Утром 4 июня завершился «Чернобыль» – мини-сериал HBO, который сумел стать главным телевизионным событием в месяц, когда все прощались с «Игрой престолов». Теперь «Чернобыль» занимает первую строчку в рейтинге 250 лучших телесериалов в истории на сайте IMDb.com. В чем заключается его послание человеку – рассказывает кинокритик Егор Москвитин.
К иностранным фильмам, изображающим советский и российский быт, уже не придираются даже правдорубы с федеральных каналов: недоверие к этому театру начинается с вешалки, потому что вешалка – из «Икеи». Но с «Чернобылем» все не так: первое, чем поражает сериал – это невероятная ответственность и деликатность в реконструкции жизни чужой страны. Атомную станцию снимали в Литве, панельные многоэтажки – на Украине, а артефакты эпохи, начиная с солдатских пуговиц и заканчивая кассетными магнитофонами, месяцами искали на блошиных рынках. Часто цитируется эпизод со съемок в доме советского ученого. По сценарию тот должен покормить кошку, и если бы не консультанты, то актер бы насыпал в миску корм для животных. Но кто-то был рядом и сказал: в Советском Союзе кошки и собаки ели то, что оставляли им люди.
В «Чернобыле» нет российских актеров и нет бесплодных попыток говорить со славянским акцентом, но даже лица в кадре кажутся русскими, точнее – советскими. А за кадром звучат реальные радиопереговоры сотрудников станции и пронзительное стихотворение Константина Симонова про «горькую землю, где я родился». Эта правдивость заставляет относиться к «Чернобылю» совершенно иначе, чем, например, к «Курску», который выйдет в прокат через несколько недель и расстроит зрителя неряшливостью своих сценаристов, декораторов и художников по гриму и костюмам.
Из-за подкупающей достоверности в деталях сюжет «Чернобыля» и стал объектом пристальной экспертизы в целом – со стороны ученых, ликвидаторов, журналистов. Причем факты стремятся проверить не только в России, но и на Западе: вот, например, игра в правду или ложь от издания Business Insider. Из нее следует, что в сериале много драматургических допущений. Вертолет, разбившийся во втором эпизоде, на самом деле упал спустя полгода после основных событий сериала. Но упал по тем же причинам и там же, так что перед нами – оправданный сдвиг в хронологии. Белорусская исследовательница Ульяна Хомюк не реальный персонаж, а собирательный образ многих ученых, участвовавших в ликвидации последствий аварии. Делая героиню женщиной, авторы, по собственным словам, хотели подчеркнуть прогрессивность Советского Союза, сумевшего опередить Запад в вопросах гендерного равенства, – но этот комплимент мало кто заметил. А слова одного из персонажей о том, что каждый час реактор Чернобыля выбрасывал в воздух вдвое больше радиации, чем бомба в Хиросиме, неправда – как и данная в сериале оценка последствий катастрофы для Европы. По крайней мере, так считает эксперт по ядерной энергетике из «Гринписа».
Но правда, показанная в сериале, оказывается сильнее драматургических допущений. Солдатам действительно приказывали истреблять домашних животных, оставшихся в Припяти после эвакуации, – иначе те бы распространили заражение дальше. Графит с крыши реактора сбрасывали руками сотни солдат в костюмах химзащиты – потому что предназначенные для этого роботы перестали работать. Но страшнее всего в этой масштабной истории – частная судьба трех людей. Пожарный Василий Игнатенко и его беременная жена Людмила на утро после катастрофы должны были уехать в Беларусь. Но, узнав про взрыв, Игнатенко среди ночи бросился к реактору. Чтобы попасть к мужу в госпиталь, Людмила соврала про беременность. Ей запрещали обнимать его, но она его обнимала. Василия похоронили спустя всего две недели после катастрофы в цинковом гробу в братской могиле с товарищами (и залили ее цементом). Чтобы одеть мужа, Людмила принесла из дома обувь, но туфли не налезли на распухшие ноги. Спустя восемь месяцев женщина родила, но девочка умерла через четыре часа после родов. Врачи сказали Людмиле, что у нее больше не будет детей – и все-таки потом у нее появился сын.
Сюжет с мертвым младенцем – драматургический ход, который не придумать нарочно. Судьба этой девочки – символ мертворожденной страны, метафора того, как из незавершенного прошлого прорастает нежизнеспособное будущее. «Чернобыль» – возможно, лучший фильм-катастрофа из когда-либо снятых, но куда страшнее физической аварии в нем авария этическая. Киберпанк – фантастический литературный жанр, оказавшийся почти сверстником атомной энергетики, – филологи чаще всего описывают как корпус сюжетов, в которых технологический прогресс радикально опережает прогресс нравственный. Авария на ЧАЭС в сериале – пример киберпанка, ставшего реальностью. Люди смогли изобрести грандиозную и прекрасную технологию, но не смогли подготовить самих себя к работе с ней.
Главное достоинство пятого (заключительного) эпизода сериала в том, что после четырех выпусков, снятых в ритме голливудского фильма-катастрофы с примесью психологического триллера, он сознательно охлаждает свой реактор и завершается почти документальным, очень медленным холодным разбором. Сценаристы могли бы отправить профессора Легасова в Вену на конференцию МАГАТЭ и заставить его произнести там речь против системы, – и это было бы красиво и поучительно, но не было бы правдой. Вместо этого они воссоздают советский суд, где из свидетельств участников складывается хроника последних минут перед аварией на ЧАЭС. И то, как ведут себя сотрудники станции, неизбежно напомнит зрителю его собственные отношения с начальством или подчиненными, а может – и с самим собой. Герои действуют в ситуации, когда невыполнение приказов приведет к завершению карьеры и социальному самоубийству. Когда решения руководства невозможно оспорить с помощью независимой экспертизы, потому что ее нет. Когда следовать инструкциям нельзя, потому что одни исключают другие.
Именно поэтому Горбачев (редкий участник событий, показанный в сериале скорее нелепо, чем убедительно) впоследствии назовет аварию на ЧАЭС настоящей причиной коллапса СССР. И именно поэтому смотреть сериал так страшно – потому что показанная в нем система человеческих связей никуда не исчезла, а технологии продолжили свой опасный прогресс. При этом неправильно думать, что «Чернобыль» пугает остальной мир именно образом дикой «Нигерии в снегах» (так описывает Россию основатель Google Сергей Брин), сидящей верхом на атомной бочке. Ситуация, когда на вершине власти оказываются некомпетентные популисты, страшит ту же Европу и Америку гораздо больше, чем соседство с нами. Последний (несоизмеримый, но все же красноречивый) пример: если бы президентом Франции был Дональд Трамп, он бы наверняка сгоряча приказал тушить Нотр-Дам с помощью авиации – и разрушил бы собор полностью. Но кто бы рискнул противиться его приказу? А ведь кроме политиков-невежд есть еще и террористы, фанатики и страны-изгои.
Это незаметное, как радиация, послание к человеку в сериале кажется гораздо более важным, чем все его очевидные заслуги. «Чернобыль» – выдающаяся трагедия о встрече человека с судьбой, сбивающий с ног фильм-катастрофа о героических жертвах и пример ответственного подхода к исторической реконструкции. Но гораздо важнее то, что это предостережение о том, к чему приводит наше внутреннее несоответствие нашим внешним задачам. «Чернобыль» – история о том, что однажды накрывать саркофагом придется всю планету. В сериале есть пронзительная сцена, в которой беспечные школьники идут на занятия, не замечая, как с неба падают мертвые птицы. Эти школьники – все люди на Земле.
04 июня, 2019