Квартиры поколений: дом художника Лансере

Запускаем ежемесячную рубрику: будем собирать интересные истории семей, живущих в одном и том же доме уже несколько десятилетий, и показывать, как устроен их быт. Первый герой рубрики – потомственный художник Евгений Лансере, его семья живет в доме в Милютинском переулке с 1934 года и переезжать не собирается. Евгений рассказал о том, как его дед получил квартиру на Сретенке, причем здесь Щусев и какие традиции передаются из поколения в поколение вот уже более 80 лет подряд.

Фото: Михаил Голденков/The City

Квартира потомственных художников Лансере находится в угловом доме 20/2 в Милютинском переулке. По словам Аллы Лансере (жена Евгения Лансере. – Прим. ред.), акционерное общество «Феттер и Гинкель» начало строить здание в начале десятых годов прошлого века, к 1914 году возвели пять этажей. Потом около 10 лет дом стоял в лесах. Достроил его архитектор Александр Калмыков только в начале 30-х. В советское время на первом этаже здания располагались разные организации, а семь верхних этажей занимали жилые квартиры. В 1934-м сюда въехали художник Евгений Лансере и вся его семья. Дали квартиру в 220 квадратных метров на пятом этаже: семь комнат, кухня, высокие потолки – 4,2 метра. Во время тотального уплотнения в конце 1930-х к семье Лансере подселили соседей. С большим трудом художнику удалось получить разрешение на строительство стены между семьями: ее сделали на кухне, таким образом, 83 квадратных метра квартиры (большая часть кухни и три комнаты) достались соседям. Семье Лансере отошло 137 квадратных метров: четыре большие комнаты и кухня, зато удалось избежать суровых реалий коммунальной квартиры.

Фото: Михаил Голденков/The City

Одна комната полностью мемориальная, ее одну и разрешили фотографировать. Здесь хранятся все вещи, которые семья собирала десятилетиями: картины кисти Зинаиды Серебряковой, шкаф, сделанный по эскизам Бенуа, сундук, привезенный прапрапрадедом Евгения Лансере (всех художников Лансере зовут Евгений. – Прим. ред.) архитектором Альбертом Кавосом из Венеции. Тут даже есть «уголок предков», где висят портреты всех родственников.

Капитального ремонта в квартире никогда не было. В 2014 департамент культурного наследия подтвердил дому и квартире художника Лансере статус объекта культурного наследия регионального значения. Так что теперь для ремонта необходимо собрать огромное количество бумаг, доказывающих, что он необходим, и организовать тендер. И то не факт, что кто-то возьмется за реставрацию такого маленького пространства. Собственникам квартиры даже нельзя самостоятельно поменять деревянные окна на пластиковые, ведь все должно быть подлинным. Здесь все как в начале XX века: дубовый паркет, латунные ручки на дверях и табличка с фамилией на входной двери.

Евгений Лансере, его супруга Алла и их дочь Мария. Фото: Михаил Голденков/The City

Как квартира в Милютинском переулке стала домом Лансере

Евгений Лансере – о семье и судьбе квартиры: «До революции 1917 года мой дед – художник Евгений Лансере – познакомился с архитектором Щусевым, они вместе работали над проектом Казанского вокзала. Также он оформлял книгу Л. Н. Толстого «Хаджи Мурат» и для сбора материала много путешествовал по Кавказу. Когда в 1917 встал вопрос, куда бежать, – дед точно знал ответ. Пока он жил в Грузии, Щусев успел стать «придворным» архитектором: построил Мавзолей и заложил гостиницу «Москва». Он-то в начале 1930-х и пригласил моего деда Евгения Лансере обратно в столицу продолжить работу над Казанским вокзалом. Конечно, тот вместе с семьей вернулся в Москву. Также именно благодаря Щусеву моя семья получила огромную квартиру в Милютинском переулке. Без него дед бы никогда не вернулся из Грузии, ему просто некуда было возвращаться».

Фото: Михаил Голденков/The City

Эпоха СССР, или как из квартиры художника пытались сделать коммуналку

«В конце 1930-х квартира стала значительно меньше: из нее сделали коммуналку прямо по булгаковскому сценарию, как из «Собачьего сердца». Власть решила, что квартира в 200 квадратных метров – большая роскошь для художника, поэтому к моей семье подселили соседей. Понятное дело – жизнь стала адом. Тут опять Щусев помог: благодаря ему деду разрешили сделать стенку. 83 метра квартиры перешло соседям. Если бы не перегородка, то квартира никогда не стала бы мемориальной – в коммуналке невозможно сохранить ценные вещи, ведь все общее».

Фото: Михаил Голденков/The City

Великая Отечественная война и пуля в картине

«Во время войны в семье никто не погиб: папа не пошел на фронт из-за плохого здоровья и служил в тылу в инженерных войсках, а мама, как все студенты, работала на строительстве оборонительных сооружений и дежурила по ночам на крышах, тушила зажигательные бомбы. Единственное, что действительно пострадало, – это картина с интерьером дома Кавоса в Венеции. К моему отцу в начале ВОВ пришел друг лейтенант, который только-только закончил технический институт. Перед отправкой на фронт ему выдали оружие, и он захотел им похвастаться. Родители как раз стояли в гостиной (сейчас – мемориальная комната. – Прим. ред.), он играл, играл и доигрался: выстрелил прямо по картине. Но это еще не так страшно. За стеной стояла моя бабушка Ольга Арцыбушева. Пуля срезала ей прядь волос и чуть поцарапала голову, а могла бы застрелить насмерть.

