«Это пространство для всех»: гендиректор V-A-C Тереза Мавика — о ГЭС-2

Поговорили с генеральным директором фонда V-A-C Терезой Мавикой о том, почему в стенах ГЭС-2 снимают именно сериал «Санта-Барбара», какую роль в пространстве играют 1990-е и при чем тут Илья Лагутенко с его строчкой из песни «Карнавала.нет».

— В этом месяце состоялось долгожданное открытие пространства Дома культуры ГЭС-2. Расскажите, как вы себя чувствуете сейчас, когда все приготовления уже позади?

— Мы рады тому, что всем очень понравилось пространство, но также чувствуем себя, честно говоря, немного уставшими. Нельзя забывать о двух годах пандемии, когда мы были вынуждены постоянно переносить открытие. Было непросто, но главное чувство — это счастье, полное счастье, которое лично я испытала в день после открытия, когда пришли первые посетители, среди которых я увидела девочку, поторапливающую бабушку: «Быстрее, нужно посмотреть все картины». В голове маленькой посетительницы уже существовал прообраз культурной институции и живой интерес к искусству. Это, конечно, яркое впечатление.

Фото: Michel Denance

— Какова вместимость пространства? Сколько человек помещается и сколько за один день могут одновременно его посетить?

— Для обеспечения безопасности пространство рассчитано на одновременное пребывание 2 тысяч человек, при этом они не будут испытывать дискомфорт, потому что территория очень большая и, главное, практически полностью открытая. Даже в первые дни, когда было особенно многолюдно, посетители не чувствовали себя растворенными в толпе, как это часто бывает во время подобных мероприятий.

— Расскажите о миссии фонда V-A-C. Как вы к ней пришли?

— Фонд был открыт в 2009 году с целью представления за границей российского современного искусства. Это было моей мечтой, я хотела рассказать там о том, что происходило здесь. Формирование рынка современного искусства в России произошло в конце 1980-х — начале 1990-х. Я как раз оказалась здесь в 1989-м и стала свидетельницей этого процесса. Поэтому, когда мы познакомились с господином Михельсоном, моей задачей было содействие производству и распространению отечественного искусства. Чтобы было больше художников, больше работ, чтобы рос и расширялся рынок, чтобы проходили свои биеннале, к которым мы привыкли в Венеции, чтобы появлялись площадки с современным искусством. Когда узнали, что началась программа отключения электростанций в черте Москвы, мы сразу же отправились на Болотную набережную смотреть здание ГЭС-2.

— Напомните, сколько лет назад это было?

— Это случилось в октябре 2014 года. Мы пришли рано утром, и Леонид Викторович, как инженер и человек, мыслящий масштабно, сразу увидел красоту и оценил потенциал этого места. Я же испугалась, поначалу мне показалось, что это непосильный труд — чего стоило вывезти 70 тысяч тонн металла! Решение было принято Леонидом мгновенно. Сказав, что это именно то место, которым мы должны заниматься, он уехал. Добавив, что у меня неделя, чтобы придумать, что мы можем тут сделать. И эта неделя оказалась самой ответственной в моей жизни. Передо мной стояла чрезвычайно серьезная задача: огромное пространство в центре города, которое до этого всегда было закрытым, обособленным, но обладающим большой историей — историей индустриализации, накрепко сплетенной с историями людей, которые тут работали. Это нельзя стереть, об этом ни в коем случае нельзя забывать. Наоборот, важно сохранять и использовать, найдя правильный подход.

Фото: Саша Мадемуазель

— Одна из культурных программ — это сезонный проект «Санта-Барбара». Вы в реальном времени с актерами переснимаете порядка 100 серий сериала. Как так сложилось, что именно «Санта-Барбара» оказалась в вашем пространстве? И мог бы это быть другой сериал?

— Ответ не может касаться исключительно «Санта-Барбары», он непосредственно связан с самим пространством. Когда сегодня вы заходите в ГЭС-2, вы попадаете в город в городе. Это именно городское пространство со всеми обязательными элементами: площадью, магазином, рестораном, проспектом, по которому можно гулять, детской площадкой, парковкой, апартаментами для художников, мастерскими... И среди всего этого есть выставочное пространство, в котором соблюдены абсолютно все музейные условия. Мы шутим, что можем выставлять даже «Мону Лизу», так как обладаем для этого всеми параметрами. Но ГЭС-2 — это больше чем музей, у нас гораздо разнообразнее направления деятельности, поэтому вместо «Джоконды» мы открылись «Санта-Барбарой» Рагнара Кьяртанссона, обращающей нас к моменту зарождения современной России и исследующей становление российского самосознания.

