Прочитайте отрывок из книги «История искусства для развития навыков будущего»

В издательстве «Альпина Паблишер» вышла книга «История искусства для развития навыков будущего». В ней искусствовед Зарина Асфари предлагает учиться навыкам, наблюдая за великими художниками. Например, кросс-коммуникации на примере известных европейских художников, вдохновленных японской культурой. Публикуем отрывок про то, почему голландец Ван Гог в душе был скорее японец, нежели француз.

Культура Японии сильнейшим образом повлияла на многих художников Европы: Клода Моне, Джеймса Уистлера, Эдгара Дега, Мэри Кэссетт, Анри Тулуз-Лотрека, Винсента Ван Гога и других. В середине XIX века гравюры укиё-э наводнили парижский рынок и подняли мощную волну японизма. Укиё-э (образы изменчивого мира) воспринимались в Японии не как высокое искусство, а как картины светской жизни, доступные городскому населению. Поскольку укиё-э, в отличие от элитарных ручных и настенных свитков, производились не в единственном экземпляре, а широко тиражировались, их цена была невысока, и впервые в истории Японии широкие массы могли позволить себе украсить стены квартир художественными работами.

Укиё-э изображали развлечения большого, стремительно развивавшегося Эдо (нынешнего Токио) и весьма холодно воспринимались представителями элит, отдававшими предпочтение возвышенным темам в искусстве. Главными героями укиё-э были артисты театра кабуки, гейши, куртизанки и борцы сумо. Со временем список тем расширился за счёт сцен городской жизни, эротических и мифологических сюжетов, пейзажей и прочего.

Более двухсот лет культуры Европы и Японии практически не соприкасались, но редкие контакты оказывали сильнейшее воздействие на искусство обеих стран. Этот двухвековой период самоизоляции Японии известен как сакоку (буквально «страна на цепи»). Из европейских стран ограниченную торговлю с Японией вела лишь Голландия. Роль Голландии в то время можно сравнить с ролью Беларуси в первые годы санкций и импортозамещения в России: поскольку ввоз европейских деликатесов был под запретом, Беларусь поставляла и устриц, и вина, и сыр. Голландия ввозила в Японию шёлк, вельвет, сукно, шерсть, сахар, специи, стекло — не только голландского происхождения.

В 1720 году политику сакоку смягчили, и в расширенный список разрешённых товаров вошли книги. Это небольшое послабление спровоцировало радикальные перемены в укиё-э: иллюстрированные книги познакомили японских художников с искусством Европы. В гравюрах укиё-э появилась новая для японского искусства линейная перспектива — изобретение итальянских мастеров эпохи Возрождения, которым и сегодня пользуются последователи реалистической школы.

В свою очередь, в конце XIX века, вскоре после полной отмены политики сакоку, в искусстве Европы под влиянием укиё-э получили распространение плоскостное изображение, пластичность и орнаментальность. Хотя в Японии пик популярности укиё-э пришёлся на конец XVIII века, Европу мода на это искусство захлестнула на столетие позже, и именно благодаря Европе ценность японской тиражной графики возросла: здесь гравюры укиё-э стали дорогостоящими аукционными лотами, ценными экспонатами частных и музейных коллекций.

В Европе самым знаменитым мастером укиё-э стал Кацусика Хокусай. Наиболее известная его работа — «Большая волна в Канагаве», блестящий пример соединения японской традиции с европейской перспективой. Как и в западном изобразительном искусстве, здесь есть ярко выраженные передний, средний и дальний планы. На переднем плане малый гребень волны, на среднем — лодка и большая волна, на дальнем — ещё одна лодка и, наконец, вершина горы Фудзи.

В традиционном искусстве Японии до проникновения туда западных веяний линейная перспектива отсутствовала. Более того, сама краска, которую Хокусай активно использовал в своих пейзажах, прусская синяя, появилась в Японии лишь в XVIII веке и была также завезена из Европы. В этом кроется один из секретов невиданной популярности гравюр Хокусая в Париже: они были, с одной стороны, маняще ориентальными, незнакомыми, а с другой — неуловимо похожими на привычное европейское искусство.

Импортозамещение по Ван Гогу: как «найти Японию», не выезжая из Франции

Среди парижских коллекционеров гравюр укиё-э были художник Винсент Ван Гог и его брат Теодор, торговец картинами. С того момента, как Винсент решил посвятить себя искусству, Тео выступал в роли мецената, обеспечивая брата всем необходимым. За это Винсент передавал ему практически все свои картины (спрос на них, правда, появился только после смерти обоих братьев).

