32 отличные книги этого года, которые стоит прочитать

На экваторе года решили собрать все лучшее, о чем успели написать. Здесь ищите топ ресторанов, которые открылись за полгода. А в этом материале литературный критик Ксения Рождественская составила список литературы на лето — аж 32 варианта.

Валерий Попов. «Выдумщик» («Редакция Елены Шубиной»)

Валерий Попов всегда пишет о себе, всегда составляет слова так, чтобы их появление само становилось сюжетом. Он умеет превращать жизнеописание друга в скандал, как случилось с его книгой «Довлатов», а собственную автобиографию — в анекдот. Ленинградская прозаическая школа 1960-х — это не в последнюю очередь его ирония и воспетые им мелкие радости маленького человека. В «Выдумщике» он привычно описывает собственную жизнь как череду неловких авантюрных сюжетов, вспоминает ленинградских грозных и бесшабашных горемык, поэтов «портвейнового века», талантливых нищих и сентиментальных воров. И везде — в обшарпанных коридорах, в купе рядом с туалетом, в забегаловках, с драками и без, в «скромных стенах» будки в Комарове, где жила Ахматова, в реанимационной палате, в «плешивом сквере» на Манхэттене — Попов видит сияние счастья. Не призрак счастья, не ностальгию по молодости — нет, везде ему светит увесистое, горячее счастье писателя, который умеет ухватить сюжет и провести его через всю жизнь. Ну и приукрасить его по дороге, как же иначе.

Пол Линч. «Песнь пророка» («Иностранка», перевод Марины Клеветенко)

В какой момент станет понятно, что это антиутопия? Когда в дом Айлиш придут оперативники ирландской Государственной службы национальной безопасности, чтобы поговорить с ее мужем Ларри? Или когда Ларри арестуют за участие в демонстрации? Может быть, когда начнется гражданская война? Или когда старший сын Айлиш захочет присоединиться к повстанцам? Когда ее отец, живущий на другом конце города, окончательно соскользнет в деменцию? Каждый новый виток кошмара кажется абсолютно логичным, и читатель падает все глубже, а героиня Айлиш, мать четверых детей, все крепче держится за видимость нормы, за собственный дом, за свою семью. Но и семья, и весь мир разваливаются у нее на глазах, и когда она не может вдохнуть, читатель тоже задыхается. История, предупреждает Пол Линч, это безмолвная летопись людей, у которых нет выбора, история — это человек, который сначала превращается в бегущее тело, а потом просто в тело. Букеровскую премию Пол Линч получил не за стиль, не за политические пророчества, а за безжалостное умение медленно и неуклонно отбирать надежду по чуть-чуть, каждым словом. Мощнейшая книга. Невыносимая.

Франк Буис. «Человек обитаемый» (NoAge, перевод Марии Пшеничниковой)

Писатель Франк Буис когда-то обучался на агронома, и природа в его книге, сонная, убийственная, карающая и бесстрастная, сразу же оказывается главным героем, едва ли не главнее, чем Калеб, сын колдуньи, и Гарри, писатель в творческом кризисе. Гарри покупает дом в глухой деревушке в центре Франции в надежде написать там новый роман. Роман не пишется, но зато к Гарри прибился какой-то бродячий пес, а в дом, кажется, то и дело заглядывает привидение. Калеб недоволен новым соседом. Остальные соседи тоже, похоже, чем-то недовольны. Гарри — человек читающий, его интересуют лишь книги и слова. Калеб — почти дикарь, точно знающий, как поставить силки на птиц, но не понимающий, чего хотят от него люди. Его покорность и бунт, его любовь к матери и недоверие к женщинам — вот сердце этой истории о призраках, в которой времена просвечивают друг сквозь друга, а сюжеты лежат под ногами, как снег.

