Как и почему «Игра престолов» изменила мир

14 апреля начнется месяц «Игры престолов» – телевизионная лихорадка, которую, кажется, впору сравнивать с чемпионатом мира по футболу или Олимпиадой. Только вот спорт никуда не уйдет, а сериал в этом году завершится. Кинокритик Егор Москвитин пытается понять, почему сказка про драконов стала наваждением для людей по всему миру.

81 миллион зрителей, посмотревших трейлер нового сезона за сутки – рекорд среди всех сериалов. 47 премий Emmy – больше, чем у любого конкурента. А еще – абсолютный рекорд по числу пиратских скачиваний: финальную серию 6 сезона 26 июня 2015 года раздавали сразу 350 тысяч торрентов. И максимальная зона покрытия: второй эпизод пятого сезона сериала смотрели одновременно в 173 странах. Список рекордов, установленных «Игрой престолов» можно продолжать долго, но смысла в этом уже нет – после 20 мая он наверняка обновится. Мораль этого перечисления понятна без цифр: за восемь лет сериал стал главным феноменом телевидения. И отнять этот трон у него не сумели ни Netflix, ни перезапуск «Твин-Пикса», ни финалы «Во все тяжкие» и «Карточного домика», ни шедшие ноздря в ноздрю с нашими драконами «Ходячие мертвецы», ни даже Константин Богомолов и его «Содержанки».

Первое объяснение такой популярности, которое приходит на ум, – в том, что «Игра престолов» примирила взрослых зрителей с их изгнанием из кинематографа. В самом конце 20-го века между кино и телевидением произошел великий раскол: в первом начали править блокбастеры, во втором – психологические драмы. Разудалые комиксы, фэнтези, военные эпосы, последние герои боевиков и фантастика изгнали из кинотеатров авторские фильмы – сложные, интеллектуальные и требующие настоящей эмоциональной отдачи. Их создатели нашли приют на телевидении, и в следующие годы раскол только усиливался. В конце этого марта Американская ассоциация кинокомпаний поделилась с прессой важным наблюдением: нынешнему зрителю кино – 12-24 года. Это омоложение публики странным образом совпало с нежеланием старшего поколения взрослеть и делиться игрушками. Именно поэтому такой популярностью пользуются сериалы вроде «Очень странных дел» и любые переосмысления поп-культуры 80-ых: тридцати- и сорокалетним не хочется отпускать детство.

Фото: HBO

Выход «Игры престолов» стал днем народного единства. Взрослые зрители получили в одном сериале и сложнейшую человеческую драму, и дорогущий блокбастер с рыцарями и драконами. А юные завсегдатаи мультиплексов вдруг узнали, что на понятном им языке можно рассказывать истории потрясающей глубины. В одной точке сошлись зрелищность кинематографа с его баталиями, психологизм телевидения с его мечущимися героями и щедрость литературы с ее сотнями персонажей и тысячами страниц мыслей. В итоге сериал одинаково любят и 20-летние, и 40-летние, и 60-летние. И как минимум один 70-летний житель Санта-Фе – Джордж Р.Р. Мартин, веселый писатель, который обожает поговорить в интервью про мексиканскую еду и красивых женщин, но все равно именуется среди фанатов не иначе как Безжалостным Богом.

Вторая причина популярности «Игры престолов» – в том, что она бьет в самый узявимый нерв людей, привыкших к благополучной жизни и с тревогой ждущих от каждого нового дня новостей. Эти новости могут приходить откуда угодно – с Ближнего Востока, избирательных участков в Америке, площадей африканских столиц и из сердца Европы. Но все они шепчут об одном и том же. О том, что «новое средневековье» может наступить в любую минуту, а все, чем вы гордитесь, могут отобрать те, кто окажется наглее и сильнее. «Игра престолов» – это не только история про то, как драконы поссорились с зомби, но и страшнейшая хроника гражданской войны. И любой зритель смутно понимает, что произойди эта война на самом деле, он был бы на ней не генералом и не королем, а тем трактирщиком, дочь которого хотели изнасиловать солдаты. Или тем крестьянином, который заколол свою семью и зарезался сам, потому что его мимоходом ограбили главные герои. Это пугает и заставляет воспринимать фэнтези как никогда близко к сердцу – особенно те сцены, в которых персонажам приходится решать для себя моральные дилеммы.

