что хорошие художники — всегда чудаки, но полагаю, что, коль скоро чудак наделен истинным творческим талантом, а его окружение не просто лояльно к его самобытности, но и всячески ее поощряет, то подобная общность может породить нечто из ряда вон поразительное».

«Между прочим, в назначении Малевича комиссаром Кремля крылся еще один провокационный подтекст. Малевич был поляком и крещеным католиком, относясь тем самым к институционально дискриминируемому религиозному меньшинству в Российской империи. Уже по одному только имени (Казимир) его можно было идентифицировать как поляка. При этом Малевич вовсе не старался скрывать свое польское происхождение: говорил с польским акцентом и так никогда не научился грамматически правильному русскому языку. По словам друзей, он был похож на прелата, а врагам больше напоминал деревенского католического священника. Назначение нерусского и неправославного управляющим святая святых православной России представляло собой отчаянно дерзкий поступок по отношению к консерваторам и религиозным деятелям».

«Татлин насочинял красочную вереницу легенд о своей встрече с Пикассо. В одной из них Татлин якобы предложил себя Пикассо в качестве домашнего слуги. Якулову он рассказывал еще более колоритный анекдот, в котором, изображая из себя слепого бандуриста, в темных очках, бродил вокруг мастерской Пикассо в надежде, что его заметят. «Так и случилось. Он был приглашен как натурщик и, улучив минуту, когда Пикассо вышел, заглянул в комнату рядом. Там, на нитках, в разных плоскостях, висела распиленная на части скрипка. Татлин снял очки и быстро стал зарисовывать, но за этим занятием был застигнут Пикассо и с шумом удален из мастерской». Татлин рассказывал эту историю всем подряд, и слушатели принимали его лицедейство за чистую монету. На самом деле произошло следующее: Липшиц привел Татлина в мастерскую Пикассо и представил их друг другу. После оживленной беседы Пикассо подарил Татлину несколько тюбиков краски, и художники сердечно распрощались. Свидание длилось, вероятно, всего несколько часов. На следующее утро Татлин встретился с Поповой, которая также была в Париже и в тот же день написала открытку Удальцовой: «Татлин вчера был у Пикассо, совсем сошел с ума, он на днях уезжает в Москву. Вы ему позвоните или пойдите к нему, он Вам все подробно расскажет. Он очень понравился Пикассо, тот им очень заинтересовался». Вот и вся история».

«Зайдя однажды к местному портному, чтобы перелицевать пиджак, и случайно увидев рисунки его 13-летнего сына, Шагал настоял на его учебе в училище. Тем мальчуганом был Ефим Рояк. Официально для поступления в учи- лище был установлен минимальный возраст — 15 лет, но на это правило часто смотрели сквозь пальцы».

«Нина Коган руководила детской группой при мастерской Малевича. «Основным видом и содержанием занятий в детской группе было копирование с «картин» Малевича, — вспоминал один из учеников. — Мы старательно перерисовывали квадраты, прямоугольники, круги и раскрашивали их акварельными красками. Чаще всего геометрические фигуры на полотнах Малевича были изображены на белом фоне. Композиция фигур на многих картинах была сложная: геометрические фигуры часто пересекались и частично прикрывали друг друга. Все это производило впечатление чего-то единого целого, находящегося в постоянном движении (так, по крайней мере, говорили взрослые, поклонники Малевича)». Бывало, что дети присутствовали на занятиях студентов постарше. Там они наблюдали, например, как в мастерской всякий раз на новом месте вывешивался холст с изображением черного или красного квадрата, и учащиеся наперебой рассуждали о том, «в каком случае этот квадрат лучше смотрится и находится в большем движении».

«В последний период свой жизни Татлин работал с молодым тогда еще режиссером Товстоноговым. Как-то раз находясь у Татлина в гостях, тот обнару- жил в мастерской художника один из его рельефов. В глазах режиссера сталинской эпохи рельеф выглядел как объект из другой галактики. Он рассказал об этом в интервью 1986 года: «Мы пошли туда, поднялись на пятый этаж. Идем по длинному коридору. Татлин мне в спину говорит: «Налево, налево... Левее Татлина быть никого не может!» Меня поразили стены мастерской. Он прикрепил к обоям декоративный узор. Но не приклеил, а именно прикрепил — с зазором. Это вызывало странное впечатление. Видя мое удивление, Татлин сказал: ”Без странности не может быть ничего в искусстве, голубчик”».

Шенг Схейен один из ведущих специалистов по русской культуре и истории ХХ века. С 4-8 декабря он лично представит свою новую работу на книжной ярмарке NON/FICTION и у вас будет возможность задать ему вопросы. Он, кстати, еще и прекрасно говорит по-русски.