Алексей Смирнов фон Раух. «Доска Дионисия» (Individuum)

Некоторые книги со временем тяжелеют и наливаются кровью. Алексей Смирнов (1937–2009, фон Раух — псевдоним, в переводе с немецкого — «из дыма») — художник, иконописец, основоположник и теоретик магического символизма, участник Второго русского авангарда 1950–1960-х годов, мизантроп, писатель, поэт, друживший с Мамлеевым, признавшийся в любви пошлости и считавший подлинно русским писателем Оруэлла, в 1976 году написал вроде бы детектив. В центре сюжета — икона Спасителя работы великого мастера Дионисия, в 1918 году пропавшая, но в 1970-х появившаяся вновь. За ней охотятся все, а нужнее всего она искусствоведу Анне Петровне, защитившей диссертацию по Дионисию. Детектив перенаселен темными личностями, тут и те, у кого при виде денег «на шее и за ушами выступал пот», и старички, мысленно берущие Константинополь, и монахи с пулеметами, и фарцовщики, и художники-фальсификаторы — в общем, все, кого тихий хаос втягивает в чужую борьбу. Роман не был напечатан при жизни автора, но за 50 лет не стал ни архаичным, ни наивным, ни советским.

Рэйчел Хэн. «Великое расширение» («Фантом пресс», перевод Анастасии Наумовой)

Когда А Боонь, мальчик из рыбацкой островной деревни, впервые оказывается в океане с отцом и старшим братом, происходит нечто необъяснимое: перед их лодкой вырастает остров, а вокруг кишит рыба. И оказывается, что А Боонь, слишком слабый, чтобы стать хорошим рыбаком, способен почувствовать острова, кочующие в океане. История взросления А Бооня и его подруги Сыок Мэй вплетается в историю Сингапура — британское колониальное правление, японская оккупация, независимость, стремление к модернизации и «великому расширению». Рэйчел Хэн, американка, рожденная в Сингапуре, написала роман об умении видеть будущее, видеть то, чего еще нет, чувственный, ясный и точный роман о том, из чего состоит настоящее, из каких запахов, вкусов, надежд и слез. Но в первую очередь это роман о любви и о том, что мы приносим ей в жертву.

Таня Джеймс. «Добыча» («Лайвбук», перевод Евгении Макаровой)

1794 год, Индия, Майсор. Семнадцатилетний Аббас, резчик по дереву, самоучка, внезапно получает работу во дворце — французский часовщик-изобретатель по приказу Типу Султана должен сконструировать механического тигра, и ему нужен помощник. Аббас мечтает оставить след в этом мире, он учится и совершенствуется. Но на Майсор нападают британцы, Типу Султан и все его приспешники убиты, Аббас чудом избегает смерти. Механического тигра отправляют в Британию. Для британцев он — диковинка, варварская игрушка, точно так же как Аббас — «мавр», низшее существо. Таня Джеймс, американка индийского происхождения, играет в жанры, как в куклы, — история о таланте-самоучке превращается в приключенческую морскую сагу, потом становится романом об ограблении и, конечно, любовным романом. Как связаны творец и творение? Кто охотнее становится добычей — вор или жертва? Прилично ли британской леди писать эротические романы? Что остается от империи, от всемогущества, от прошлого? Захватывающий и обманчиво легкий роман о правилах и свободе их нарушать.

Джеймс Поскетт. «Незападная история науки. Открытия, о которых мы не знали» («Альпина Паблишер», перевод Ирины Евстигнеевой)

Аристотель никогда не видел помидоров и был уверен, что в районе экватора невозможно жить, потому что там слишком жарко. Так что европейцам, добравшимся до Америки, первым делом пришлось научиться не верить непогрешимому Аристотелю. История астрономии не начинается с Коперника — он цитировал исламских авторов. Ньютону на голову не падало яблоко — он пользовался наблюдениями французского астронома Рише, сделанными в Южной Америке. Историк науки Джеймс Поскетт не умаляет величия Аристотеля, Коперника и Ньютона, но показывает, что наука — это не гении-одиночки, а культурный обмен и взаимопроникновение идей. Прогресс начинается с сомнения в том, что устоявшиеся взгляды на мир верны. Поскетт, не претендуя на всеохватность, показывает, как работорговля меняет представления о медицине, а генетические исследования напрямую зависят от холодной войны. Сутью этой книги-путешествия, книги-приключения становятся слова Колумба: «Чем дальше странствуешь, тем больше познаешь».

