Программный директор «ГЭС-2» Алиса Прудникова — о том, как сделать Дом культуры для каждого

В новом проекте «Сити» на «Москве 24» поговорили с программным директором Дома культуры «ГЭС-2» Алисой Прудниковой о том, как она в 23 года стала руководителем арт-институции, создала Уральскую индустриальную биеннале и зачем предлагает таксистам увидеть «ГЭС-2» изнутри.

От Урала до Москвы

Все получилось случайно, но не случайно. Для меня это как раз очень логичные шаги и органичная ситуация — вот был Екатеринбург, было конкретное место, где выращивался проект — Уральская индустриальная биеннале. Дальше моей задачей стало развивать региональную повестку в целом и размышлять о том, что такое российское искусство с большой командой коллег, профессионалов, которые на местах живут, работают. И для меня главным вопросом всегда было говорить об арт-индустрии не провинциально, не колониально, а сделать интересно самой себе и интересно рассказывать об этом миру. И, собственно, «ГЭС-2» — как раз площадка с большими амбициями, эксперимент по пониманию того, что такое Дом культуры сегодня.

Для меня очень важно, что это не музей. И Дом культуры как раз соединяет в себе все то, что дает мне энергию всю жизнь. Это и производство — бывшая электростанция, откуда идет энергия индустриального пространства. Самое главное — здесь мы работаем не только узко с современным искусством, это пространство и нынешней культуры. Расширение на новое пространство — это огромный вызов. «Не Москва» (Урал. — Прим. ред.) со мной осталась. В «ГЭС-2» как раз происходит всеобъемлющая история — и про Москву, и про страну, и про мир, поэтому все на местах.

Про первое увлечение искусством

Когда училась на искусствоведении в Уральском федеральном университете, я интересовалась древнерусской и византийской иконописью и вообще занималась отнюдь не современными вопросами. В 2000 году я попала на выставку «Безумный двойник». Это была одна из полноценных выставок современного искусства, которая состоялась на тот момент в Екатеринбурге. Я помню, она меня тогда настолько потрясла, а наши профессора и преподаватели очень агрессивно на нее отреагировали, проводили с нами воспитательные беседы, что это вообще не искусство и мы должны критически к этому подходить. У меня был первый опыт адвокатирования современного искусства. Запомнившиеся мне тогда на всю жизнь работы, которые представляют собой людей, сфотографированных в разных салатах. Это был очень яркий визуальный образ. Каким-то образом эти салаты сместили мой интерес и фокус совсем на другие вещи. И с тех пор я начала активно исследовать и писать именно о современном искусстве.

Мне тогда было, наверное, 20, а в 23 я стала руководителем институции, связанной с этим. Мне казалось, что мне хотят испортить молодость, потому что это огромная ответственность. Но все так сложилось, что мой интерес был практический. Еще я стала волонтером в ГЦСИ, который основали мои предшественники Наиля Аллахвердиева и Арсений Сергеев, поэтому очень вошла в эту практику, а параллельно еще писала диссертацию. Но это была потрясающая возможность расти вместе со своей работой. У меня появилась свобода сделать центр современного искусства в Екатеринбурге таким, каким мы хотим его видеть. Хотелось в это вовлечь как можно больше людей. И, собственно, благодаря нашим образовательным инициативам, сотрудничеству с университетом это получилось.

Про осознание успеха

Для меня очень важно это ощущение результата. И это как раз то чувство, которое ты можешь найти, именно работая в российской институции, в региональном контексте. Это большое счастье — видеть результат в каких-то очень конкретных проявлениях. Как меняется город вокруг тебя, как люди становятся твоим сообществом, как эти сообщества множатся, как появляются различные институции. Я этот момент изменений, условно говоря, на своей шкуре почувствовала. И для меня очень важно чувство полета и счастья, когда ты понимаешь, что то, во что ты веришь, действительно работает. И я понимаю, что в том, каким сейчас стал Екатеринбург, огромная часть заслуги — моя, моей команды и, собственно, вот тех процессов, которые мы настроили в свое время и которые сработали.

Про Уральскую индустриальную биеннале

Тогда мы хотели вдохновиться опытом Берлина, Стамбула, городов, в которых бурлит современная художественная жизнь. Воодушевившись выставкой, которая очень свободная, мы поняли, что не хотим легитимизироваться, не хотим рассказывать о том, какой Екатеринбург классный, через то, что он что-то доказывает, условно говоря, Москве. Для нас очень важно было сразу же, минуя эту ступеньку, говорить со всем миром. Такое решение подвигло нас сделать не просто Уральскую биеннале, а именно индустриальную. Получилась суперинтуиция, которая сразу обрела свое лицо для всего мирового сообщества. С кем бы я сейчас ни разговаривала, приезжая куда-либо, люди знают Уральскую индустриальную биеннале именно потому, что это не какая-то очередная 387-я биеннале в Екатеринбурге, а проект, который проблематизирует понятия, актуальные для всего мира. Ведь нет ни одной страны, которая бы не переживала стадию индустриализации.

