В издательстве «Бомбора» вышла книга американца Джеймса Паттерсона о трагическом финале одного из основателей The Beatles, чью жизнь в 1981 году оборвал выстрел Марка Чепмена. Мастер триллера, Паттерсон умело нагнетает саспенс, создавая контраст между счастьем музыканта, который купается в славе и любви близких, и безумием одного фаната. The City публикует главу из «Последних дней Джона Леннона».ГЛАВА 60I’ve been waiting so long to be where I’m going...
Я так долго шел к тому, где я сейчас...
Cream. Sunshine of Your LoveУ Джона запланирована фотосессия с Энни Лейбовиц для обложки журнала Rolling Stone. Он готовится: сходил к своему местному парикмахеру, попросил постричь под тедди-боя, как во времена своей ливерпульской юности.
Когда вернулся в «Дакоту», Шон уже там. Джон остается с ним на пару минут посмотреть мультики в постели.
— Знаешь, кем я хочу стать, когда вырасту? — спрашивает Шон, выпрямившись и схватив подушку крошечными ручками.
— Не-а! И кем же?
— Просто папой.
— Это ты к тому, что тебе не нравится, что я много работаю и меня часто не бывает дома, да?
— Именно, — отвечает Шон.
— Ну, Шон, дай-ка я тебе объясню. Музыка делает меня счастливым, а когда я счастлив, тебе ведь со мной веселее, так?
— Угу, — кивает мальчик.
Энни Лейбовиц устанавливает аппаратуру в спальне Джона и Йоко.
Это своего рода воссоединение. Хотя сейчас Лейбовиц — главный фотограф в своем журнале, их с Джоном сотрудничество началось еще в 1970 году, когда она работала внештатным фотографом, а он только что обрел статус экс-битла. Лейбовиц тогда уговорила Янна Уэннера (тот затребовал негативы) оплатить ей студенческий проездной от Сан-Франциско до Нью-Йорка. Портрет Леннона ее работы появился на обложке номера Rolling Stone от 21 января 1971 года, в котором было опубликовано первое его большое интервью Уэннеру.
— Слушай, я понимаю, что они хотят поставить на обложку меня одного, но я очень хочу, чтобы мы были вместе с Йоко, — уговаривает ее Джон. — Это реально важно.
Лейбовиц пытается отстоять требования своего начальника, но Джон настаивает на своем:
— Я хочу с ней.
Тогда фотограф предлагает другой вариант: повторить обнаженную съемку к альбому Two Virgins, которая вышла в Rolling Stone в 1968 году.
Джон соглашается раздеться, а Йоко решает остаться в черной кофте и синих джинсах. Лейбовиц запечатлевает каждое их движение, и получается знаменитое фото: на ковре у кровати голый Джон обхватывает руками и ногами полностью одетую Йоко, нежно целуя ее в щечку, пока Йоко задумчиво смотрит вдаль.
— Вот оно! — восклицает Джон. — Вот так выглядят наши отношения.
— Так, еще разок, — говорит Энни Лейбовиц, выбирая нужный ракурс. Но Джон уже надевает кожанку — времени нет, скоро приедут брать интервью для радио.
— Ой, а можно тебя в куртке щелкну? — просит Лейбовиц.
На фото Джон поднимает воротник, пристально глядя в объектив.
В Первой студии, офисе Йоко на первом этаже «Дакоты», звонит телефон. Это специалист по безопасности Даг Макдугалл, он хочет подтвердить завтрашнюю встречу.
— Насколько я знаю, все в силе, — подтверждает помощник пары Фред Симан.
— Отлично, — отвечает Макдугалл. — Пора мне вернуться к работе.
Журналиста радио RKO Дэйва Шолина и его команду проводят в квартиру Леннона. По правилам этого дома они разуваются, прежде чем начать устанавливать свою записывающую аппаратуру.
— Надеюсь, Господь заберет меня раньше, чем Йоко, — говорит он Шолину и команде. — Не знаю, что мне делать, если она умрет первой.
В следующие три часа беседа касается самых разных тем. «Его просто переполнял энтузиазм по поводу всего того, что происходило в его жизни, — вспоминает Шолин. — Будто чувствовал: вот оно. Он перевернул страницу и начал писать новую главу своей жизни».
— Я готов начать все сначала и идти дальше, — говорит им Джон. — Кто знает, как все дальше будет...
На смену послеполуденному солнцу приходят вечерние сумерки. Джон и Йоко идут провожать команду с радио. После четырех часов дня «Дакота» погружается во мрак.
8 декабря 1980 годаДжуд Стейн уже потеряла надежду увидеть сегодня Леннона.
— Удачи! Надеюсь, тебе удастся подписать альбом, — говорит она Марку.
— Может, все-таки пообедаем вместе?
— Да нет, Марк, пора мне уже. А тебе удачи!
— Буду стоять тут до победного.
Марк остается наедине с Полом Горешем. Толстяк-фотограф изо всех сил игнорирует Марка.
И тут из «Дакоты» выходит Джон Леннон. С ним появляется Йоко и еще несколько человек — как предполагает Марк, журналистов. У всех в руках кассетные магнитофоны.
Сердце Марка забилось чаще, рука начинает потеть. Он смотрит на Леннона. Человек, которого он боготворил и презирал, наконец-то здесь, в двух шагах от него, такой худой, в темных очках и коричневом бомбере.Марк будто онемел. И окаменел.
Гореш смотрит на него:
— Слышь, мужик, ты вроде альбом хотел подписать, так какого хрена ты ждешь? Вон он идет!
Леннон и Йоко смотрят мимо них, на улицу, на машины. Высматривают свой лимузин.
Ночной швейцар приближается к знаменитостям, чтобы сообщить:
— Прошу прощения, ваша машина еще не подъехала.
Леннон недовольно поглядывает на часы и обращается к какому-то бородачу рядом:
— Не подбросите нас?
— Мы в аэропорт, — отвечает бородач. — С удовольствием подвезем.
Пока радийщики загружают свое оборудование в багажник, Джон и Йоко выходят на улицу.
Марк двигается за ними.
Пластинкой Double Fantasy он машет Леннону. Леннон берет альбом, Марк протягивает ему авторучку Bic — ту самую, которой он утром надписал свою «Над пропастью во ржи».
«Вот оно».
Леннон пробует подписать — ручка не пишет.
«Момент настал».
Леннон рисует несколько завитков, пока наконец не появляются чернила.
«История и время сошлись».
Леннон тем временем пишет: «Джон Леннон, 1980». Марк с улыбкой наблюдает. Гореш делает фото: момент увековечен.
«Все взаимосвязано».
Марк опускает руку в карман. Его взгляд переключается на Йоко, он вспоминает свой постоянный сон: он стучит в дверь их квартиры, Йоко открывает, улыбается ему. Она приветлива и рада его видеть.
На секунду он почувствовал, что его любят.
— Это все? — спрашивает Леннон. — Или еще чего-нибудь хочешь?
Марк мотает головой.
Джон и Йоко забираются на заднее сиденье автомобиля и уезжают в ночь.