«Боль и слава» Педро Альмодовара – пример автобиографии большого художника, она одновременно и искренняя, и ироничная. Кто еще так умеет? Кинокритик Егор Москвитин – про премьеру в Каннах.
В мадридской квартире, будто нарисованной цветными карандашами, медленно чахнет некогда великий режиссер. Его дни состоят из объездов врачей и мучительных воспоминаний. На завтрак он ест миску йогурта с дюжиной перемолотых в порошок таблеток. На ужин – кашасу. Новые фильмы не снимаются, а сценарии не пишутся. Приходится цепляться за прошлое – и ехать на такси в другой город, чтобы помириться с актером, с которым поссорился тридцать лет назад. Ради пустякового, в сущности, дела – вместе показать зрителям старый фильм.
Встреча с любимым плутом и совместный наркотический трип запускают цепочку многообещающих, но тревожных событий. Из прошлого возвращается первая любовь. «Охота на драконов» – так герой называет свою зависимость от героина – заводит в пещеры, из которых не выбраться даже такому рыцарю, как Антонио Бандерас, играющему здесь главную роль. Но главное – не закрытый вовремя ноутбук возвращает заговорщиков к творчеству. А оно воскрешает мать героя и его нежные, но тяжелые детские годы. Мать играет Пенелопа Крус – постоянная спутница Альмодовара, остававшаяся верной ему в самые разные периоды карьеры. «Боль и слава» – кино не только о том, насколько беспомощны художники бывают без муз, но и о том, каких жертв им стоит заставлять себя продолжать творить. И при этом кино абсолютно не нарциссическое – но и свободное от лишних самобичеваний. Герой просто существует – и не знает, что с этим делать. Писатель Филип Рот называл таких мужчин «умирающими животными». К счастью, у южанина Альмодовара другой, более оптимистичный темперамент: его «Боль и слава» – история не об огненном погребении, а о возвращении матадора на арену.
А еще этот фильм – рассеянный, но язвительный путеводитель по собственным зависимостям, в первую очередь – стилистическим. Альмодовар, как всегда, не хочет присягать одному жанру, отчего кажется, что перед нами не только автобиографическая драма, но и коварный триллер про месть. Что, если актер-ревнивец затеял план, как с помощью наркотиков свести ненавистного режиссера в могилу? А еще, как и в «Джульетте» – самой свежей из прочих картин мастера – в фильме есть особая цветовая поэзия. Альмодовару особенно дороги красная и белая краски – символы страсти и покоя. Один цвет в его аккуратном доме перетекает в другой, давая зрителю понять, что герой проклят на вечный поиск себя. А воспоминания из детства в пещере, покрашенной в белый, оказываются той гаванью, в которую он обречен возвращаться всю жизнь. Но воспоминания гаснут, а где взять новое топливо для существования, уже непонятно. Как поэт Альмодовар – все равно что Джармуш, забывший принять успокоительные, каждый его фильм – попытка прервать тревожный сон. Та же «Джульетта» начиналась со сцены в поезде, по окну которого жутким образом хлестали ветви деревьев. А заканчивалась нежной зарисовкой в машине, лобовое стекло которой ласкали зеленые ветви. «Боль и слава» – тоже кино о стремлении к покою, который таким натурам, как Альмодовар, только снится. Оттого-то герой и понимает в финале, что умиротворение его ждет только в новом бою с собой.
Питер Брэдшоу, один из самых авторитетных кинокритиков в мире, шутит, что «Боль и слава» – 21-й фильм Альмодовара, но его стоит считать 20-м с половиной. С одной стороны, потому что это кино того же порядка, что и «Восемь с половиной» Федерико Феллини – автобиография режиссера в глубоком кризисе; исповедь человека, который боится себя за то, что чужие переживания он воспринимает, как сюжеты, а свои – и вовсе не понимает. В этом году такие мотивы можно было встретить в разных фильмах, участвующих в основном конкурсе Канн. С самим собой уже разобрался Джим Джармуш (пришлось звать на помощь зомби, которые не пьют кофе), и, вероятно, попробуют объясниться Абель Феррара и Квентин Тарантино. Абделлатиф Кешиш и вовсе зарезервировал на сеанс самоанализа четыре часа жизни зрителей – столько идет вторая часть его автобиографичного «Мектуба». Вне конкурса покажут фильм Вернера Херцога, сюжет которого держится в тайне – и как знать, не о тайне исповеди ли речь. Но самокопание Альмодовара пока что – самое печальное и отважное. Интонация, которую он выбирает, недоступна никому из режиссеров, привыкших снимать про себя. Кто поверит в искренность самоиронии Вуди Аллена? Альмодовару, терзающему собственную живую плоть, веришь моментально – даже если не знаешь деталей его настоящей судьбы.
Читайте также
А с другой стороны, половинчатый номер подходит этой ленте еще и потому, что ей не хватает драматургической собранности. Поначалу неувязки сюжета и странный темпоритм кажутся слабостью. Но затем в них обнаруживается смысл. Перед нами, к счастью для всех, не законченная история, а обрывочное включение из экстравагантной, но грустной жизни ранимого и страстного режиссера. Завершенность превратила бы картину в эпитафию, предметность – в завещание, логичность – в некролог. Вместо всего этого «Боль и слава» фиксирует новый расцвет режиссера. Возможно даже – освобождение от темных страстей и призрачных наваждений. Теперь интересно, что он снимет дальше, избавившись от старой кожи, в которой жил.
Для Альмодовара «Боль и слава» – уже шестая экспедиция в Канны, причем первая случилась ровно 20 лет назад. Тогда фильм «Все о моей матери» принес ему приз за лучшую режиссуру и премию экуменического жюри – своеобразное признание чистоты помыслов в творчестве. Еще один юбилей – не творческий, а личный – Альмодовар отметит осенью: режиссеру исполнится 70 лет. Но Золотая пальмовая ветвь за долгую творческую жизнь ему ни разу не доставалась. И фильм, в котором человек вывернул себя наизнанку, чтобы составить анатомическое пособие для всех остальных, наверное, может это исправить. Впрочем, Канны, несмотря на формальный экватор, только начинаются: все боль и слава ждут фестиваль на следующей неделе.
Егор Москвитин
20 мая, 2019