Ким Хе Нам. «Важные 30» (МИФ, перевод Дарьи Крутовой)

Бестселлер Мэг Джей с похожим названием — «Важные годы» — рассказывал о возрасте от 20 до 30, а книга корейского психолога Ким Хе Нам исследует радости и проблемы людей за 30, но до 40. Тридцатилетние — несчастные люди, «застрявшее поколение», которое находится в постоянном стрессе и в «улыбчивой депрессии». Но 30-летние — это именно те люди, которым проще других стать счастливыми, потому что в этом возрасте наконец «пересекаются мечты и реальность», жизненных сил еще много, а идеализма уже гораздо меньше. Ким Хе Нам, сразу объявив, что 30-летние не доверяют ни родителям, ни пожилым людям, нежно берет 30-летних за ручку и объясняет, почему они страдают на работе, как они переосмысляют свои психологические защиты и почему не могут влюбиться. А чтобы им не было так страшно, она цитирует Харуки Мураками и Виктора Франкла и иллюстрирует процесс взросления историей Человека-паука. И делает вывод: все будет хорошо. Ей хочется верить.

Габриэль Гарсиа Маркес. «Увидимся в августе» (АСТ, перевод Дарьи Синицыной)

Великий Габриэль Гарсиа Маркес, умерший в 2014 году, завещал эту свою незаконченную книгу уничтожить и никогда не публиковать: «Эта книга никуда не годится». Писатель страдал от деменции и, как признают его сыновья, процесс написания последней книги «представлял собой метания истинного художника-перфекциониста, чьи умственные способности постепенно угасают». Пять глав, пять эпизодов из жизни Анны Магдалены Бах, замужней женщины, счастливо живущей в браке. Ей уже под 50. Каждый год 16 августа, в день памяти матери, Анна приезжает на остров, где ее мать почему-то захотела быть похороненной, кладет на могилу букет гладиолусов, проводит ночь в отеле, наутро возвращается домой. В один из таких визитов она вдруг решает познакомиться поближе с мужчиной из бара. И теперь каждый год 16 августа она находит на острове любовника на одну ночь, а возвращаясь домой, в семью, пытается понять себя и свои желания. В какой-то момент ей начинает казаться, что она превращается в собственную мать, и понимает, что не должна исполнять ее последнюю волю. Похоже, Маркес понимал, что сделают его сыновья: они дали этой книге отлежаться, а потом, вопреки последней воле отца, опубликовали ее.

Яна Вагнер. «Тоннель» («Редакция Елены Шубиной»)

Трехкилометровый тоннель под рекой, серьезная пробка. Неожиданно гермозатворы по обе стороны тоннеля закрываются, отрезав от мира — и от мобильной связи — всех, кто оказался в этой ловушке: красоток, преступников, полицейских, воров, чиновников, стоматолога с капризным котом, девочку-подростка, профессора с семьей, фургон с водой, рейсовый автобус, работяг... Пятьсот человек. Не пройдет и суток, как кто-то из них умрет, кто-то начнет биться друг с другом, кто-то разочаруется в человечестве, кто-то совершит подвиг — и все будут уверены, что никакого мира «наверху» уже не осталось. «Тоннель» устроен примерно как «Под куполом» Стивена Кинга — с тем же безжалостным выводом: если в замкнутое общество запустить преступника, чиновника и достаточное количество людей с оружием, очень скоро все передерутся и оскотинятся, думая, что ведут борьбу за благое дело. Потому что если наверху ничего нет, то все дозволено. «Тоннель» уже думают экранизировать — хорошо бы получилось не так, как с сериалом «Эпидемия», поставленным по дебютному хиту Вагнер: та экранизация, рассказывающая о смертельном вирусе, вышла как раз к пандемии.

