Прощай, буфет «Маяк»! Москвичи рассказывают о легендарных тусовках на Большой Никитской
Культовое место, пристанище всей богемной Москвы – все. Чем же кафе так полюбилось совершенно разным людям и почему в соцсетях не стихает плач по поводу закрытия? Спросили у очевидцев.
В 2006 году в «Маяк» меня привел мой друг: я был совсем зеленый, появлялись первые деньги, была возможность участвовать в общественной жизни. Мне там сразу понравилось, хотя я человек очень закрытый и чаще всего садился у бара и читал книгу. Постепенно перезнакомился с барменами, с персоналом, с директорами и со всеми постоянными гостями. Нет в Москве больше такого места, где настолько бы аккуратно относились к чужим проблемам, радостям, идиотизму и творчеству.
Когда я стал арт-директором, организовалась своя тусовка: люди, с которыми ты перезваниваешься по выходным, в момент необходимости, по поводу и без. В этой тусовке были режиссеры, адвокаты, актеры, сценаристы, поэты и врачи. «Маяк» закрылся, но даже после этого мы постоянно собираемся, как и раньше.
«Маяк» дал мне огромное количество друзей, знакомых, товарищей, контактов. Но самое главное – он дал мне взросление, понимание самого себя. Я сам начал писать, сейчас у меня написано три сценария для полного метра, один сериал. Они не снимаются, но я ими горжусь. «Маяк» дал мне понимание, что в Москве есть люди, которые могут сочувствовать тебе и другим, порадоваться за тебя и за других.
В «Маяке» было образовано странное поэтическое общество: обычно, когда ночь уже близилась к рассвету, самые стойкие уезжали на такси к Патриаршим прудам, и мы там возле памятника Крылову читали свои стихи. Еще в «Маяке» образован международный светский клуб пьяниц, я, каюсь, председатель, у нас есть филиалы в Праге, Дюссельдорфе и в Калифорнии. Члены сообщества все бывали в «Маяке», это люди, которые любят подумать, иногда выпить. При встрече принято заказать знакомому выпивку и сказать: «Буль-буль».
А дискотеки! Это же праздник живота, печени и души. Здесь совмещалось несовместимое. Приходили старые мэтры, приходили студенты театральных. В курилке старшие курсы предупреждали младших: «Не выеживайтесь, за столами могут быть ваши преподаватели». Все отрывались, не было условностей, но все было в рамках приличий. В «Маяк» врывались, вырываясь из оков реальности. В «Маяке» было вне. Было вопреки.
Забыл сказать самое главное: «Маяк» закрылся, но инвесторы сейчас решают вопрос о переоткрытии.
«Маяк» бывал мне как дом родной. Как-то вечеряли за статусным столиком на подиуме с моей подругой Лидой Масловой. Сидели-сидели, да и задремали – не наглухо, а как бы в рамках краткого отдыха по ходу перемены блюд (час был поздний, и блюдом была только водка). А нас там довольно неплохо знали, и картина вряд ли кого особо фраппировала. Но подошел новенький необстрелянный официант и попытался деликатно растормошить. «А вы давно здесь работаете?» – подняв голову, спросила Лида с такой интонацией, что молодой человек отошел и больше нас не беспокоил.
В другой раз, помню, за окном уж светает, а я сижу, уставший, хрупкий и промытый, как стекло, слушаю в плеере Высоцкого (я его вообще очень люблю, а в таком состоянии особенно). Собираюсь с силами, чтобы пойти уже домой. Но тут за соседний столик приземляется незнакомая компания, и чувак, такой же общительный, как я, когда в форме, спрашивает: «Что играет?» – «Высоцкий» – «Так у Семеныча же сегодня день рождения!». Ох, а ведь и точно. Сразу по рюмке-другой, и вот уже слушаем «Купола» в наушниках на двоих, и подпеваем, и возвращаются силы, и визит в «Маяк» выходит на второй круг.