Белый эмигрант и мамины рябчики

«В 50-е у нас в квартире жил белый эмигрант – Дмитрий Мейснер, автор книги «Миражи и действительность». У него потрясающая судьба: был секретарем Керенского, после революции бежал в Крым, а после обосновался в Праге. В 1941-м, после нападения Германии на СССР, его как русского посадили в тюрьму, а в 1945-м, после освобождения Чехословакии советскими войсками, он снова был посажен в тюрьму уже как белый эмигрант. Но, поскольку за ним никаких преступлений не числилось, его довольно скоро отпустили. В это время он как раз написал свою книгу и приехал в Москву, чтобы ее издать. Нашу семью попросили приютить его на две недели, пока ему найдут жилье, а в результате он прожил у нас два года. Так вот этот Мейснер обожал маминых рябчиков с брусничным вареньем. Когда она их готовила, Мейснер специально бегал по десять раз мимо кухни, чтобы понюхать их божественный аромат. Сейчас такие рябчики безвозвратно исчезли с витрин магазинов».

Фото: Михаил Голденков/The City

Рождество важнее Нового года: елка до потолка и пирожки с 12 начинками

«Семья Лансере практически никогда не отмечает Новый год, мы празднуем только Рождество – это традиция существовала всегда. К этому празднику готовимся долго: покупаем в лесничестве четырехметровую елку прямо до потолка, украшаем ее старинными игрушками, у нас сохранились еще дореволюционные, самодельные. В Рождество и Крещение даже настоящие свечи на елке зажигаем, их около 40. Каждый выбирает себе свечку и загадывает желание, у кого она погаснет последней, все сбудется. Еще один обязательный атрибут Рождества – пироги. Мама в сочельник всегда их готовила, причем непременно с 12 начинками – по количеству апостолов. Сейчас моя жена Алла делает пирожки с одной или двумя начинками, но с капустой обязательно. Также традиционные блюда в сочельник – заливное и кутья, а еще узвар».

Застольные песни и маскарады

«Все дни святок – с 6-го по 19-е января – у нас всегда гости. И все всегда поют песни. У нас в гостях кто только ни бывал: актер Петр Глебов, Герард Васильев, певица Тамара Гвердцители, пианист Юрий Розум, баритон Большого театра Владимир Редькин и много других замечательных людей.

В 50-е мы еще маскарады устраивали, сейчас уже нет, к сожалению. Помню, приехал к нам на костюмированный бал папин друг – армянский архитектор Якубян. Итальянка-жена выставила его из дома, опрокинув кастрюлю спагетти на голову. После этого он всю жизнь мыкался по коммунальным квартирам. Он у нас на маскараде очень хотел встретить новую любовь, но боялся снова нарваться на женщину, которая на раз-два снова наденет ему кастрюлю с макаронами на голову. Но он нарвался на переодевшегося в девушку приятеля моего отца. Ухаживал за ним весь вечер, а тому забавно было. Даже провожать до дома пошел. На следующий день приходит к нам в гости с фингалом и говорит: «Какая женщина! Но сильная».

Фото: Михаил Голденков/The City

5 вещей с историей из дома Лансере

Именной графин

Когда дед Евгения Лансере уехал в Грузию, он взял с собой минимум вещей. Все остальное раздал по знакомым, в том числе и этот именной графин, на нем выгравированы буквы «ЕЛ». После возвращения в Россию дед пытался вернуть свои вещи, но многие были утеряны, ведь некоторых знакомых убили во время революции, других посадили, третьи распродали ценные вещи в голодные годы. В общем графин был потерян. Отец Евгения Лансере случайно обнаружил его в антикварном магазине где-то в 1960-х и, конечно, тут же купил его.

Фото: Михаил Голденков/The City

Баба Яга

Скульптор-анималист Артемий Обер в начале XX века подарил семье Лансере свое произведение – «Бабу Ягу». В доме в Милютинском переулке она стоит в коридоре, прямо рядом с входной дверью. На этом месте она уже более 70 лет. Как вспоминает сам скульптор Евгений Лансере: «В детстве мы ее очень боялись, старались как можно быстрее мимо нее бегать, особенно ночью».

Фото: Михаил Голденков/The City

Бронзовый жеребенок

В 1980-е к Евгению Лансере приехал англичанин Джеффри Сотсбери, писавший тогда книгу о его прадеде. Они вместе пошли в антикварный магазин и наткнулись там на скульптуру жеребенка – без подставки, без подписи, просто жеребенок неизвестного автора. Евгений покрутил его в руках и подумал: «Похоже на работу прадеда», – но не придал этому значения. В этот же день они вдвоем отправились в музей коневодства, в экспозиции которого много работ прадеда Евгения Лансере. Там обнаружили скульптурную группу с табуном, где не хватало одного жеребенка. Оказалось, его уже давно украли. Евгений быстро понял, что к чему, и в тот же день выкупил в антикварном магазине подлинник своего прадеда.

Фото: Михаил Голденков/The City

Картина «Гусь»

У семьи Лансере в 1950-60-е годы был друг – до революции очень богатый человек – Николай Чоколов. Часто гостил в доме художника, хотя по закону было запрещено: в то время домком постоянно проводил обходы по квартирам, ведь жилье считалось собственностью товарищества, жить кому-то постороннему запрещалось. Так что когда Чоколов гостил у Лансере, то спал в маленькой каморке за картиной, там специально для него даже стояла раскладушка. А нам, детям, когда мы слышали шорох из каморки за картиной, родители говорили, что гусь на картине волшебный, если попросить у него сладкое, он даст. И мы просили: «Гусь, гусь, дай конфетку», – и вниз падала конфета. Сейчас полотно висит над входом в гостиную.