«Эйфель»: что не так с фильмом, на создание которого ушло почти 20 лет

В кинотеатрах выходит французский фильм-долгострой «Эйфель» — о создателе великой во всех смыслах башне. Рассказываем, почему, чем тратить два часа на поход в кино, лучше остаться дома и посмотреть на главную парижскую достопримечательность на фотографиях.

1887 год. Грядет Всемирная выставка, но у инженера Гюстава Эйфеля (Ромен Дюрис), которого только что наградили орденом почетного гражданина США, на уме проекты поважнее, чем выставочный выпендреж. Он хочет построить метро, чтобы горожане могли перемещаться по Парижу легко и удобно. Но никого, кроме Эйфеля, проект метро не радует, все вокруг хотят чего-то более впечатляющего. Эйфель ищет возможности продвинуть свою полезную идею, пока на одном балу не встречает старую знакомую Эдриан. Когда-то у них был роман, но теперь она замужем за его высокопоставленным другом. Гюстав решает впечатлить барышню и на ужине у мэра, позабыв о метро, предлагает построить башню, да такую, что будет выше всего на свете.

У создателей фильма, а точнее, у авторов идеи снять кино об Эйфеле и его башне было столько путей, столько тем для разговора. Тяга к недостижимому. Создание чего-то на первый взгляд совершенно бессмысленного ценой лопнувших барабанных перепонок рабочих, копающих фундамент на берегу Сены. Вечно актуальная тема страха перед новым и непривычным, с которым столкнулся Эйфель, как и многие в те времена. Что тут говорить, если даже сами импрессионисты воевали с башней, хотя кто, как не они, должны были не бояться нового.

vlgfilm.ru

Однако режиссер Мартин Бурбулон и его команда решили пойти другим путем и превратить историю создания Эйфелевой башни в бульварную мелодраму. Режиссер в интервью гордо рассказывает, что на создание картины с момента появления идеи ушло почти два десятка лет. Стоило ли оно того?

Фильм, который так упорно и, кажется, так бездумно ваяли авторы, ломается даже внутри самого себя. Цель их состояла в том, чтобы показать, как возвращение возлюбленной заставило Эйфеля изменить своим принципам — отказаться от социально значимого проекта и решиться на самую большую дерзость, хотя сначала он категорически отказывался от участия в выставке и от проекта башни, созданной Кешленом и Нугье. После просмотра это изменившееся решение Эйфеля выглядит просто-напросто зияющей сюжетной дырой. Что это, не прописанная мотивация или даже потерянный эпизод, который забыли поставить в монтаж? Вот он нам все бы и объяснил.

vlgfilm.ru

Но не только Эйфель, а все герои фильма, даже второстепенные и невидимые, склонны менять решения без объяснений. Горожане, которые выступали против башни, вдруг перестали противиться. Рабочие, которые устраивали забастовки и не были готовы работать бесплатно, передумали. Видимо, локоны скачущего по конструкции Ромена Дюриса куда красноречивее задержанных выплат и опасных условий труда. В условной «Википедии» или коротком телевизионном проекте такая пробежка по ключевым событиям выглядела бы органично: рабочие бастовали, но передумали, горожане ругались, но тоже одумались. В кино обозначить тезис недостаточно, и даже произнесшие его знаменитые артисты этот тезис не спасут, если он не вписан в логику фильма.

Конечно, Ромен Дюрис не только произносит, он трясет кудрями, меняет длину бороды во флешбэках, неприятно щурит глаза, плачет и отыгрывает классического француза, пытаясь соответствовать экспортному творению своего героя. Эмма Маккей («Сексуальное просвещение») теряется между своей героиней в 18 лет и в 38 — переигрывает в первом случае, ничего не добавляет во втором. Кажется, от ее харизмы из сериала Netflix в костюмных декорациях не остается и следа, она просто не знает, куда себя применить, что играть.

vlgfilm.ru

Режиссер Бурбулон рассказывает, что пригласил Маккей благодаря ее таинственности — мол, она мало известна во Франции, в ней есть какой-то ореол модернизма. По факту ее героиня Эдриан не таинственна, она, как и весь сюжет, бульварна — ведет себя так, будто начиталась бульварных романов. Не карикатурно выглядит разве что Пьер Деладоншам («Незнакомец у озера») — может, потому, что в его небольшой роли нет сюжетных дыр, может, потому, что его харизмы хватает на то, чтобы оживить образ обманутого мужа. Так или иначе, он придает своему герою обязательной двойственности и выглядит жертвой чужой любви, вранья и обстоятельств.

Работа над башней рифмуется с бурным романом из прошлого, ее стремление ввысь обретает четкий и в других обстоятельствах оправданный эротический контекст. Как быть режиссеру, который снимает кино о строительстве самой высокой (до поры до времени) вертикальной штуковины? Вспомнить бесконечные башни и маяки из фильмов времен кодекса Хейса и обыграть этот эзопов язык? Поговорить о Фрейде напрямую? Сделать воздвижение башни сублимацией незавершенных отношений? Или, наоборот, сделать ход конем и очистить коннотации от любого намека на эротику? Нет, зачем, когда можно просто зарифмовать ее постройку со сценами секса, чего далеко ходить.

vlgfilm.ru

В пересказе (а этот фильм, как ни крути, отрывистый пересказ) такой истории все же должно было остаться хоть что-то. Этим чем-то, той малой толикой удавшегося, выглядят разве что рабочие чертежные эпизоды — планы, снятые субъективной камерой, которые изображают рождение чего-то великого, решение сложнейших задач. Причем эти решения в руках Эйфеля появляются будто из ниоткуда. Что это — знания, дерзость, гений? Тяга к непостижимому? Что водит рукой Гюстава? Но лучше бы оставить этот вопрос без ответа, так как Бурбулон и его команда заявляют: рукой Эйфеля водит сердце, в котором живет любовь.

На самом деле, с какой стороны ни посмотри на фильм Мартина Бурбулона, он выглядит как что-то неприглядное, несвоевременное и просто ненужное. То, что «Эйфель» походит на телевизионную мелодраму, даже не самая большая его беда. Это ошибка не первого и не последнего режиссера, взявшегося за байопик. Истории великих людей в руках не самых талантливых ремесленников частенько превращаются в дурные истории любви, потому что это простой путь. Но Бурбулон пошел слишком далеко по пути выставления своего героя совершенным пошляком.

В конце фильма оказывается, что Эйфель выводит в блокноте рисунок башни не просто так: он, как мечтательный школьник, прорисовывает из фигуры своего творения букву А, чтобы написать имя Эдриан. Честно говоря, даже если бы он проорал его со своей башни, перекликнувшись с Рокки Бальбоа, и то было бы лучше.

Текст: Алина Кузьо