5 вещей, которые меня изменили: продюсер Леонид Роберман

Театральный продюсер Леонид Роберман в этом году выпустил, пожалуй, самый модный спектакль осени – «Борис» в Музее Москвы. На очереди – «Посадить дерево» с Михаилом и Никитой Ефремовыми в театре «Практика». Перед выходом спектакля спросили у Робермана о пяти культурных явлениях, которые на него повлияли.

Носки и галстуки

До поступления в институт я не предполагал, что в носках есть какой-то смысл, кроме утилитарного. Даже, скорее, до встречи с моим педагогом по мастерству актера в Минске. Матвей Федоровский для меня до сих пор – вершина вкуса и в театре, и в отношении к жизни. Глядя на него, я понял, что то, что мы носим, – это внешнее проявление нашей души. Что можно иметь одну рубашку и десять галстуков, и каждый день будет ощущение, что ты одет иначе. И что аксессуары должны сочетаться.

Рубашки

Рубашки сопровождали меня всю мою жизнь. Помню отца и нашу поездку в Одессу, где мы познакомились с человеком из Тирасполя, а там была знаменитая фабрика, производящая рубашки. Они были такие, каких невозможно было найти в Гомеле, где мы жили. Я помню, что мама возмущалась, когда тот человек присылал рубашки отцу, но для него это было очень важно. Когда я учился в девятом классе, началась мода на длинные воротнички (может быть, ее начали «Песняры»). Купить такую было нельзя, мне сшили на заказ. Результат мне очень нравился: она была цвета замшелого попугая. И у нее был очень длинный воротник, такого не было ни у кого. Теперь я понимаю, что тогда на меня обращали внимание не потому, что это было очень модно: клоуном меня могли назвать в самом прямом смысле. Но я был собой очень доволен.

«Мартин Иден»

Когда я думаю о том, почему я столько раз перечитывал Джека Лондона, я понимаю, что, может быть, для мальчика из Гомеля было важно осознать, что все возможно. Что может случиться даже то, что не должно произойти, учитывая время, место рождения и происхождение. Вся моя жизнь доказывает, что главный двигатель судьбы – это желание. Если я добивался, значит, хотел. И наоборот. В «Мартин Идене» это главное. Я перечитывал его, чтобы напомнить себе: можно добиться всего. Хотя финал в этой книге не очень, конечно.

Анаталий Эфрос

Мы шли на экзамен, и на кафедру поднимались сразу Андрей Гончаров, Марк Захаров, Анатолий Эфрос, Иосиф Хейфец. Целая плеяда, и, конечно, очень сложно выделить кого-то одного. Я не говорю о том, кто поднимается на кафедру сейчас, уж так сложилось. Но на меня повлияли и эти люди, и это время, и то бурление, которое было вокруг. Я вспоминаю фразу Эфроса на одной из репетиций, которую он сказал студенту (ныне очень известному человеку): «Что с тобой? Почему ты мне такое показываешь? Ты имеешь право на свое мнение? Да, конечно! Но кто ты? Бандит тоже имеет право на свое мнение. Главное – то, что ты из себя представляешь». Это имеет прямое отношение к спектаклю «Посадить дерево», который мы делаем в театре «Практика» вместе с Мариной Брусникиной и Михаилом Ефремовым. Потому что Ефремов как раз представляет из себя умного артиста, способного наполнить собой любую роль. Когда мы впервые соприкоснулись, он не показался мне интересным. Я тогда был не готов: то, что волновало его на тот момент, не волновало меня совершенно.

Испания

Сначала меня не взяли на режиссерский в Минске. На следующий год не взяли снова. В это время в Москве в ГИТИСе шел дополнительный набор на второй курс режиссуры. Я попал туда и бесконечно благодарен тем людям, которые отсеяли меня в Минске! Но в Москву я приехал не к началу занятий, а на неделю позже. В общежитии уже не было мест, кроме комнаты, в которой жили двое испанцев. Мы прожили вместе четыре года, за это время я выучил от них одно слово – и то неприличное. Мне незачем было осваивать язык: поехать за границу мне не светило. И тут перестройка, и один из них пригласил меня в Испанию. Там тогда была мода на все русское, и в Мадриде я вдруг понял, что я модный. Меня везде водили и говорили: «Это русский». Как-то раз мой друг повел меня на встречу с ректором университета, пытаясь поднять статус этой встречи, и случайно нашел для меня работу! Ректор предложил мне провести курс мастерства артиста и режиссера. Я не раздумывал, конечно. Потом я остался в Испании еще на шесть лет, делал спектакли и фестивали. Конечно, выучил язык. Когда я его не знал, все испанцы казались мне очень умными, так что я очень огорчался. А еще настоящей мукой были магазины. Для того чтобы зайти внутрь, я некоторое время собирался с силами. Я шел туда, как на боевую операцию. Во-первых, я не понимал назначение большинства предметов на полках. Во-вторых, не мог ничего выбрать, потому что всего было слишком много. А потом долгое время не мог заплатить.