В праздники лучше читать что-то медленное, чтобы казалось, что до конца выходных еще далеко. Собрали пять по-разному неспешных книг — от леденящего скандинавского триллера, не дающего отдышаться, до филологических мемуаров, в которых хочется несколько раз перечитывать каждую историю.
Уникальный случай — одновременный выход двух разных переводов одного романа, с похожими обложками, только на одной (перевод тележурналиста и путешественника Михаила Кожухова) — ночь, а на другой (перевод преподавательницы испанского Маши Малинской) — день. В этом колумбийском романе ночь всегда опускается внезапно, самолеты всегда падают внезапно, судьба всегда рушится внезапно. По этому роману бегают бегемоты и летают пчелы.
В начале 1996 года, через несколько лет после смерти Пабло Эскобара, преподаватель права Антонио Яммара попадает на улице Боготы в перестрелку. Его знакомого Рикардо Лаверде убивают, самому же Яммаре предстоят месяцы, а то и годы восстановления. Теперь он рыдает на собственных лекциях и не обращает внимания на жену и новорожденную дочь. Постепенно история Лаверде полностью захватывает героя, становится загадкой, которую необходимо разгадать, чтобы вернуть себе нормальную жизнь. Разрозненные улики, детали судьбы Лаверде складываются в большую историю Боготы — здесь и наркотрафик, и любовь с американкой, работавшей в Корпусе мира, и ложь, и ночь, и день. Роман с двойным дном: невозможно построить собственную жизнь, не изжив свои травмы и не признав травмы своей страны. Какой перевод выбрать? Оба отличные. Выбирайте по обложке.
Первая мировая война. Молодой студент-медик Люциуш Кшелевский бросает занятия неврологией в Вене, чтобы отправиться в военный госпиталь где-то в Карпатах. Он, за всю учебу прикоснувшийся всего к четырем пациентам, оказывается в этой заброшенной больнице единственным врачом, так что учиться приходится всему и сразу — как в булгаковских «Записках юного врача», но быстрее, глубокий вдох, доктор, вперед, не останавливаться. Учит его медсестра-монахиня Маргарета, наловчившаяся делать ампутации и трепанации. Все чаще им привозят солдат, страдающих от странного недуга — «военного невроза»: похоже на поражение нервов, но видимых ран нет, как лечить — никто не знает.
Роман — подробный, поэтичный, тонкий, с безмятежностью врача или медсестры фиксирующий душевную и физическую боль военной Европы — напоминает схождение лавины: сопротивляться невозможно, а потом рев сменяется тишиной. Все герои — и Люциуш, влюбившийся в Маргарету, и она, что-то от всех скрывающая, и их неизлечимый пациент, неспособный произнести ни слова, и весь мир середины 10-х годов ХХ века — по-своему страдают от «военного невроза». Видимых поражений нет, но воздуха не хватает. Калифорниец Дэниел Мейсон, врач-психиатр, считает, что у психиатрии и литературы одна и та же цель — понять разум другого человека.
Вера Мильчина — историк литературы, переводчик великих французов от Шатобриана до Дюма и от Бальзака до Камю, автор семи книг и трех сотен научных статей, человек с уникальным, судя по этому сборнику, чувством юмора. Это специфический юмор филолога — Мильчина видит смешное в словах и цитатах и играет со словами так же охотно, как они играют с ней. Изобретенный ею термин «мемуаразмы» (она выбирала между «мемуаразмами» и «маразмуарами») дает полное представление об этих самоироничных байках: ничего серьезного, мимолетная жизнь слов, букв и людей.
Вот, например, в юности Мильчина, часто навещая уже немолодого философа Михаила Бахтина, так и не смогла поговорить с ним о литературе, потому что он всегда первым делом спрашивал: «Как ваши дела?», а она вежливо отвечала, и дальше ей было как-то неловко задавать вопросы. Или вот: на медали, которой ее наградила Французская академия, написано «M. Vera Milchina», то есть «господин Вера Мильчина», потому что женщин в академию в какой-то момент начали принимать, а трафареты для медалей так никто и не поменял. Или другой случай: однажды, разговаривая с сантехником, Вера Аркадьевна не смогла повторить за ним слово «краны́» с неправильным ударением на последнем слоге, поэтому начала говорить «пресловутые краны́», чтобы от этих «кранóв» отстраниться. А сантехник не понял, что такое «пресловутые», но слово ему понравилось, и он начал его употреблять со всеми существительными подряд. В общем, восхитительно пресловутая книжка.
Скандинавский нуар — это полынья, в которой тьма. Там, в самой глубине, колышутся преступления отвратительные и еще более отвратительные, а расследуют их детективы-меланхолики, детективы-алкоголики, детективы-трудоголики. Ларс Кеплер («Гипнотизер», «Соглядатай», «Песочный человек») пишет о детективе по имени Йона Линна, который не всегда успевает вовремя, но все-таки старается. На этот раз он должен спасти похищенную девушку — хотя бы одну, Мию, раз уж он не спас ни Йенни, которую нашли убитой на детской площадке, ни тех, которых так и не нашли. Свидетель убийства, выгуливавший собаку, даже под гипнозом не может толком ничего вспомнить. Между тем Мию и других девушек удерживает чудовищный маньяк, и лучше не знать, что он с ними делает. Нордическая серьезность Ларса Кеплера (под этим псевдонимом пишет семейная пара Андорил) выглядит иногда почти пародийной, но количество колюще-режущих предметов, разбросанных по триллерам о Йоне Линне, не позволяют над этими историями смеяться.
Тихий роман на два голоса. Девятилетняя Ксеничка Лёвшина начинает вести дневник в Полтаве в 1893 году. Младшая дочь действительного статского советника, гордящегося своим дворянским происхождением, записывает все, что знает о своей семье, жалуется на одиночество, «разводит философию». Почти через 100 лет, в Свердловске 1980 года, десятилетняя Ксана Лесовая находит записи и тайком от родителей начинает их читать. В этом «романе с дневником» Ксеничка и Ксана отражаются друг в друге, взрослеют, страдают и радуются. Жизни этих двух девочек — девушек — женщин не повторяют друг друга, но перекликаются, как музыкальные вариации на одну и ту же тему. Одиночество в семье, попытки совладать с семейными «историями», то есть проблемами, о которых не хочется говорить, попытки совладать с собой. А вокруг трагическая какофония ХХ и ХХI века: свердловский маньяк, смерть Ленина, эпидемия испанки, долги, командировки.
Писательница Анна Матвеева уже несколько раз попадала в шорт-лист «Большой книги», в прошлый раз — с романом «Завидное чувство Веры Стениной». «Каждые сто лет» вошел пока в лонг-лист, уже оказавшийся очень сильным, шорт должны объявить в июне.
Текст: Ксения Рождественская
04 мая, 2022