Иван Бевз. «Чем мы занимались, пока вы учили нас жить» («Самокат»)

Веселое, наглое и убедительное исследование природы власти на примере одной школы. Сытые 2000-е. Старшеклассники скучают на уроках, одеваются как в клипах MTV, вяло конфликтуют с учителями, нехотя отвечают на вопрос «Кем ты хочешь стать, когда вырастешь?» и играют в сотки (в других местах они назывались фишки или кэпсы). Ничем не примечательный десятиклассник Рыжий внезапно становится чемпионом школы, но этого титула ему недостаточно, и он организует целую мафиозную структуру, завязанную на сотках, даже входит в сговор с некоторыми учителями. Теперь его называют Император. Динара, новенькая, пытается вписаться в выпускной класс, сколачивает некий «Комитет», который занимается школьными проблемами, из таких же, как она, аутсайдеров. Ее методы работают — Динару избирают президентом школы. Император и Президент — кто кого победит? И кто поджег школу во время выпускного? Иван Бевз ехидно объясняет, почему 35-летние так до сих пор и не знают, кем они хотят стать, когда вырастут: дело в том, что у них все уже было.

Эллен Сэмпсон. «Стоптанные. Обувь, эмоциональная привязанность и аффекты ношения» («Новое литературное обозрение», перевод Софьи Абашевой)

Обувь как объект желания, обувь как символ, «правильная» и «неправильная» обувь, обувь как сказочный магический объект, обувь как боль и как комфорт — Эллен Сэмпсон, куратор, старший научный сотрудник Школы дизайна Нортумбрийского университета, исследует главную любовь своей жизни. Момент, когда туфли были созданы, — это лишь начало их пути, одежда и обувь изменяются с каждым ношением, взаимодействуя со своим владельцем. Книга не просто исследование — здесь научный подход сталкивается с личным опытом, с эпизодами из «Дневника ношения». Сэмпсон создавала собственную обувь и исследовала процесс ее использования и свои ощущения: боль, возвращение к детским воспоминаниям, первые царапины на новой обуви, неравномерность изнашивания... Полароидные фото, на которых запечатлены детали обуви, новой, дряхлеющей, несовершенной, делают эту медитативную книгу предельно интимной. Это исследование о «встрече материалов и намерений», о том, «как в процессе использования меняются вещи, которые мы носим, и мы сами».

Кейт Гренвилл. «Лейтенант» («Лайвбук», перевод Дарьи Юриной)

Еще мальчиком Дэниел Рук отличался от других: его интересовали простые числа, распределение атмосферных осадков в Портсмуте, логичность нотного письма и латинской грамматики и то, как Земля движется сквозь просторы Вселенной. Собственно, вся книга об этом: как неотвратимо сквозь Вселенную летит Земля, а на ней — разрозненные осколки сознания, которые пытаются понять логику этого мира. Став старше, Дэниел решает послужить Британской империи. В 1788 году с другими колонистами он высаживается в Австралии. Книга основана на воспоминаниях британского лейтенанта Уильяма Доуса, который действительно пытался найти общий язык с австралийскими аборигенами и подружился с одной из местных девушек. Австралийская писательница Кейт Гренвилл не изменила в их разговорах ни слова, но в остальном отклонялась от исторических свидетельств. Она показывает аборигенов глазами человека, которого больше всего интересуют законы — природные, лингвистические, человеческие. И вот, пытаясь понять правила чужого существования, лейтенант Рук внезапно видит «великий механизм» собственной цивилизации — и осознает, что незыблемые правила империи основаны на обыкновенной жестокости.

Стивен Уокер. «Первый: Новая история Гагарина и космической гонки» («Альпина нон-фикшн», перевод Натальи Лисовой)

Захватывающий триллер о космической гонке 1950-х — начала 1960-х, подробный отчет о том, что предшествовало первому полету человека в космос и кто, кроме Юрия Гагарина, готовился стать этим первым космонавтом. Режиссер-документалист и писатель Стивен Уокер работал над этой книгой много лет — сидел в архивах, брал интервью у сотни специалистов, в том числе у российских и американских космонавтов, не раз разговаривал с Еленой Юрьевной Гагариной (она написала предисловие к книге). Многое из того, о чем он пишет, известно всему миру, чего-то не знал почти никто. Уокер относится к истории как к процессу, происходящему прямо сейчас. Вот Гагарин надевает оранжевый скафандр; в это время в Вест-Виллидже никому не известный 19-летний Боб Дилан готовится к своему дебюту. Вот только что приземлившийся американский шимпанзе Хэм, улыбаясь во всю пасть, тянется за яблоком; на самом деле это не улыбка, а гримаса дикого страха. Вот Королев не может найти две свои счастливые монетки, отправляясь на рутинную операцию. Вот в космосе раздается хор Пятницкого; говорят, на ту же пленку записали прочитанный вслух рецепт русских щей, но пленка с записью не сохранилась. Стивен Уокер с уважением и восторгом разглядывает всех, кто имел отношение к началу новой эры, он разворачивает перед читателем грандиозную картину стремления в космос — как будто сам отталкивается от Земли и разглядывает две соперничающие сверхдержавы с немыслимой высоты.