Впрочем, вот уже восьмой год никто не понимает, каких героев здесь называть главными. «Игра престолов» доказала, что многие табу в телевизионной драматургии можно нарушать – и зритель это оценит. Ни в одном другом сериале нам никогда не было страшно за главных героев. Если в «Декстере» восемь сезонов, то это значит, что Декстера не убьют во втором. И даже не отрубят этому красавчику руку. Если в «Во все тяжкие» есть и Уолтер Уайт, и Джесси Пинкмен, то так будет вплоть до финала. Но когда в предпоследнем эпизоде первого сезона «Игры престолов» голова Неда Старка (сыгранного Шоном Бином – самым известным из актеров сериала!) упала с плеч, стало ясно, что прежним телевидение уже не будет. Страх за любимых героев вернулся. А зритель смирился с тем, что в голове нужно держать сотни разных имен, потому что в «Игре престолов» важную роль может сыграть даже седьмой бастард на киселе. До это сериала телевизионные продюсеры были невысокого мнения о наших интеллектуальных способностях и фокусе внимания. Шесть центральных персонажей – ограничение скорости, которое не превышали ни «Друзья», ни «Остаться в живых». «Игра престолов» плюнула на традиции, и воссоздала на экране литературную систему, на фоне которой теряется даже «Анна Каренина».

Фото: HBO

И эта система стала настоящим логистическим адом для съемочной группы. Современные сериалы стремятся к формату альманахов и антологий, чтобы иметь возможность менять звездных актеров каждый год. «Игра престолов» же превратила в знаменитостей по меньшей мере дюжину новичков экрана, а производственный процесс вынесла далеко за пределы скучных павильонов. Съемочная площадка сериала – сразу несколько стран. Батальные сцены в первом сезоне оставались за кадром: кто-то просто бил карлика Тириона по голове – и наш экран гас вместе с его сознанием, а когда герой просыпался, вокруг уже валялись одни трупы. В восьмом сезоне на съемки сражений канал HBO уже тратил столько денег и человекочасов, что впору завидовать и блокбастерам из большого кино. Кстати, начиная с 2015-го года «Игру престолов» точечно показывают в кинотеатрах по всему миру, а финальный эпизод, по слухам, и вовсе будут транслировать на стадионах. Производственные, маркетинговые, финансовые и логистические успехи HBO тут же вдохновили конкурирующие каналы искать собственную большую сагу. Сериал напомнил индустрии, что фэнтези – отнюдь не низкий жанр, а литературные источники годятся не только для того, чтобы делать из них мини-сезоны. Началась новая золотая лихорадка, символ которой – миллиард долларов, вложенный Amazon в телеверсию «Властелина колец» и «Сильмариллиона».

На этом фоне меркнут другие, не менее важные драматургические достижения сериала. Он обострил тему переживаний маленького человека на фоне больших исторических потрясений. Он задолго до #MeToo сделал женщин на экране равными мужчинам. Он, наконец, прошел впечатляющую эволюцию от демонстрации секса как рекламного хода до использования телесного как символа перемен. В первых сезонах «Игры престолов» почти любая постельная сцена – это либо инцест, либо изнасилование, либо покупка, то есть торжество сильного над бесправным. В седьмом сезоне есть постельные сцены между Серым Червем (кастрированным воином) и Миссандеей (бывшей рабыней), а заодно и между Джоном Сноу и Дэйнерис Таргариен. И там, и там женщина перестает быть объектом. Любовь побеждает силу. В случае с Джоном и Дэни, правда, тут же выясняется, что она (здравствуйте!) его тетя, но это выглядит не как аномалия и извращение, а как первый акт античной трагедии.

Фото: HBO

Впрочем, «Игра престолов» и лежащий в ее основе цикл «Песнь Льда и огня» обязаны своими сюжетами не только древним грекам. Неоспоримая магия Вестероса – в том, что в нем находят отражения самые разные исторические сюжеты, от Войны Белой и Алой розы до Арабской весны. Фанаты ожесточенно спорят, не списаны ли Старки с династии Романовых. Главред «Эха Москвы» сравнивает Серсею Ланнистер с Ангелой Меркель. Дональд Трамп перефразирует слоган «Зима близко» для рекламы своей пограничной стены. На каждый, даже самый дикий сюжетный ход сериала обязательно находится какой-то исторический прецедент: в нашем мире были и свои Красные свадьбы, и свои Битвы при Черноводной.

Заставка канала HBO – это тысячи телеэкранов, сливающихся в одно изображение и исчезающих в черной дыре. «Игра престолов» тоже впитала в себя весь мир. В ее истории отражается весь зафиксированный устно и письменно путь человечества. Так что даже если 20 мая нас ждет маловероятный хэппи-энд, то это все равно будет конец света. Закончится целый мир, и никаким продолжениям и спин-оффам это не исправить.

Егор Москвитин