— У вас получилось настолько больше, чем музей. Особенно впечатляют видеоинсталляции, которые апеллируют к нашей ментальности — покушение в Третьяковской галерее на картину «Иван Грозный убивает своего сына» и когда Алена Апина и Ирина Салтыкова читают на английском на экранах тексты своих песен. Пространство взаимодействует с аудиторией, наверняка каждый увидит что-то свое.

— Есть здание, которое представляет собой манифест красоты. Можно приехать и просто насладиться его созерцанием. Это пример правильного подхода к сохранению культурного наследия — не снести, не выбросить, а сберечь, оживить, реконструировать. Что касается содержания, программы, мы с самого начала решили, что продолжим рассказывать про современное российское искусство, связывая между собой людей, события и контексты.

Часто слышала: «Ой, русские не любят современное искусство, русские, особенно взрослое поколение, к вам не придут». Но люди насторожены только потому, что не привыкли, не разобрались. Поэтому мы решили начать с 1990-х, то есть со времени, когда современное искусство проявилось. В 1990-х произошла глобальная трансформация сознания во всех областях. Художники потеряли готовые схемы, в рамках которых привыкли работать. Вырвавшись из формы соцреализма, они чувствовали себя свободными, частью масштабных перемен, экспериментировали, создавали искусство по-новому. В этой эйфории в 1992 году в Россию пришла «Санта-Барбара». Я, как человек с Запада, наблюдала за экспансией западной культуры с огромным интересом.

Фото: Юрий Пальмин

— Вы уже жили здесь?

— Да, я уже жила здесь три года, я приехала до «Санта-Барбары». Только-только прекратил свое существование СССР, происходил демонтаж системы, стремительно менялась страна, нарастал хаос, но каждый вечер люди спокойно сидели по домам и наблюдали за жизнью незнакомых им персонажей из солнечной Калифорнии. Абсолютно экзотическая история.

— Вы смотрели тогда?

— Я смотрела, когда приходила в гости к местным друзьям и видела их завороженность этим чужим миром: чужими моделями, чужими ролями, чужими идеалами. Спустя 30 лет пришло время спросить себя, что из этого осталось, как сработало взаимодействие таких разных культур. Вот что интересовало нас в «Санта-Барбаре». То есть не сама мыльная опера, а ценности и образы, которые в ней есть, их влияние на российскую идентичность. Чтобы понять, какие из них до сих пор являются актуальными для жителей России, мы переснимаем сериал уже на русском языке, присваиваем, создаем нашу «Санта-Барбару».

— Да, у каждого человека свой Пушкина и своя «Санта-Барбара».

— Вот именно! Кроме того, что там заложено очень много других мыслей, значений и смыслов. Но первое, что нужно осознавать, — это наша попытка как бы начать заново, вернуться к рождению, к тем новым временам, когда художники впервые попробовали действовать иначе, когда выковывалось современное искусство. Также вы видели внизу нашу выставку под названием «Я моторы гондолы разбираю на части».

— Это цитата из Лагутенко, и он у вас был на открытии.

— Да-да. И это про то, что карнавала нет, как мне рассказали коллеги. На самом деле карнавал тоже не был свойственен русской культуре. Европейский карнавал появился в России с Петром I.

— Но за это время он уже стал своим.

— Да, но и карнавал интересен нам больше не с исторической точки зрения, а в качестве темы и художественного метода, чтобы современные художники переизобрели его, придумали, каким он может быть сегодня. Карнавал — метафора, возможность сменить свой привычный образ, переодеться, примерить новую идентичность. И это об искусстве, о том, какую роль оно играет в нашей жизни. Все абсолютно связано, во всем слышны отголоски.

— Вы же еще привезли Бриджет и Джерома Добсон. А люди знают их имена, потому что смотрели «Санта-Барбару», то есть сейчас это уже очень взрослые люди. Так зачем они приехали?

— Вы не поверите. Когда мы решили, что переснимем «Санту-Барбару», мы начали поиск авторов, чтобы уладить прежде всего правовые вопросы. Искали долго, но в конце концов нашли. Это прекрасная семейная пара, безмятежно живущая где-то в Техасе. Когда мы пришли к ним и сказали, что хотим снимать «Санта-Барбару» в Москве, они чуть не умерли от счастья и передали сценарий безвозмездно, только бы иметь возможность посетить открытие. Они оказались настоящими фанатами России, русской культуры, неделю находились здесь, радуясь всему словно дети.