Светлана Тюльбашева. «Лес» («Дом историй»)

Две девушки едут из слишком жаркого московского лета в Карелию на каникулы. Вика построже, Лика, дочь бизнесмена, повеселее. Отправившись за морошкой, девушки внезапно обнаруживают, что вокруг — сплошной лес, нет ни дороги, ни их машины. Леший путает их, за ними тащится что-то страшное, но Лика надеется, что отец рано или поздно начнет ее искать. Лес — место недоброе, странное, тут можно наткнуться на заброшенные дома, целые вымершие деревни или, и того хуже, на деревни, в которых еще остались люди. Десятилетний Гриша и его диковатая семейка — бабка, тетка, отец, дядька, маленькая сестра и, главное, волк — приезжают жить в одну из полуживых деревень на краю леса. Чужаки никому не нравятся, и, когда в лесу пропадает местная бабка, деревенские обвиняют в ее исчезновении Гришину семью. Светлана Тюльбашева водит читателей кругами, отправляя то в чавкающие болота кошмара, то в ехидные дебри фольклора. То, что начинается как хоррор-робинзонада, а продолжается как фолк-ужастик, в итоге оказывается восхитительно закрученным детективом, в котором есть место и самому счастливому лету детства, и ночному ужасу пьяных деревенских посиделок, и сказке о том, что такое настоящая семья.

Анна Баснер. «Парадокс Тесея» («Альпина»)

Все питерские мифы, упакованные в хулиганский арт-детектив: тут и всадник, преследующий бедного бездомного, и ХАРМС — Художественно-анархическая реставрационная мастерская Санкт-Петербурга, и черный рынок, и белые ночи, и сбитая метлахская плитка, и восстановленные витражи... Керамист по прозвищу Нельсон хочет реставрировать бальный зал в заброшенном особняке. Откуда взять деньги — пойти на небольшой подлог или провести скандальную акцию? Гордый, ветшающий город иронично наблюдает за странными персонажами разной степени достоверности: подпольными реставраторами, акционистами, старухами-перекупщицами, сторожами и бандитами. Человек, мумия, любовь, здание, город, тело, — все это требует бережной реставрации, а иногда и серьезного оперативного вмешательства. Но тут начинает работать парадокс Тесея: корабль героя, ежегодно отправляющийся в плавание, столько раз обновляли, что не осталось ни одной доски, помнящей прикосновение самого Тесея. Если все составные части исходного объекта были заменены, остается ли объект тем же объектом? Дебютный роман ученицы Ольги Славниковой — добротный и уютный, как керамическая чашка с надписью «Я люблю Питер».

Робер Колонна д’Истрия. «Дом» («Лайвбук», перевод Нины Хотинской)

Все детство Х провела на острове, но когда ее матери не стало, дом ее детства достался не ей, а брату. Теперь Х мечтает построить собственный идеальный дом на острове, простой, гостеприимный и светлый. Она уверена, что дом — это место, где создаются воспоминания, она хочет вернуть детское ощущение лучезарности, защищенности, безмятежности, а если получится, то и переосмыслить свою жизнь. Но, похоже, единственное, чего она добьется, — потратит кучу денег и сил на неподъемный проект, который с каждым годом становится все более катастрофическим. Французский журналист и эссеист Робер Колонна д’Истрия написал не роман, а скорее философское эссе, меланхоличное и ясное, о том, что это не ты строишь дом, а дом строит тебя. Разбираясь с проводкой, бойлерами, соседями, резким морским ветром, героиня книги врастает в остров, постигает его смысл. Ведь человек — тоже, безусловно, остров: существо, со всех сторон окруженное миром.

