Почему мы стали чаще гуглить и меньше запоминать? Прочитайте отрывок об этом

В издательстве Corpus выходит книга нейробиолога Мигеля Николелиса (в переводе Татьяны Мосоловой) «Истинный творец всего». Автор рассказывает об эволюции человеческого мозга. Публикуем отрывок о том, как зависимость от цифровых технологий меняет наше сознание.

В середине 2000‐х годов любому желающему оглянуться вокруг и сделать выводы уже были хорошо видны первые признаки этого процесса. У меня на это ушло некоторое время, но в конце концов и я осознал, что происходит.

Проезжая на метро по центру Токио в час пик осенью 2004 года, я был удивлен царящей в вагоне глубокой тишиной. Поначалу я подумал, что это просто отражение японской культуры. Однако, быстро осмотревшись, я понял, что причина тишины была совсем иной: все пассажиры уставились в свои смартфоны, и их молчание показывало, что, хотя физически они были в поезде, мысли большинства из них витали где‐то в другом месте — в отдаленном и тогда еще безграничном, только недавно открытом киберпространстве. В качестве основоположника массового рыночного производства мобильных телефонов и их следующего более сложного поколения, смартфонов, Япония стала социальной лабораторией для явления, которое, как вирус, вскоре распространилось по всему миру.

Понятно, что сегодня в любом общественном месте, будь то аэропорт или спортивный стадион перед началом игры, многие из нас погружены в свои мобильные телефоны — просматривают информацию, пишут, общаются в социальных сетях, делают селфи или другие фотографии — вместо того, чтобы реагировать на окружающих людей и события.

Перенесемся в 2015 год. Стоя на тротуаре на главной улице модного квартала Сеула, я вместе с сопровождавшим меня южнокорейским студентом ждал машину, чтобы вернуться к себе в отель после лекции о будущем развитии технологий. Чтобы занять время, я попытался завести беседу со студентом. Пытаясь наладить контакт, я спросил: «Сколько людей сейчас живет в Южной Корее?» «Простите, я не знаю. Давайте я посмотрю в Google!» Удивленный таким прозаичным ответом, в котором для меня было больше смысла, чем подозревал студент, я задал следующий вопрос из моего обычного списка. «Какова политика Южной Кореи? Какова нынешняя ситуация с напряженностью в отношениях с Северной Кореей?» «Я правда не знаю. Я не интересуюсь политическими вопросами. В моей жизни они не имеют никакого значения».

В 1995 году я посетил корейскую демилитаризованную зону и был свидетелем сильнейшей напряженности в пограничных областях между двумя Кореями, а также ощутил, что конфликт между двумя странами по‐прежнему в высокой степени определяет жизнь корейцев. Обладая этим знанием, я был совершенно поражен полным отсутствием интереса к этому вопросу у молодого корейского студента. Когда прибыла машина, я выслушал инструкции студента о том, как общаться с водителем, который, как я заметил, был полностью скрыт в герметичной кабине из плексигласа, занимавшей оба передних сиденья современного черного седана корейского производства.

«Когда сядете сзади и застегнете ремень, просто просуньте в прорезь перед вами эту карточку, на которой я записал адрес вашего отеля, и водитель отвезет вас в отель. Когда прибудете, введите туда же кредитную карту и ждите чек». Сев после формального прощания в корейской манере в машину, я испытал такое ощущение, словно по ошибке попал на борт инопланетного космического корабля. Для начала водитель, смотревший в ветровое стекло, даже не кивнул и не вымолвил ни звука приветствия.

Оглядевшись, я обнаружил, что полностью отделен плексигласовой стеной, на моей стороне имевшей лишь тонкую прорезь, о которой говорил студент, и телевизионный монитор, где показывали какую‐то послеобеденную программу. Только после вторичного осмотра в углу между плексигласовой стеной и кузовом машины я обнаружил небольшую видеокамеру. Очевидно, здесь были также и микрофон с динамиком для двусторонней связи с говорящим по‐корейски пассажиром, но мне так и не представилась возможность проверить качество этого звукового обмена.