Будучи сыном голландского пастора, Винсент испытал в первую очередь влияние культуры и искусства Северной Европы. В ранние годы всем прочим жанрам он предпочитал портрет, писал землистыми красками, помещал своих героев на темном фоне в духе Рембрандта, изображал жизнь крестьян, полную лишений и смиренного труда, и суровые северные пейзажи. Если бы Винсент ограничился изучением родной культуры и выказал полное равнодушие к кросс-культурной коммуникации, не было бы ни культовой серии ваз с подсолнухами, ни «Звездной ночи». К счастью, искусством Нидерландов Ван Гог не ограничился.

В 1886 году Винсент приехал в Париж, где ему предстояло прожить два года с любимым братом. Здесь художник испытал всевозможные влияния: в первую очередь академизма, импрессионизма, постимпрессионизма и японизма. Во-первых, будучи ярым противником академического образования, Ван Гог все же смирился с тем, что художественные курсы и работа с обнаженной моделью полезны. Во-вторых, маршан Тео познакомил брата с современными парижскими художниками — Анри Тулуз-Лотреком, Полем Гогеном, Эмилем Бернаром, Жоржем Сёра и другими. В-третьих, Винсент и Тео начали собирать коллекцию японских гравюр (которыми в большей или меньшей мере увлекались и все перечисленные художники), а Винсент взялся их копировать.

Знакомство с передовыми мастерами Франции, регулярные визиты в Лувр, относительно стабильная и гармоничная жизнь вместе с единственным близким человеком — Тео, посещение класса обнаженной натуры, коллекционирование укиё-э, сам воздух Парижа — все это позволило Винсенту совершить прорыв в искусстве. Его картины парижского периода, поразительно разнообразные, имитируют японскую пластику, импрессионистский вибрирующий мазок или манеру пуантилистов. Что их объединяет, так это сочные насыщенные цвета, большая художественная свобода и растущий интерес художника к природе.

Живя в Париже, Винсент копировал японские гравюры: накладывал на них бумагу, обводил контуры, расчерчивал рисунок на квадраты и переносил на холст. Уже на холсте он позволял себе некоторые вольности: переводил графику в масло, повышал яркость и насыщенность цветов, менял гладкую легкую манеру японских мастеров на фактурный плотный авторский мазок, а главное — добавлял оригинальным композициям контрастные рамки, исписанные иероглифами. Надписи, впрочем, не несли в себе никакого смысла.

По-видимому, Ван Гог копировал иероглифы с упаковок, почтовых штемпелей и всего японского, что мог найти, и компоновал их чисто художественно, не задумываясь о значении. К примеру, копию гравюры Утагавы Хиросигэ «Внезапный ливень над мостом Охами в Атакэ» Винсент окружил иероглифами, среди которых можно разобрать — «Восемь видов Ёсивары», квартала куртуазных утех в том же Эдо.

Так называется серия гравюр другого художника — Эйсэна Кэйсая, которой, очевидно, братья также располагали. Что означает надпись на копии «Цветущего сливового сада в Камейдо» того же Хиросигэ, остается только догадываться.

В 1888 году Винсент уехал из Парижа в городок Арль: понимая, что на дорогу до Японии не хватит денег, он решил устроить свою маленькую Японию на юге Франции. Забегая вперед, скажу, что, когда Поль Гоген по приглашению Винсента прибудет в Арль, Японию он там не найдет: решающим фактором была все же не окружающая реальность, а видение художника. Ван Гог, насмотревшись на гравюры укиё-э и наловчившись их копировать, сменил именно рамки восприятия действительности.

На природу юга Франции он смотрел «японскими» глазами, в цветущем миндале видел сакуру, а «снежные пейзажи с белыми вершинами и сверкающим как снег небом на заднем плане» напоминали ему «зимние ландшафты японских художников» Ван Гог трактовал цвета на японский манер.

Например, в одном из этюдов он изобразил «бледно-лиловые скалы на красноватой почве, как в некоторых японских рисунках». Под влиянием все тех же гравюр укиё-э Винсент упражнялся и в графике. О двух своих рисунках пером он писал: «Это не похоже на японцев, и в то же время это самая японская вещь из всех сделанных мною». Не ограничиваясь гравюрами, Ван Гог читал колониальный роман французского офицера Пьера Лоти о его любви к японке «Госпожа Хризантема».

Винсент интересовался буддизмом: в знаменитом автопортрете с обритой головой он стремился придать своей внешности «характер бонзы, простодушного почитателя вечного Будды». И даже на обмен картинами с друзьями-художниками Ван Гога вдохновляло то, что «такой обмен играл большую роль в жизни японских художников». Превратило ли все это Ван Гога в японца? Конечно нет. Так же как годы жизни в Париже не сделали его французом.

Его работы не были чистым импрессионизмом, не укладывались в каноны японской школы, не умещались в традиции родных Нидерландов: соединив, осмыслив, пропустив через себя влияния всех этих культур, Винсент Ван Гог стал уникальным, мгновенно узнаваемым художником и заслуженно занял свое место в истории искусства.

Книга «История искусства для развития навыков будущего», издательство «Альпина Паблишер».