The City собрал десять альбомов, миксов и записей, которые помогли музыкальным обозревателям, редакторам, авторам блогов и телеграм-каналов про музыку не заскучать в самоизоляции.
Уверен, что многие были в ситуации, когда при знакомстве с каким-то культовым, классическим альбомом или же в целом с тем артистом, любовь к музыке которого считается признаком хорошего вкуса, выясняется, что лично ты в эту музыку въехать не можешь. Осознаешь всю значимость альбома для культуры или, допустим, инновационное для своего времени звучание, но на уровне личного восприятия совпадения нет. У меня так случилось с первыми двумя альбомами шотландского электронного дуэта Boards of Canada. С одной стороны, это общепризнанная классика жанра IDM, с другой – загадочная атмосфера и то самое ностальгическое звучание, которым Boards of Canada хорошо известны. По идее, как любителю такой музыки они должны были прийтись мне по вкусу. Но удивительным образом резонанса не было. К счастью, лишь до режима самоизоляции.
В свое время альбом Geogaddi называли более мрачным и меланхоличным релизом по сравнению с дебютом шотландцев Music Has the Right to Children. В своего рода дилогии этих альбомов Geogaddi, несомненно, играет роль более взрослой записи в противовес «детскому» дебюту. Но для меня, внезапно обнаружившего себя ночь за ночью переслушивающим как раз Geogaddi, эта музыка интересным образом обратилась светом в тусклый период самоизоляции.
Не сказать, чтобы локдаун меня как-то особо потревожил, но слушать что-то в такой обстановке я стал куда меньше: думаю, что перешел на половину того объема музыки, к которому привык в обычном режиме. Даже перестал составлять плейлисты из конкретных альбомных линеек, хочется лишь несколько записей врубать на повтор. И Every Man у Bardo Pond – одна из тех, что звучит чаще всего. On the Ellipse, может, не самый популярный альбом Bardo Pond, но точно один из самых впечатляющих. В первую очередь – своей расслабленностью. Эта, возможно, лучшая психоделическая группа на земле стала известна благодаря своей сдержанной активности и аккуратной выборке джемов. Но для On the Ellipse обе стратегии выкинули прочь, а многосоставный гитарный дрон, самый узнаваемый звук группы, тут вообще ощутимо появляется только под самый конец. Все остальное место занимает вокал Исобель Солленбергер и несколько скупых гитарных фраз, моментами даже не озвученных никакими эффектами. Вообще, мне кажется, что термин «психоделический», предполагающий растворение во всеобъемлющем звуке и сознании, здесь совсем мимо кассы. On the Ellipse словно выталкивает слушателя на некую непоколебимую гладь, и на ней хоть ори, хоть прыгай – не пойдет и ряби. Единственный момент – слушать такое во время глобальной лени может быть чревато.
За время карантина я практически не слушала музыку – решила побыть в тишине и прислушаться к окружающему миру. Исключением стал альбом певицы и поэтессы KeiyaA – я на него случайно наткнулась, пока искала на просторах Bandcamp интересные треки в жанре R&B для своего проекта «Радио Параллель». Настроение карантина очень совпало с альбомом Forever, Ya Girl – такое есть в нем ощущение поиска, полудурмана, словно долгое время уже идешь по пустыне, не видишь ей ни конца ни края и обращаешься к высшим силам. Есть в нем и намек на день сурка – трек Hvnli с повторяющимся, слегка искаженным семплом – круг замыкается, и ты попадаешь в водоворот. И строка «I can barely remember my rememory» как-то особенно откликается – какой сегодня день, число? Песни в альбоме перетекают одна в другую, формируя единую историю. И в эпоху бесконечных синглов это особенно круто – я ретроград и люблю цельные альбомы. Этот альбом для меня и про скитания, и про исцеление, и про любовь к себе. Отсылки к олдскульным хип-хоповым ритмам, соул, многоголосие дают опору, низкий бархатный голос KeiyaA успокаивает, и ты наполняешься внутренними силами, чтобы идти дальше. Все, что нужно, – спокойствие. Все будет хорошо.
Британский 24-летний вундеркинд Mura Masa в начале этого года записал альбом R.Y.C – о переоценке ценностей и боли расставания с беззаботным прошлым. Музыка детства Mura Masa, которую он много цитирует на этой пластинке, – инди-рок, который он слушал в 14, а я в 24. Локдаун, по сути, оказался таким же расставанием с прошлым, как и взросление: прежней жизни уже не будет, и вполне возможно, что многие вещи, которые мы так ценили, останутся позади. Потные концерты в маленьких клубах, чувство единения на них, магия живой музыки, которая, конечно, вернется, но такой, как прежде, уже не будет. У каждого свои осколки старого мира, мои выглядят так, и я растерян. Не самая большая беда по сравнению с вопросами жизни и смерти, конечно. Проблемы, описанные в R.Y.C, тоже сложно назвать грандиозными и уникальными: все взрослеют, ничего страшного, жизнь не заканчивается, она будет другой. Но прямо сейчас я в растерянности, и ничто так точно не передает это ощущение, как музыка Mura Masa.