Как только я сел в машину и пристегнулся, над прорезью загорелась лампочка, и компьютер женским голосом на английском языке запросил карточку с адресом. В отсутствие иных вариантов я подчинился и вставил карточку вверх той стороной, на которой был адрес. Когда карточка пропала из виду, я обнаружил, что загорелся свет на приборной доске у водителя. Тогда я понял, что моя аналогия с инопланетным кораблем не так уж далека от истины. Устремив взгляд на невероятное скопление электронных устройств на приборной доске, я задумался, каким образом человек способен выжить и не сойти с ума, проводя каждый рабочий день длительностью до 10 или 12 часов за вождением автомобиля по загруженному транспортом Сеулу в окружении такого количества мигающих световых сигналов, систем навигации и всевозможных других цифровых устройств.

По моим наблюдениям, автомобиль имел как минимум три цифровые системы навигации, различавшиеся степенью разрешения и сложности. Самая сложная давала четкое трехмерное изображение улиц Сеула, на вид вполне реалистичное. Забавно, что все системы одновременно говорили вслух: разные женские голоса, по-видимому, выдавали одни и те же инструкции по вождению, но разным тоном и на разной высоте. Не имея возможности предаться любимому занятию — болтать с водителями такси в разных частях света о том, что происходит у них в городе, я решил рассмотреть Сеул через окно.

Понятное дело, когда мы подъехали к главному входу в отель, лампочка над прорезью для карты загорелась вновь. Я быстро вставил кредитную карту и стал ожидать простейшего сигнала присутствия другого человеческого существа — прощания. Вместо этого я получил обратно лишь свою кредитную карту, чек и компьютерное предупреждение не хлопать дверью. Никакого человеческого контакта, человеческого голоса, никакой социальной синхронизации не произошло во время этой корейской поездки. Меня приняли чрезвычайно сердечно, как всегда, когда я бываю в Корее, но во главе угла явно стояла эффективность, а не человеческое общение. Меня доставили по правильному адресу, лишних денег с меня не взяли, ну и достаточно. Но достаточно ли?

В ретроспективе, хотя довольно долгое время после этой поездки я грустил по поводу того, что корейский водитель переживает каждый день — одиночество, физический и психологический стресс от заключения в тесной плексигласовой коробке, — я понял, что его судьбу, какой бы печальной она мне ни казалась, нельзя считать худшим возможным сценарием. Вообще говоря, в 2015 году у него все еще была работа, и он зарабатывал делом, которое вскоре могло исчезнуть из списка ментальной двигательной активности, позволяющей людям зарабатывать на жизнь.

Как утверждают некоторые производители, в быстро развивающемся мире цифровой автоматики очень скоро появятся машины с автопилотом. И, как уже случилось с миллионом рабочих мест в прошлом и, совершенно очевидно, произойдет с еще большим числом рабочих мест в будущем, вождение автомобиля за деньги вскоре может остаться лишь на страницах исторической литературы.

В своей книге «Роботы наступают. Развитие технологий и будущее без работы» футурист Мартин Форд показывает, как экспоненциальный рост цифровой и роботизированной автоматики способен в ближайшем будущем привести к волне массовой безработицы и экономическому коллапсу в результате снижения активности потребительского рынка, поскольку число неработающих людей намного превысит число тех, кто зарабатывает на жизнь собственным трудом.

Во вступлении Форд напоминает, что «механизация сельского хозяйства привела к исчезновению миллионов рабочих мест, вынудив толпы ставших ненужными батраков отправиться в города в поисках работы на заводах и фабриках. Потом, в эпоху всеобщей автоматизации и глобализации, настал черед промышленных рабочих, которым пришлось переквалифицироваться и трудоустраиваться в сфере услуг».

И если его предсказания справедливы, беспрецедентный уровень безработицы, который может нас ожидать в ближайшие два десятилетия (порядка 50%) из‐за экспоненциального развития робототехники и цифровых технологий разного рода, превзойдет все прошлые волны безработицы, вызванные внедрением новых технологий на протяжении всей истории человечества. По мнению Форда, нынешняя волна вытеснения людей с рынка занятости является главным риском для всей мировой экономики и для выживания миллиардов людей.

Парадоксальным образом первый удар этого идеального шторма, по‐видимому, ощутят на себе наиболее развитые страны, такие как США, где цифровая/роботизированная автоматика и рост финансовой составляющей валового внутреннего продукта, вероятно, внесут свой вклад в самое массовое исчезновение рабочих мест за самый короткий промежуток времени.