Мира Лобе. «Инсу-Пу: Остров потерянных детей» («Самокат», перевод Татьяны Набатниковой)

Антипод «Повелителя мух» Голдинга, детская духоподъемная утопия. Тринадцатилетний Штефан живет с младшим братом в воюющей Урбии, и каждую ночь они не спят из-за воздушной тревоги. Штефан пишет письмо президенту Террании с просьбой пригласить всех детей Урбии к себе, чтобы дети могли выспаться. По пути в Терранию корабль с детьми подрывается на мине, спасают всех, лишь одна шлюпка теряется в океане. Штефан, его брат, юная циркачка, маленькая баронесса, будущий великий скрипач, сын рабочего, дочь кухарки — в общем, одиннадцать детей оказываются на необитаемом острове, где почти все будет как у взрослых, от тоски по дому до маленькой революции. Только войны не будет. Австрийская писательница Мира Лобе родилась в Германии в 1913 году, эмигрировала в Палестину в 1936 году, и там же начала писать детские книги, а в начале 50-х переехала с мужем и детьми в Вену. «Инсу-пу» был написан в 1947 году, в нем звучит эхо Второй мировой. Это одна из лучших книг о взрослении и ответственности, и еще о том, что только дети понимают, насколько на самом деле важна человеческая жизнь и данное кому-то слово.

Родриго Бланко Кальдерон. «Симпатия» (NoAge, перевод Дарьи Синицыной)

Неожиданный детективно-кинологический роман о крахе политической системы Венесуэлы и об экзистенциальном кризисе Улисеса Кана, которого бросила жена. Его тесть, генерал, дочку свою не любил, но зато с зятем нашел общий язык, так что после смерти генерала огромная квартира должна отойти Улисесу. Но лишь в том случае, если тот успеет в срок превратить фамильный особняк в приют для брошенных собак. Таких собак в Венесуэле стало очень много: все бегут из страны, оставляя животных на произвол судьбы. Это ощущение брошенности, ненужности, оставленности на фоне разлагающегося государства, пожалуй, главное в романе. Но здесь нет ни капли безысходности: Родриго Бланко Кальдерон пишет диковатую детективную историю о наследстве, семейных связях, о том, как писать книги и смотреть кино, о том, как любить и как лучше всего провести конец света. Здесь есть отголоски магического реализма, но гораздо больше здесь реализма кинологического: огромные собаки нашли себе место чуть ли не на всех кроватях этой книги. Отчасти это автобиографическая история: семья Родриго Бланко Кальдерона в Каракасе основала фонд по спасению брошенных собак.

Петер Фламм. «Я?» (Corpus, перевод Александра Кабисова)

Солдат возвращается с Первой мировой, по дороге все больше запутываясь в себе и в окружающем мире. Он приезжает домой — но его ли это дом? И кто эта женщина — его жена? А это — его новорожденный ребенок? Где его сестра? Он действительно врач? Разве до войны он не был пекарем? Как его зовут? Какие воспоминания реальны? Поменялся ли он разумом с мертвецом на поле боя, или сам там остался? Поразительной мощи экспрессионистский роман «Я?» был написан в 1920-е годы, его автор — немецкий психиатр Эрих Моссе, взявший псевдоним Петер Фламм, — бежал из Германии в 1933 году. «Я?» — свидетельство тех, чей разум и чья жизнь осталась на поле боя, ослепляющий и отрезвляющий роман обо всех, из кого мы состоим и из кого состоит наше прошлое, обо всех, кто в глубинах нашего сердца и нашей памяти «говорит на своем глухом языке».

Имран Махмуд. «Я знаю, что видел» («Дом историй», перевод Александра Перекреста)

Ксандер Шют, много лет живущий на улице, страдает от провалов в памяти. Точнее, страдает он, когда память к нему возвращается: он потерял слишком многое, и лучше ему об этом не вспоминать. Однажды он забирается в чью-то квартиру, чтобы переждать дождь, и там становится свидетелем жестокого убийства. Полиция Ксандеру не верит, бывший друг, готовый его приютить, ведет себя странно, память возвращается урывками. Гениальный брат, гигантская сумма денег, возлюбленная, которая слишком увлекалась йогой, — где все это? Британский юрист и писатель Имран Махмуд исследует посттравматический синдром, изменчивость памяти и силу забвения. Ксандер Шют — как Шалтай-Болтай, взболтанные мозги которого не в силах собрать ни судебная система, ни полиция, ни вся королевская рать.