Свалившееся на голову свободное время позволило углубиться в прослушивание многих пластинок. Музыка помогает справляться с вынужденным одиночеством лучше Netflix и HBO. Я стал обращать больше внимания на детали, разбирать звучание инструментов, тексты песен. В результате любимые альбомы заиграли новыми красками, дали свежий поток эмоций и впечатлений. Фактически в начале всемирной самоизоляции, 18 марта, исполнилось четыре года предпоследней пластинке Игги Попа Post Pop Depression. Этот альбом – коллаборация с лидером Queens of the Stone Age Джошем Хомме, также в записи участвовал еще один участник группы Дин Фертита и барабанщик Arctic Monkeys Мэтт Хелдерс. Но, несмотря на то что большинство мелодий и аранжировок написал именно Хомме, – это абсолютно игги-поповская пластинка. Ощущение, будто Поп на некоторое время пересадил Джошу свой мозг – такого уровня тут химия между ними. И теперь, после миллионного прослушивания, я не побоюсь громкого заявления: Post Pop Depression входит в мой несуществующий список лучших пластинок (привет поклонникам High Fidelity).
Стилистическое многообразие и крутость аранжировок на Post Pop Depression можно описывать бесконечно, но впечатления были бы неполными без двух других составляющих: во время самоизоляции сначала открылся временный бесплатный доступ к документалке «Американская Вальгалла», а затем – к концерту 2016 года в лондонском Альберт-холле, который проходил в рамках тура в поддержку альбома. В отличие от стандартных вырезок из студии, «Американская Вальгалла» не просто подробно описывает процесс записи – это целая история, которая начинается со знакомства двух музыкантов и записи пластинки в легендарной студии Rancho De La Luna и заканчивается вышеупомянутым концертом. Три компонента – пластинка, документальный фильм и концерт – заставляют пережить целую гамму эмоций от легкой меланхолии до эйфории.
Самоизоляция подарила мне примерно два лишних часа в день, которые я раньше тратила на дорогу, и у меня наконец-то появилось время посмотреть какой-нибудь фильм, что-то почитать, да и просто вздохнуть спокойно. На музыке это тоже отразилось: привычные сырые синты, эмбиент-техно, андеграундная поп-музыка – все это оказалось переслушанным по много раз, затертым и неинтересным. Я начала слушать то, до чего раньше не доходили уши. Как музыканту мне это важно как минимум для того, чтобы не уйти в бесконечные самоповторы.
О том, что стоит послушать фаду я задумалась после просмотра фильма Вима Вендерса про Лиссабон, захотелось еще. Португальский хорош тем, что я его не понимаю (тексты не отвлекают от работы), романсы помогают перестроиться мелодиям в голове на новый лад, а еще меня греет их атмосфера – словно ты сидишь в таком уютном старом кабаке. У моего проекта Atariame недавно вышел альбом Completeness про ощущение цельности, достаточности, согласия с миром, принятия себя. Эту смесь эмбиента, индитроники и фолка тоже можно слушать в самоизоляции как лекарство от суеты.
На карантине на меня свалился гигантский объем удаленной работы, и время уплотнилось до предела. Среди новых джазовых релизов, которые я пытался урывками слушать, фаворита найти не удалось. Поэтому радость и утешение я искал в давней записи контрабасиста Чарльза Мингуса и саксофониста Ли Коница. Сессия двух музыкантов-антиподов прошла в 1952 году в студии композитора и пианиста Ленни Тристано и позднее была переиздана как The Charles Mingus Groups – Debut Rarities Volume 4. Для необъятных дискографий Мингуса и Коница это, скорее, периферийная запись, но как раз полное отсутствие статуса делает ее дико обаятельной.
Пластинка подкупает несовершенством аранжировок и спонтанностью решений – чувствуется, как Мингус после ухода из оркестра Лайонела Хэмптона старался нащупать новый саунд. Вдобавок на звучание пластинки повлияло присутствие за пультом Тристано, остужавшего мингусовскую избыточную экспрессию. Мягкой отстраненностью и неторопливым чувством одиночества эта запись даже напоминает Birth of The Cool Майлза Дэвиса.
