«Петровы в гриппе» в «Гоголь-центре»: всем, кто хоть раз ходил на елку, посвящается

Аспирин сорокалетней выдержки, настоящая Снегурочка и набитый синий троллейбус как памятник всем, кто маялся в застой, в перестройку, в нулевые, следует со всеми остановками. Театральный критик Алла Шендерова побывала на премьере в «Гоголь-центре» и делится впечатлениями об увиденном.

На темной сцене – «физиономия» троллейбуса в натуральную величину. За лобовым стеклом, как сельди в рассоле, болтаются пассажиры. Их много, они сгрудились над шофером, кашляют. Их голоса – злобное коллективное бессознательное, или как выразился однажды Иосиф Бродский, «голос колоссального неблагополучия». Маршрут троллейбуса № 3 написан над лобовым стеклом, но в темноте его не разобрать. Да и так ясно, что едет он сквозь время: из Свердловска в Екатеринбург. Вот, кстати, и Ельцин – точнее кукла Ельцина – предъявляет кондукторше книжечку льготника. А Дед Мороз рядом с ним тревожно пялится в стекло, видать, без книжечки. Перед троллейбусом расхаживает Роза Хайруллина – местный дух и всеобщий ангел-хранитель. Она то фары погладит (те посверкивают в ответ), то продирижирует невидимым хором, который затянет «Спите, орлы боевые…» (гимн белоэмигрантов, он же советская революционная песня, звучит как отходная по всем, кто страдал в час пик).

Фото: Ира Полярная

Спектакль «Петровы в гриппе» поставлен по роману Алексея Сальникова «Петровы в гриппе и вокруг него». Фильм по нему в перерывах между судебными заседаниями снимал этой осенью Кирилл Серебренников. И в общем это логично: когда на тебя наступает российская хтонь, самое время, как крестным знамением, заслониться от нее романом Сальникова, запечатлевшим эту хтонь так точно и весело, как давно никому не удавалось. А пока худрук «Гоголь-центра» снимал фильм, в его театре шли репетиции – спектакль по «Петровым» ставил Антон Федоров, ученик Юрия Погребничко, до этого выпустивший необычного «Ревизора» на сцене «Около дома Станиславского».

Самое интересное – думать о том, почему именно сейчас вдруг кончился ступор и театр смог так глубоко рефлексировать над совсем недавним прошлым. Может, просто потому, что одно десятилетие кончилось, началось новое, и это самое время для того, чтобы оглянуться? В конце 2019-го вышла «Сказка про последнего ангела» Андрея Могучего – сага о 90-х. Действие «Петровых» начинается в 1979-м и продолжается в начале нулевых, но 90-е в нем тоже проглядывают – как кукла Ельцина в троллейбусе. О том, сколько у этих спектаклей общего, стоило бы написать отдельный текст. Например, Снегурочка, вокруг которой строится действие в романе Сальникова, придавая всему слегка сказочный оттенок, – она же становится путеводной звездой героя «Сказки про последнего ангела». Похоже, Новый Год и все, что с ним связано, и есть та самая «скрепа», объединяющая нашу большую страну в едином порыве.

Фото: Ира Полярная

«Стоило Петрову сесть в троллейбус, и почти сразу возникали безумцы и начинали приставать к Петрову», – этой фразой начинает свой роман Сальников. Савва Савельев, художник спектакля Антона Федорова, поместил на сцену «Гоголь-центра» почти настоящий троллейбус, который поворачивается то передом, то боком, и вся жизнь героев происходит в нем. Этот троллейбус, конечно, тоже скрепа нашего бытия. Полногрудая кондукторша орет на безбилетников, библиотекарь, она же жена Петрова (Яна Иртеньева), – на пенсионеров в читалке. Всё и все здесь подвержены метаморфозам. Салон троллейбуса изнутри сверху донизу обшит восточными коврами (возможно, это рифма к татарскому имени Петровой – Нурлыниса Фатхиахметовна). В крыше троллейбуса – люк, через который герои вылезают наверх. Там – кладбищенская оградка. За ней Петров выпивает с одетым в траур Игорем (в книге пьянка начинается в катафалке). В спектакле этих «Игорей» (нечто вроде злых гениев для Петрова) два: Михаил Тройник и Евгений Харитонов. В центре салона троллейбуса стоит ванна, из нее торчит голова читательницы в вязаной шапочке и ее нога в зимнем сапоге. Сын Петровых (к финалу гриппозный бред усилится, и их тоже станет два мальчика: Артем и Роман Борзовские) дома, но валяется на верхней полке – как в плацкарте. Над газовой плитой в углу – три монитора, стилизованные под черно-белые фото, «оживают» кадрами из фильма «Прогулки с Бродским».

