Форма поиска по сайту
Все материалы

Дружил с Васькой-Козлом, общался с Пастернаком и любил живопись: как и где учился Маяковский

Владимир Маяковский прожил в Москве 24 года. Он родился в грузинском селе Багдади, а в детстве переехал в столицу. В издательстве «Бослен» вышла книга Марии Степановой «Меня Москва душила в объятиях…». В ней автор собрала все знаковые места, в которых бывал поэт. Публикуем отрывок, в котором узнаете, с кем, кроме Бориса Пастернака, учился Маяковский, почему избил «волкодава» и как он вернулся домой из тюрьмы в одной «тужурке» Строгановского училища.

Поварская, 3

Пятая московская гимназия

На углу Поварской и Большой Молчановки в Москве находилось здание бывшей усадьбы князей Гагариных. С 70‐х годов XIX века его занимала Пятая московская гимназия, именуемая классической: с 4‐го класса ученикам преподавали древнегреческий язык.

«Гимназия помещалась в двух смежных зданиях на углу Поварской и Большой Молчановки; в старом ампирном угловом особняке князей Голицыных, с фасадом по Поварской, и в пристроенном к нему, уже в конце прошлого века, для нужд гимназии корпусе, по Большой Молчановке. Углом своих стен объединенное здание обнимало гимназический двор. По Поварской, вдоль ограды, росло несколько старых лип. Двор примыкал свободной стороной к кирпичной стене соседнего участка — церкви XVII века Симеона Столпника. Кроме участка и здания Пятой гимназии по Поварской улице стояло несколько старых, ампирных домов, образуя выход на площадь „Арбатских Ворот“. Сейчас ни от гимназии, ни от этих домов, ни от их участков — и следа больше нет! По тихим дворам и садам снесенных зданий сейчас, как угорелые, в обоих направлениях, сломя голову, как на пожар или как взапуски, наперегонки, кто скорее, мчатся автомобили: прямой, широкий проспект пролег как раз по таким участкам» (из «Воспоминаний» Александра Пастернака).

В Пятой гимназии учились Иван Ильин, Александр и Борис Пастернаки, Владимир Фаворский. В числе гимназистов был и Владимир Маяковский, обучавшийся в ней с 1906 по 1908 год. После переезда в Москву из Кутаиса близкие Маяковского долго искали подходящее учебное заведение, руководствуясь вопросами платы за учебу, программой обучения и т. д. Остановились на Пятой московской гимназии. «М.5.Г. — три, белой жести, знака в окружении дубовых листьев — кокарда гимназиста. Те же три знака выбиты на металлической пряжке ремня черной кожи», — так описывал отличительные черты формы гимназиста Александр Пастернак.

О периоде обучения поэта в гимназии мало что известно. Людмила Маяковская писала, что этот этап в жизни брата ей «вспоминается смутно». Сам Маяковский в автобиографии писал: «Единицы, слабо разноображиваемые двойками. Под партой „Анти-Дюринг“». Сестра будущего поэта вспоминала: «Володя отстал по языкам, особенно по греческому, латинскому, и по математике. Я попросила студента третьего курса юридического факультета Ивана Богдановича Караханова подогнать Володю по математике. Он охотно помог, и Володя быстро справился с предметами». Сохранила память Людмилы и имя классного наставника брата — Николая Ниловича Филатова, а также его отзыв о поведении Владимира: «Ваш брат очень способный, про него нельзя сказать, что он озорник, но в нем и его поведении есть что-то такое, что плохо влияет на товарищей». Н. Н. Филатов преподавал русский язык и ранее был классным наставником Александра Пастернака. Благодаря его воспоминаниям мы имеем представление об этом учителе. «Все выказывало в нем какую-то еще неуверенность, стесненность, быть может, и робость в своих начинаниях. Поэтому запомнились особо яркие черты его тогдашнего облика и поведения, его манера, хотя бы, — входить в класс. Нет, вернее сказать, не входить в класс, а — влетать метеором и с разбега плюхаться на стул за кафедрой, точно это было спасительным причалом в бурю. Чудом было, что при таком темпе он не спотыкался о подиум кафедры. Его первые движения — как он хватался за классный журнал, раскрывал его, выслушивал дежурного ученика — все выдавало его нервическую стесненность, тщательно им скрываемую. Вначале он приходил в черном штатском сюртуке, не застегнутом наглухо, потому при резких его и внезапных поворотах и рывках — полы сюртука раскидывались в стороны; он напоминал тогда птицу, машущую крыльями, чтобы ускорить свой бег и сохранить равновесие перед взлетом. <...> Он был в бороде „лопатой“, выдававшейся сильно вперед. В речи его был какой-то неуловимый дефект, он яснее чувствовался, когда он рассказывал нам что-либо по уроку, постепенно убыстряя фразы, — тогда он начинал как-то странно причмокивать языком, даже будто и заикаться. Характерным было особенно, что, заканчивая фразу, он внезапным рывком закидывал голову, выставляя вперед лопату своей бороды, точно имея в виду сказать: — ну, что, взяли? — мило при этом улыбаясь».