Бриджет, которая не поднимается с инвалидного кресла, сказала: «Этим проектом вы подарили мне очень много жизни». Добсоны сожалели только о том, что из-за пандемии не смогли встретиться с Михаилом Сергеевичем Горбачевым. Они виделись, когда он приезжал в Америку. Почти полноправные хозяева этого проекта, они относятся к нему с почтительным трепетом и были счастливы убедиться, что и мы обходимся с материалом уважительно.

— То есть там не было никаких комментариев типа «этот Сиси не похож на Сиси». Нет?

— Нет, они были довольны кастингом, говорили, что все актеры очень хорошие. Вы же видели — все происходит максимально профессионально. Аса Хельга Хьорлейфсдоттир, приглашенная Рагнаром в качестве режиссера перформанса «Санта-Барбара», — известная и признанная в Исландии кинематографистка.

Фото: Иван Ерофеев

— ГЭС-2 напоминает в хорошем смысле метро. Очень разные люди собрались в одном месте, и это достаточно неожиданно, потому что обычно в культурных пространствах Москвы существует четко выверенная аудитория. У вас аудитория очень разношерстная, при этом она не выглядит разнородно, потому что пространство очень большое. Это было вашей задачей, что такие разные люди приходят? И как вы собираетесь с этим работать?

— Если честно, ваши слова — лучший комплимент. Если действительно так, считаю это победой. ГЭС-2 — пространство для всех. К нам можно зайти просто так, почитать книгу в красивой библиотеке, посмотреть кино, привести ребенка на творческие мастер-классы — много поводов для каждого, каждый сможет найти себе занятие по душе.

Конечно, в первое время люди приходят из любопытства, просто посмотреть на новое здание, но, оказавшись в нем однажды, человек захочет вернуться. Оно красиво, в него вложено столько любви, и главная красота заключаются в команде — энтузиастах, которые день за днем приумножают красоту ГЭС-2.

— Важная ремарка. Мы начали разговор с фонда V-A-C. Давайте определим: V-A-C и ГЭС-2 — это не тождественные понятия, мы ведь их разделяем? Сейчас складывается впечатление, что ГЭС-2 затмевает своей красотой славу V-A-C.

— ГЭС-2 — это резиденция фонда, штаб-квартира. V-A-C — это сердце ГЭС-2, точнее, его мозг. Фонд разрабатывает контент для этого здания.

— Но ведь до ГЭС-2 фонд V-A-C работал над многими другими проектами по всей Москве, о которых нам известно намного меньше. Эта большая программа, включающая даже театральные проекты, располагается от Зюзина до Дома на набережной. Как вам удается объединять все эти проекты? Или вы все-таки разделяете направления своей работы, не приводя к общему знаменателю?

— Знаете, мне часто задают вопрос: «Какая у вас целевая аудитория?» А почему у нас вообще должна быть целевая аудитория? Для нас важно было создать город в городе, где каждый находит то, что ему по вкусу. Нашей задачей было привлечь весь город, а не какой-то его сегмент. Те модели, которые мы разрабатываем в ГЭС-2, мы хотели бы видеть и в других культурных институциях.

— Это ведь очень общее понятие. Вы взаимодействуете не только с городом, а, в частности, с конкретными сообществами. Давайте конкретизируем, как вы выстраиваете взаимодействие с кинологическим сообществом или, например, с сообществом людей, живущих в Доме на набережной?

— Не могу сказать, что с жителями Дома на набережной у нас сразу сложились добрососедские отношения. Во-первых, жалобы на шум от стройки, но сейчас соседи понимают, что все было не зря. Они смотрят из окна на одно из самых впечатляющих зданий в городе, на прекрасную березовую рощу. Но прийти к стадии принятия все же пришлось. Вспомнить хотя бы синие трубы. Когда они появилась, не только жители Дома на набережной, но и жители всего района приняли их в штыки. Трубы не сразу понравились горожанам, было много разговоров.

— Как и со скульптурой Урса Фишера.

— Абсолютно верно, а до Фишера были трубы. Я помню, как в выходные мы общались с людьми, проводили встречи, стояли на мосту и разъясняли им наш замысел. Вы же понимаете, что мы добавили небу синего цвета, которого часто недостает в Москве? Архитектор здания Ренцо Пьяно по телефону рассказывал о важности синего, о его силе, о нашем выборе, о там, как символичны синие трубы. И жители Замоскворечья прониклись этой идеей. Не сразу, но приняли ее. Людям всегда нужно время, чтобы привыкнуть к новому, даже если это новое прекрасно.

Фото: Михаил Голденков