Про первый раз в «ГЭС-2»

В первый раз я попала на профессиональное открытие с моими кураторами Шестой биеннале, Чалой Илэке и Аднаном Йылдызом. Очень радовались наконец-то тому, что это здание открылось. Это было супердолгожданное событие. Но тогда я не поняла, как вообще устроено здание. Я увидела проект — он прекрасный, потрясающий. Я его посмотрела как проект искусства. Когда я попала в «ГЭС-2» во второй раз, мне понравился проект «Настройки». Тогда я пережила огромный внутренний катарсис от понимания вообще значимости этого объекта. Я по-настоящему пережила эту архитектуру и поклонилась Ренцо Пьяно (автор проекта Дома культуры. — Прим. ред.).

А стать руководителем меня пригласил генеральный директор Дома культуры «ГЭС-2» и фонда V–A–C Артем Бондаревский. Конечно, я знала, что буду здесь делать, но, как и любое решение об изменении, это было сложно. Тем более что «ГЭС-2» — это совершенно другой тип институции, который никто не делал. Она была изобретена как некая летающая тарелка, приземлившаяся в Москве. Задачей, которую мы обсуждали с Артемом с самого начала, было дальше строить «ГЭС-2» уже как полноценную культурную институцию.

О том, что не получилось в «ГЭС-2»

Вообще то, что складывается все это время, — это как раз попытка понять, а что такое вот этот самый Дом культуры, как это объяснить, например, таксисту или суперпрофессионалу-музейщику и как сделать эту прекрасную институцию уникальной. Наверное, это самая главная задача всех кураторов, которые работают со всеми программами. Потому что, знаете, в «ГЭС-2» мы приходим за выставками, а еще у нас театральная программа, танец, музыка, кино. Огромное количество публичных программ, начиная от самых маленьких детей, заканчивая людьми серебряного возраста. Мы сформулировали очень важную историю, как сделать так, чтобы Дом культуры «ГЭС-2» был не для всех, а для каждого. Это такой символический завод по производству культуры, но очень важно, что в этом заводе ты не просто приходишь на какую-то там производственную работу и мы тебя вовлекаем в процесс, ты вообще-то приходишь в пространство, в котором тебе приятно просто быть собой. И то, что происходит в «ГЭС-2», то, что для тебя культура, становится твоей повседневностью. Это очень важно.

Я часто рассказываю про «ГЭС-2» людям вокруг меня — и таксистам в частности. Я постоянно веду диалоги о современном искусстве с ними. И чаще всего мы начинаем с «Глины» («Большая глина № 4» — монумент у Дома культуры. — Прим. ред.), потому что это такой триггер для всех. У меня есть две личные победы, когда прекрасные водители такси поставили свои машины и пошли вместе со мной смотреть, что же это такое — «ГЭС-2». Это было классно.

Для чего люди приходят в «ГЭС-2»

Они здесь, чтобы провести время, поэкспериментировать, стать частью тех историй, которые предлагают кураторы для погружения — кинопрограммы, программы современного танца, когда ты можешь либо посмотреть репетицию, либо стать ее частью. Люди сюда приходят смотреть театр, выставку, на медиацию и получить культурный опыт, но с определенной коммуникационной надстройкой. Цель кураторов — сделать тебя соучастником. Вот это сопереживание, одновременно изменения внутренние, которые с этим происходят, — за этим приходят люди.

Я очень радуюсь, когда люди сюда приходят вообще делать все что угодно, потому что я верю в такое слово, как «конверсия». Я считаю, что если человек пришел сюда совершенно не за каким-то там культурным контентом, то он все равно, делая свою фотографию или сидя с чашкой кофе, становится немножко нашим.

Про женщин-руководителей

Я не смотрю на этот процесс как-то социологически. Выводить закономерность — дело не очень благодарное. Здесь дело прежде всего в типе лидерства, а не в гендере. Нет какого-то такого мужского культурного мира или женского культурного мира. Я не смотрю на это как на пространство определенного жизненного цикла или какой-то новой гендерной повестки. Я бы не стала здесь подводить черту и говорить, что пришло время женщин в искусстве и мужики идут лесом. Мне такая история не близка. Мне нравится работать с лидерами-мужчинами и с лидерами-женщинами в одинаковой степени.

Я строю свое взаимодействие с командой по типу вдохновения. Я всю жизнь строю на том, что нужно работать с тем, кто сильнее тебя. И эта история про то, что ты работаешь с сильными личностями, с интересными тебе людьми — вот что меня ведет по жизни

Про совмещение двух проектов в разных городах

Тайм-менеджмент, к сожалению, не моя сильная сторона, поэтому я сама всегда стремлюсь его усовершенствовать. И, в общем, приму любые лайфхаки по тайм-менеджменту. Но то, что касается организации работы в «ГЭС-2», — это просто неизбежная рутина и четкое расписание, потому что очень много параллельных процессов, которые нужно делать одновременно. И, наверное, это самое главное испытание — как в голове уложить все большие процессы.