Поступив в 4‐й класс гимназии, Маяковский оказался в одном классе с Александром Пастернаком, который впоследствии в своих воспоминаниях уделил большое внимание «новичку». Пастернак тоже утверждает, что за два года обучения Владимир не сблизился с товарищами: «Он был располагающе к себе прост и естествен; он был лапидарен, как необработанная глыба скалы, и непонятен своей обычной, ничем не вызванной, доброй мрачностью — иначе не скажешь — своего лица. Новичок, проведя с нами весь учебный год, перевелся в пятый класс, с переэкзаменовками по каким-то предметам, так с классом и не сблизившись». Единственным товарищем, с которым дружил Маяковский, был Василий Герасимов (по прозвищу Васька-Козел), впоследствии медик-терапевт. За мрачность и нелюдимость соученики по гимназии прозвали Владимира «одноглазым Полифемом», но тот на них не обижался.

Оба Пастернака — и Борис, и Александр — помнили Маяковского по гимназии. В книге «Люди и положения», описывая знакомство с Маяковским, Борис Пастернак отметил, что «вид молодого человека был... знаком по коридорам Пятой гимназии, где он учился двумя классами ниже». У Александра была возможность узнать Владимира лучше, несмотря на всю его скрытность. С Александром они даже немного сблизились, хотя крепкой дружбы не случилось. Пастернак вспоминал, что Маяковский красочно, приятным голосом рассказывал о природе Грузии, о своей семье, о любви к отцу, показывал цепочку для часов, сплетенную его отцом из конского волоса. Запомнил Александр и один очень трогательный момент, который, по его словам, раскрыл Маяковского как человека большой и несомненной душевной доброты — Владимир заступился за младшего ученика гимназии, которого жестко третировал старший. «Мы наткнулись на сцену, увы, не редкую, издевательства волкодава над очередной жертвой — новичком или малышом­-первоклассником, сцену, по личному опыту в свое время мне хорошо знакомую. Тут-то и произошло нечто, никак и никем не ожидаемое, никому в голову не приходившее до сего раза, что, однако, — внезапно и разразилось! Маяковский громко, во весь свой басовитый голос, потребовал немедленно прекратить издевательство! Но, как на его слова волкодав не обратил никакого внимания, продолжая мучить свою жертву, наш Полифем моментально перешел от слов к делу и так решительно, внезапно, с таким хладнокровием наказания, что волкодаву, вмиг растерявшему свое величие, пришлось немедленно ретироваться, постыдно оставив поле своего превосходства над слабейшим; он бежал, показав себя к тому же и трусом и подхалимом перед более сильным. Маяковский же, еще в чаду возбуждения, ему вдогонку орал, что, мол, так он, Полифем, будет поступать с любым, кто станет кичиться своей силой над слабыми малышами!»

Александр Пастернак также отмечал, что в юном Маяковском еще нельзя было угадать будущего гения: «В те гимназические годы Маяковский если и стал причастен к искусствам, то скорее к живописи, но не к искусству слова; да и в живописи он был в те годы еще далек от подлинного искусства, которым он мог бы привлечь наше внимание. Приблизительностью же искусства — он не мог нас изумить. Он показывал мне свои „картинки“ выжигания по дереву, правда, красивые, но сделанные по трафаретным образцам, „под Русь“; это было, увы, еще далеко от искусства...»

Маяковский покинул гимназию 1 марта 1908 года. Боясь исключения из нее из-за подпольной агитационно-революционной работы (причем исключения без права поступления в другие учебные заведения), он попросил маму забрать из гимназии его документы. Здание Пятой гимназии было снесено в начале 1960‐х годов во время строительства Нового Арбата.

Рождественка, 11, стр. 2

Строгановское училище

30 августа 1908 года по прошению Александры Алексеевны Маяковской ее сын был принят в число учеников приготовительного класса Строгановского художественно-промышленного училища. Училище располагалось в главном здании бывшей городской усадьбы графа И. И. Воронцова.

