Тула против Урала: чей самовар использовали для московских чаепитий. Прочитайте отрывок об этом

В XIX веке даже самый бедный москвич хранил в доме вычищенный до блеска самовар — символ статуса и уюта. Этот медный сосуд, прошедший путь от сбитенника до атрибута чайной церемонии, не только изменил русские привычки, но и породил целую индустрию. Тульские и уральские мастера соперничали в искусстве его создания, превращая предмет в произведение искусства, а его производство — в гордость целых регионов.

Публикуем отрывок из книги Андрея Колбасинова, основателя чайной «Нитка», которая вышла в издательстве «Альпина».

«Из москвичей редко найдете бедняка, у которого не было бы самовара. Иной бьется как рыба об лед, в тесной каморке его нет ни одного неизломанного стула (хотя их всех-то пара): а ярко вычищенный самовар красуется на самом видном месте, составляя, может быть, единственную ценную вещь, какою владеет хозяин. Москвич скорее согласится отказать себе в другом каком удобстве жизни, даже не испечь пирогов в праздник, чем не напиться чаю хоть раз в день», — вспоминал Кокорев о московских чаепитиях, добавляя, что те, кому на собственный самовар все же не хватало денег, были постоянными гостями в чайных.

К роли традиционно русского предмета самовар шел десятилетиями. Первые упоминания о медном устройстве с таким названием, которое сочетало элементы чайника и трубу-жаровню, как у винокуренного куба, относятся к середине XVIII века, то есть можно сказать, что самоварам чуть больше 250 лет.

Их облик окончательно сформировался к концу того же столетия: обязательный краник, ручки, конфорка в верхней части, поддувало, поддон с ножками.

Больше всего, впрочем, он был нужен для чая, и спрос на самовары рос с каждым годом.

Это стало новым вызовом для регионов Центральноевропейской России и Урала — традиционных центров металлообработки. Фабриканты, которые занимались оружием и художественными изделиями, стали все больше внимания уделять «водогрейным приборам» и другой кухонной утвари. На каждое изделие, как было заведено и установлено законами, фабрика ставила свое уникальное клеймо, за его аутентичностью внимательно следили, за подделку — строго наказывали.

Со временем изготовление самоваров стало ключевым промыслом для мастеров целых регионов, а крупнейшие предприятия открывали собственные магазины в Москве, Петербурге и других городах.

Создание самовара — тонкая работа, секреты которой передавали из поколения в поколение. Мелкие детали самовара отливали из меди или медного сплава, а тулово, основной корпус, сгибали из цельного листа с помощью «кобылины» — специальной закругленной наковальни. Мастера пользовались более чем двадцатью разными молотками и многими другими инструментами в трудоемком процессе сборки самовара и поначалу работали самостоятельно, без разделения труда.

Результаты выходили очень разнообразными: самовар мог быть как доступным почти каждому простым приспособлением, так и настоящим предметом роскоши. Насчитывается полтора десятка устоявшихся форм самовара: «банка», «рюмка», «ваза», «шар», «яйцо», «желудь», «дуля», «репка» и другие. Фабриканты конкурировали между собой: своими самоварами прославились туляки Баташевы (с тремя фабриками, у каждой свое фирменное клеймо), Воронцовы, Ломовы, оружейники Лисицыны, Лялины.

Наряду с тульскими «самоварными династиями» к концу века в России действовали и немецкие фирмы: русские немцы из Царства Польского производили ставшие к тому времени модными самовары из нейзильбера («нового серебра», аналога мельхиора из меди и цинка), свое производство имели и подданные Германии, в том числе Крупп, артиллерийские орудия которого затем стали известны в Первой мировой войне.

Как отмечает научный сотрудник Института истории и археологии Уральского отделения РАН Н. С. Корепанов, родиной самовара называли не только Тулу, но и «три уральских завода — Суксунский, принадлежавший Демидовым, Троицкий, которым владели Турчаниновы, и Иргинский, его хозяевами были некие Осокины».

Суксунский медеплавильный завод был запущен в 1729 году Акинфием Никитичем Демидовым. Уже с середины XVIII века на предприятии активно производили посуду и хозяйственную утварь, в частности знаменитые суксунские самовары. А первое упоминание слова «самовар» в уральских документах оставили таможенники.

В феврале 1740 года на Екатеринбургскую таможню доставили того самого Акинфия Демидова, и опись изъятого у него имущества включала в себя «самовар медный, луженый, весом 16 фунтов, заводской собственной работы». Дело в том, что за 13 лет до этого Демидовы конкурировали с Петром и Гаврилой Осокиными за выгодное место под завод на реке Иргине рядом с рудной горой. Государство поддержало Осокиных, а Демидовым пришлось нагонять конкурентов — и честными путями справиться с ними было нелегко.

Самоварный промысел в Суксуне (теперь это небольшой рабочий поселок в Пермском крае с менее чем 10 тысячами жителей) развивался на фоне вечного соперничества с Иргинским заводом. Это помогало купцам не стагнировать, а, наоборот, развиваться и становиться все лучше. Самовары из Суксуна высоко оценили посетители масштабной Всероссийской ярмарки 1896 года в Нижнем Новгороде, а в постсоветское время они остаются важной частью уральской истории и пользуются спросом у туристов.

Благодаря подобной цеховой конкуренции и индустриальному скачку империи в начале XX века самоварное производство шагнуло на новый уровень: в Туле и других городах появились механизированные фабрики, где каждой ступени создания самовара отводился свой цех.