Моника Вуд. «Как читать книги» («Фантом-пресс», перевод Эллы Гохмарк)

Вайолет доверилась одному типу, отсидела почти два года, и вот только теперь, в свои двадцать два, получила досрочное освобождение. И смотрите, она собирается довериться еще одному типу. Харриет, учительница на пенсии, ведет в женской тюрьме книжный клуб. И никак не может найти книжку, которую читательницы бы одобрили. Фрэнк, вдовец, пенсионер, часто думает о своей жене, погибшей в ДТП, и о той девчонке, которая стала причиной ее смерти. Попугай Оливер, долгожитель, слишком стар для того, чтобы быстро и правильно запоминать человеческую речь, но он всегда готов сказать что-нибудь вроде «Я тебя люблю». Недотыкомки, лузеры, одиночки, любители слов, — вместе они способны на все. Например, они способны изменить мир, стать счастливыми. Нежнейшая книжка о том, что в жизни есть основной сюжет, а есть то, что происходит «между тем». И самое важное всегда происходит «между тем». Американская писательница Моника Вуд уверена, что главное в человеке — умение прощать слабость и силу, мерзость и готовность к чуду — и в себе, и в других.

Джордж Оруэлл. «1984» (МИФ, перевод Виктора Голышева)

Роман Оруэлла известен всем: главная антиутопия ХХ века, лидер топа продаж зарубежной литературы в России и даже лидер «топа пропаж» — именно эту книгу чаще всего воруют из книжных магазинов. Новое издание «1984» — это классический перевод Виктора Голышева (пожалуй, лучший из возможных) и иллюстрации португальского художника и карикатуриста Андре Каррильо. В этих иллюстрациях есть и энергия комиксов, и сюрреализм политического плаката, и знаменитое оруэлловское «двоемыслие», посмотрите хотя бы на обложку: на первый взгляд, здесь темнеет город, дымя заводами, но если приглядеться, это чей-то ботинок впечатан в чье-то лицо. Сорок три иллюстрации, то лаконичные, то наполненные деталями, то распадающиеся в черно-бело-оранжевую пыль, — и знакомый текст вдруг сгущается, становится совсем уж непроглядным.

Джонатан Лосос. «От саванны до дивана: Эволюционная история кошек» («Альпина нон-фикшн», перевод Елены Борткевич)

Как называть котовладельцев — «мама и папа», «хозяин» или «друг и компаньон» кота? Почему только львы и домашние кошки поднимают хвост трубой в знак приветствия? Зависит ли кошачий окрас от человека? Мяукают ли представители семейства кошачьих в разговоре друг с другом? Каким образом выяснилось, что домашние кошки всего мира находятся в родстве с североафриканскими степными кошками? Эволюционный биолог Джонатан Лосос разъезжает по Африке, закапывается в научные архивы, проводит интернет-опросы — и пытается объяснить, в первую очередь самому себе, каким образом коты и кошки заняли столько места в наших сердцах. Он даже создает новый термин для науки о кошках: не «фелинология», а «айлурология» («айлурос» по-древнегречески «кошка» или буквально «машущий хвостом»). Книга, полная баек, историй и научных расследований, может многое рассказать о будущем человечества. Вкратце это будущее сформулировал в последней главе кот Джонатана Лососа, Нельсон: «мур-р-р-мя-я-я-у-у-у!».