Еще в период обучения в гимназии Маяковский с сестрой Ольгой посещал вечерние и воскресные классы этого училища, весьма успешно занимаясь рисованием. Людмила Маяковская в своей книге «О Владимире Маяковском. Из воспоминаний сестры» приводит похвальный отзыв из письма преподавателя: «Возвращаю вам ваши рисунки после экзаменов, за что вас благодарю, т. е. за ваши труды, за которые я получил от совета профессоров и преподавателей похвалу за свой класс, а в особенности за ваши работы, которые были одни из лучших, и вас совет признал способнейшими учениками и выразил благодарность. Балл вам за рисунки 5+ или же 1‐я категория (это балл художников)». 30 августа 1908 года по прошению матери Маяковского приняли в приготовительный класс Строгановского училища. Зимой 1909‐го Маяковский сам подал прошение на имя директора с просьбой сдать экзамены за 5 классов по общеобразовательным предметам. В резолюции директора было сказано следующее: «Разрешить держать в пятый класс и зачислить по предметам, которые соответствуют нашей программе». Однако через несколько дней Маяковский был арестован…

Но и в заключении Маяковский продолжает готовиться к экзаменам, много читает и с большим удовольствием рисует. Его письма к родным изобилуют просьбами о том, чтобы ему прислали краски, блокноты и книги. О самом процессе обучения брата в Строгановке Людмила Маяковская вспоминала:

«В Строгановском училище Володя работал первое время интенсивно, как всегда извлекая максимум пользы. Он с интересом рисовал и лепил животных с натуры, занимался в обширной библиотеке Строгановского училища, изучал русский лубок. Это принесло Володе пользу в его последующей работе над „Окнами РОСТА“, плакатами, обложками и над эскизами к постановке „Мистерия-буфф“... Но прикладной характер Строгановского училища его не удовлетворял. Он стал говорить о поступлении в Училище живописи, ваяния и зодчества. Надо было хорошо подготовиться. Но средств не было».

Летом 1909 года Маяковский, будучи учеником Строгановского училища, был арестован в четвертый раз, и на долгий срок — на 11 месяцев. Он освободился, когда в Москве было весьма холодно, вернулся домой в одной «тужурке» Строгановского училища. Его пальто было заложено. И, несмотря на холод, Владимир сразу отправился бродить по Москве…

Маяковский проучился в Строгановском училище совсем недолго, ибо поступление совпало со временем его активной революционной работы и многочисленными арестами. Однако впоследствии он неоднократно выступал здесь перед учащимися, принимал живое участие в жизни студентов. Об одном из таких выступлений поэта перед студентами вспоминал советский писатель И. С. Рахилло в книге «Московские встречи»: «С Кузнецкого он сворачивает на Рождественку, направляясь к воротам Вхутемаса. И нет на улице ни одного человека, кто бы не оглянулся на него, не подивился его богатырскому росту, плечам, сосредоточенному выражению лица. Во дворе Вхутемаса толпа ожидающих студентов. Во дворе, на лестнице, в фойе, в зале, в проходах. Пробраться сквозь эту плотную стену немыслимо — все забито до отказа. Ведь сегодня выступает Маяковский! <...> Студенты Вхутемаса любили Маяковского. Этой молодежи, приехавшей в Москву с далеких окраин, с фронтов Гражданской войны, нравился поэт-бунтарь, непримиримо громивший старый мир, зовущий в будущее. Он привлекал сердца и своей внешностью, и удивительным голосом, и новым пониманием искусства. <...> У Маяковского во Вхутемасе были самые верные и преданные защитники. Это был его родной дом». Бывший сторож Строгановского училища Г. А. Козиатко, знавший Маяковского еще учеником, в своих рассказах подтверждает самое теплое и сердечное участие Маяковского в жизни студентов — он помогал им выжить в условиях послереволюционного кризиса и при этом не падать духом: ходил по инстанциям, требуя выдачи пайков, дров, и неоднократно выступал перед учащимися: «Маяковский приезжал к нам на годовщину открытия, читал свои произведения, был Луначарский, мы устроили по тогдашнему времени роскошное угощение: достали масло, сыр. А вот самый для нас трудный год до этого он скрасил — почти каждый день читал нам со сцены, для которой сам доски пилил. Аудитория его была человек двести, — одним словом, весь наличный состав студентов. Они уж ему были очень благодарны...»