Понятно, что при такой домашней трактовке заведения меня периодически просили отсель. Как-то, уж не помню, за что, на некоторое время даже сделали персоной нон грата. То есть тупо не пускали. Но, по счастью, ко мне благоволил Лев Бруни, прекрасный человек, видный публицист и совладелец «Маяка», ныне покойный. Помню, как переминаюсь на крутой лестнице (с такой хорошо летать и шею ломать) и слышу, как Лев дает распоряжение охране: «Впустите Синякова!». И, весь такой потупившись, вхожу. Но минут через десять осваиваюсь и, как та моська, тявкаю на Льва (он был сильно меня старше) на предмет его политических заблуждений. «Маяк» многое терпел.
«Маяк» полюбить сразу было невозможно, потому что в первый раз он больше напоминал бал Сатаны из «Мастера и Маргариты». Тем более, что обстановка начала XX века к этому располагала. Но с каждым приходом туда ты все больше и больше проникался, и в какой-то момент этот вертеп становился уютным. И каким бы скверным ни было твое настроение, оно всегда оставалось на улице. К моменту, когда ты поднимался по легендарной лестнице, ломавшей ноги и руки самым неаккуратным посетителям, ты уже точно знал, что в следующие несколько часов тебе будет легко, весело и беззаботно.
Как-то раз, кажется, летом 2016, в полупустой «Маяк» пришел необычный посетитель из гостиницы через дорогу. Совершенно голый, он просто завернулся в одеяло и вышел из номера в поисках приключений. В результате его все угощали, а взамен он читал стихи Цветаевой, Ахматовой, Гумилева, Блока и других авторов Серебряного века. В антураже «Маяка» это смотрелось весьма органично.
Когда я учился на журфаке МГУ, мы на последних курсах часто сидели в «Маяке». Моя однокурсница встречалась с парнем, который всех там знал – владельцев и всех самых известных постоянных посетителей. Ну и как-то в общей компании пересеклись с Митей Борисовым. Шапочно познакомились. Однажды ребята меня пригласили к себе, а до этого я был в «Маяке» и у меня украли куртку. Стояла ранняя холодная весна, шел снег. Ну и я приехал к ним без куртки. Они мне: «Как так?» Я говорю: «Куртку в «Маяке» украли...» Митя Борисов был там, очень расстроился. Он тогда имел отношение к «Маяку», поэтому сразу набрал администраторам или управляющим. Куртку не нашли. Митя тогда сказал, что с него обед в любом из его заведений. Прошло лет десять с того момента, я пока так и не воспользовался его предложением. Друзья уехали в другую страну, а Митя наверняка меня просто не вспомнит.
Опять же сидели с журфаковской компанией в «Маяке», отмечали чей-то день рождения. Вдруг шум, гам, какая-то потасовка. Оказалось, наш однокурсник Рубен прописал со всей дури Филиппу Бахтину (тот тогда был главным редактором Esquire). Бахтин ушел, я подхожу к Рубену и спрашиваю: «Зачем?». Рубен отвечает: «Бахтин в одной из своих колонок написал, что армяне – гордый и самолюбивый народ». Я говорю: «Ну ведь так оно и есть!» И получаю ответ: «Безусловно, но он не имеет так говорить никакого права».
«Маяк» я бы охарактеризовала двумя словами: «злачное место». А в то же время он был уютный, как дом родной. Странное сочетание. И каждый, кто знал про клуб, где туалет – в шкафу, становился тебе как родной. Фраза среди друзей «Ну что, в «Маяк»?» – это всегда призыв закончить вечер пятницы феерично. Я однажды залезла верхом на высокопоставленного коллегу, чего даже представить себе не могла. И, по-моему, многие не знакомые друг другу люди начинали целоваться на танцполе под нержавеющий зажигательно-романтичный плейлист. Пожалуй, этому клубу очень пойдет фраза: «Что было в «Маяке», должно остаться в «Маяке». Туда, кстати, было совершенно комфортно прийти одной. Потому что там обязательно оказался бы «тот мужик в шляпе», от которого лучше держаться подальше, если не хочешь, чтобы тебя схватили за зад; и «тот с кудряшками и в очках», кто всем девушкам бесплатно наливает, а потом зовет к себе. И можно было всех искушений избежать, а просто поздороваться со старыми друзьями.