Фото: Ира Полярная

Старичок-читатель, заметив татарское имя на бейдже Петровой, говорит: «Понаехали тут». Петрова с размаху бьет его чем-то острым. Или она все-таки бьет не его, а Иосифа Бродского, что возникает вдруг в читальном зале, совсем седой и сильно лысый – как если бы дожил до наших дней. Бродский читает «Не выходи из комнаты», дама в шапочке просит повеселее, поэт талдычит свое – читательница замахивается, а кровожадная Петрова добивает его отверткой. Дома она деловито снимает со стены репродукцию «Дамы с горностаем», за которой оказывается люк стиральной машины. «У тебя там нет ничего белого?» – спрашивает Петрова мужа, влезает в перепачканном кровью пальто в машину, захлопнув дверцу. Барабан крутится, пальто стирается вместе с телом, когда актриса выберется – с нее потечет, будто ее и правда выстирали.

И Яна Иртеньева, и Семен Штейнберг (Петров) виртуозно существуют на грани драмы и клоунады и при этом нигде не перебарщивают. У остальных актеров множество перевоплощений, и почти каждое стоит отдельного описания. Сгустив и без того многослойную, пестрящую галлюцинациями ткань повествования, режиссер и художник придумывают и продумывают до мелочей свой мир, воплощая сюжет романа и при этом не впадая в иллюстративность. Мало того, они умудряются вплести в ткань спектакля новые образы, которые становятся ремарками, поясняющими суть происходящего. Вот, например, Бродский (Артем Шевченко) – ненужный гений здешних мест, его в романе нет. Это как бы коллективная греза читателей библиотеки, которые и сами, похоже, плод гриппозного воображения Петровой.

Фото: Ира Полярная

«Петров женат был на ее сестре, / Но он любил свояченицу; в этом / Сознавшись ей, он прошлогодним летом, / Уехав в отпуск, утонул в Днестре», – не знаю, вспоминал ли Алексей Сальников строчки из «Чаепития» Бродского, но Антон Федоров, думаю, вспоминал. Конечно же, его спектакль – трагедия человека, который долго (в романе – до последних сцен) не замечал, что жизнь проходит мимо. В этом смысле «Петровы» Антона Федорова – очень чеховский спектакль. Просто чеховская тоска здесь искрит и обманывает: клоунадой, гротеском, отличным видео и саунд-дизайном. Все это так весело, что не сразу замечаешь, как дрожит крупной дрожью Петров в трусах и майке, держа, как знамя, покосившуюся елку. И он – маленький – идет на елку, и сын его потом также идет на елку, и Снегурочка у них одна и та же (эту томную, сладкоголосую, очень несчастную ведьму в исполнении Марии Поезжаевой трудно забыть). Ничего не меняется, хотя Брежнева на экране давно сменил сначала Горбачев, а потом Ельцин.

И все это быстро закручивается-заворачивается, как шаровая молния, – вот-вот взлетит и как шарахнет. Но пока, особенно во второй части спектакля, еще не летит и не шарахает. Повтор сбора на елку внезапно кажется не безысходностью, а протаптыванием действия на месте. Режиссура и оформление – не мастерством , а мастеровитостью, скрывающей неопытность. Впрочем, дело, может быть, совсем в другом. В отличие от книги, спектакль живет здесь и сейчас. Он вступает в беседу со зрителем, и зритель сходу понимает, что этот разговор – о нем. О нас. Но почти подобравшись к главному – к нашему сегодня – театр вдруг замолкает и останавливается. Так же, как сбивается видео: после Ельцина на мониторах вроде должен появиться Путин, ведь действие романа происходит в нулевые, но он не появится. «Давай супа поедим, горячего супа!» – все настойчивее и безнадежнее предлагает кому-то местный ангел Роза Хайруллина. Видимо, осмыслять то, в чем мы живем сейчас, еще не пора.

Фото: Ира Полярная

Алла Шендерова