Что касается Коница, то его участие осложнялось контрактом с фирмой грамзаписи Нормана Гранца, по которому на других лейблах он не играл импровизационные соло. Поэтому Мингус написал под Коница сложнейшую партитуру. Чего стоит только одна извилистая композиция Extrasensory Perception. О слухах, что Мингус давил на тихоню Коница и запугал его чуть ли не до смерти, могу лишь сказать одно: на записи этого не чувствуется. Саксофон Ли звучит легко и прохладно, и даже создается впечатление, что ему нравится отведенная в ансамбле роль. Начинается альбом и вовсе с мини-шедевра – композиции Portrait, написанной Мингусом после развода, но не гневливой, а примиряюще грустной и в то же время дарящей надежду на лучшее.
Сидеть дома – странное дело: времени прорва, а здоровенный список того, что надо послушать, не уменьшается. Зато вещицы знакомые расцветают совершенно новыми красками. Моя карантинная весна прошла под знаком Колтрейна, точнее нескольких его записей. В первую очередь – самый первый Coltrane Live at the Village Vanguard. Записан он был в 1961 году, но важно не это, а то, что никогда прежде я столь отчетливо не ощущал всю жизнеутверждающую мощь Трейна. Тут есть залитая янтарным рассветным солнцем Spiritual, бесконечно энергичная Chasin’ the Trane, а также Softly, as in a Morning Sunrise, рефрен которой буквально выворачивает наизнанку – настолько Маккой Тайнер здесь с удивлением первооткрывателя смакует каждую ноту. А Колтрейн, который вспоминает про мотив (и тут же уносится вперед, едва успев его пропеть) только к середине своего запоздалого соло? Так меня к себе и приковала музыка на этой записи, абсолютно вневременная, удивительная ода красоте и жизни.
Поначалу я хотел рассказать о сборнике 60 Songs that Saved My Life, который фронтмен U2 Боно составил в честь своего 60-летия. На нем хватает неожиданных и приятных треков вроде не самых раскрученных песен Echo & the Bunnymen, The Clash, Talking Heads и чарующего кавера This Mortal Coil на Тима Бакли. Но, подсчитав количество упоминаний в этом плейлисте самого Боно (аж в трех ипостасях!), а также набивших оскомину Smells Like Teen Spirit, Anarchy in the UK и Get Lucky, решил, что лучше опишу новую работу чуть менее известных исполнителей.
Аккурат в разгар эпидемии COVID-19, 27 марта, вышла новая запись джаз-авангардистов Melt Yourself Down – 100% Yes. Строго говоря, джаз здесь упоминается лишь номинально – в работе бывших участников Acoustic Ladyland его едва ли не меньше, чем фанка, панка и даже нойза. На новом альбоме Melt Yourself Down лишились саксофониста Шабаки Хатчинса, но обновление пошло группе на пользу. Идеологически заряженному, предпочитающему проекты с эзотерическим и этно-уклоном Шабаке полухулиганские работы MYD, видимо, кажутся слишком легковесными – но именно таких разухабистых и легких записей во время глобального карантина больше всего не хватает.
Новая запись лондонского секстета – это действительно 100%-ное «да», даже и в нынешних стесненных условиях: композиции с альбома способны оживить любую карантинную затею от приготовления пищи до занятий спортом.
В шесть лет я впервые прочитал «Одиссею» – тогда еще в сокращенном изложении, конечно, – что-то щелкнуло, и образ Средиземноморья навсегда застрял занозой в сердце. Спустя 20 с лишним лет, в середине этого марта, я почти добрался до материковой Греции: до вылета оставалось меньше недели, но тут вдруг занозу вогнали уже всей планете. И постоянно звучавшая из колонок греческая музыка от рембетики до энтехны из забавной подготовки к путешествию вдруг поневоле превратилась… в само путешествие. В центре этого мартовского болота вулканом выросла запись академической вокалистки Теодоры Баки. Эта гречанка собрала полдюжины фолк-музыкантов и проутюжила традиционную музыку региона: арабы, испанцы, сами греки и так далее. Есть тут и поп-мелодия Saltarello, которую сразу узнают любители Ренессанса или группы Dead Can Dance; и пара ярых, бьющих под дых песен-кантиг испанского короля-музыканта Альфонсо X; и мрачная дрон-баллада времен трубадуров из Южной Франции. Но контрольный выстрел – Castle of Astropalia в самом финале. Теодора превратила народную песню Tourna («Щучка») с греческого острова Астипалея в 11-минутное крещендо: то ли плач по ушедшему, то ли гимн выжившему. Красота невообразимая, непрерывная космическая вибрация на уровне композитора Шельси. И без того двусмысленный фольклор про островную девушку из строгой семьи, неосторожно заигрывающую с чужеземцами, тут превращается в сквозной исторический урок. Начиная с мифа о том, как Посейдон похитил Астипалею и превратил в этот самый остров, чтобы никому больше не досталась, и заканчивая историей венецианского замка на вершине острова, который уже восемь веков на все это смотрит сквозь кровь и землетрясения, и деться ему от нас некуда.
29 мая, 2020