Одно из самых атмосферных мест столицы, которое перемещало посетителей заведения на «-дцать» лет назад! Ощущение было, что вот-вот в дверь войдет Сергей Есенин, который выпьет стопку водки, а после этого начнет читать стихи, забравшись на стол!
Впервые я была там с друзьями, после какого-то ресторана. Было ощущение, что мы попали на корпоратив какой-то непонятной организации, все тусили, пили, танцевали, орали песни, и в какой-то момент я тоже оказалась на сцене – плясала с Женей Воронцовой из «Папиных дочек». Дальше ничего не помню.
«Маяк» – это молодость. Моя, моих друзей. Нам всем было плюс-минус около 30-ти лет, каждый вечер мы собирались в клубе, разговаривали, общались, в беседах зарождались какие-то новые проекты. Всегда можно было сесть за любой стол, потому что за ним обязательно сидел кто-то, кого ты знал, и ты тут же знакомился с остальными. Это была одна большая семья. Мы отмечали дни рождения, дни рождения клуба.
Я очень хорошо помню девятилетие «Маяка», когда хозяйка Лариса решила устроить дефиле. Участники выбрали себе какие-то костюмы, образы, все действо происходило на лестнице, которая вела из зала в фойе зрительного зала. Слева были мальчики, справа – девочки, все за ширмочками. А когда пошла музыка, началось дефиле, причем с комментариями Леши Аграновича – такими, что публика полегла от хохота. Очень быстро выяснилось, что проход каждого участника составляет где-то 30 секунд, а выходить нужно без пауз, и вот тут все смешалось, кони, люди. Девчонки бегали полураздетые, в бюстгальтерах, мы в трусах, все перепутали вещи, но было настолько весело, словами не передать.
Потом «Маяк» переродился, он уже стал как бы для всех, но мы все повзрослели, хлынула новая молодая публика, мы стали реже там появляться. И вот пару лет назад я вышел покурить, на улице было много молодежи, ко мне подошли какие-то молодые девушки, стрельнули сигарету. И говорят: «А что вы такие старые сюда ходите? Вам чего здесь надо в нашем клубе?» Я говорю: «Как? Как мы старые? Мы не старые, мы провели здесь лучшие годы своей жизни!» Выяснилось, что они даже не знали, какие люди бывали в «Маяке» раньше.
А сколько интересных проектов там родилось, творческих союзов появилось! Я, например, неожиданно для себя стал продюсером, сделал четыре пилотных серии сериала, в то время, когда понятия «сериал» еще не было. Вмешалась судьба, грянул кризис 98-ого года, и, естественно, фильм не вышел. Он был выпущен намного позже, с другими именами, но для меня это был важный опыт.
Екатерина Светличная, художник
Первый раз в «Маяк» я пришла в 2008: тогда там уже начались и танцы, и закончились славные похождения великой московской троицы Орлуша-Ефремов-Васильев. Зато появились киношники, которые читали сценарии друг другу в пьяном и дымном чаду, и прибавилось журналистов. Я рисовала портреты всем желающим на салфетках, так и познакомилась с большинством знаменитых людей. Как-то раз, помню, сидит девушка посреди всей нашей общей рванины богемной, выглядит так, будто дверью ошиблась, платье в пол, бриллианты, меха какие-то. Голову на руки опустила, видны только ее красивые волосы. Я стала рисовать. Мои друзья восхищались, говорили, таких женщин идеальных не бывает, и спорили, кто пойдет знакомиться. Потом я подошла отдать рисунок, она поднимает голову, и оказывается, что это мужчина! Пьяный и очень красивый, только парик чуть съехал. Не знаю, почему он так оделся.
28 сентября, 2020