Даниэль Шрайбер. «Один и ОК. Как мы учимся быть сами по себе» (Individuum, перевод Сергея Ташкенова)

Речь не идет об одиночестве отшельника или человека, попавшего на необитаемый остров. Немецкого писателя и журналиста Даниэля Шрайбера интересует, можно ли жить полноценной жизнью без романтических отношений, как научиться жить одному, «не испытывая боли и не обманывая себя». Он работал над книгой об одиночестве во время пандемии, и изоляция дала неожиданные ответы на некоторые его вопросы. Шрайбер рассказывает в первую очередь о себе, и все труды, которые он цитирует, от Аристотеля до Ханны Арендт, воспринимает как книги о его личном одиночестве. И «нарратив апокалипсиса» — пустые полки супермаркета в начале пандемии, и опасность, которую таят современные средства коммуникации, и философию дружеских отношений, — все это Шрайбер пропускает через себя, проверяет на прочность, примеряет к собственной жизни. А потом внезапно понимает, что слишком пристально смотрит на себя самого, и не видит, что окружающие проживают то же отчаяние, так же присматриваются к друзьям в поисках близости, так же отшатываются от них в надежде удержать свободу.

Ребекка Маккай. «У меня к вам несколько вопросов» («Лайвбук», «Букмейт», перевод Дмитрия Шепелева)

Сорокалетняя Боди Кейн, преподавательница киноведения и успешный подкастер, возвращается в школу-интернат в Нью-Гэмпшире, где она училась в 1990-е. Она чувствует себя достаточно сильной и взрослой и думает, что переросла ту «стремную» Боди из 1990-х, носившую черное и отмечавшую все странности своих соучеников. Но оказывается, что прошлое никогда не отпускает.
В 1995-м в школе убили соседку Боди по комнате. Дело было громким, и до сих пор некоторые уверены, что посадили не того человека. Есть какие-то подробности того дела, которые известны только Боди. Есть что-то, чего все эти 20 с лишним лет никто не видел и не хотел видеть. Две недели преподавания в своей старой школе заставят Боди полностью пересмотреть отношение к тому давнему делу, отношение к вине и наказанию. Американка Ребекка Маккай, автор эпической драмы «Мы умели верить», не просто сталкивает оптику двух поколений, не просто вовлекает читателя в медленный, вязкий, мощный детектив, в котором все — убийцы и все — жертвы. Она исследует работу памяти, работу правосудия, мучительные подростковые попытки быть как все, быть лучше всех, просто быть.

Рагим Джафаров. «Песнь о Сиде» («Альпина.Проза»)

Бодрейший авантюрный триллер о магических артефактах и мексиканце с пугающей улыбкой, который эти артефакты собирает. Зовет он себя Сидом, а если подробнее, то он «вор, убийца, бабулина гордость». В Сиде есть романтизм то ли мексиканских революционеров, то ли Карлсона, который живет на крыше. Он сентиментален, как сахарный череп в мексиканский День мертвых, его заносит то в какую-то тюрьму в пустыне, то в банк в Дании, и везде начинается катавасия: ограбления, убийства, философские разговоры, бойскаутские посиделки. Кто читал «Марка и Эзру» Джафарова, сразу узнает и место работы Сида, и его начальника. Джафаров, лауреат премий НОС, «Ясная Поляна» и «Новые горизонты», кинематографически точен в описании битв и неумолимо ироничен в рассказе о серьезных вещах. Он берет читателя за руку, рассказывает ему веселые байки, ведет его по пустыням, перестрелкам, артефактам и истлевшим костям, приговаривая: осторожно, вот тут не упади, а вот тут — давай, падай. И читатель падает — и летит, летит, летит.

Шамиль Идиатуллин. «Бояться поздно» («Редакция Елены Шубиной»)

Аля опять опаздывает. Часы в ее ноуте отстают на четыре минуты, и она лишь чудом успевает на электричку, в которой едет с подругой и полузнакомыми ребятами-студентами в коттеджный поселок встречать Новый год. Шашлыки, тюбинг, веселье, новая уникальная онлайн-игра — но почему-то, когда Аля в эту игру входит, все ее новые друзья оказываются уже мертвыми. Не только в игре, но и в реальности. А сама она просыпается в той же электричке и снова отправляется туда же, в коттеджный поселок: шашлыки, тюбинг, веселье, смерть. Сначала ей неприятно, потом страшно, после очередного возвращения в начало временной петли она пробует все рассказать ребятам — может быть, вместе они смогут выбраться. Только ей никто не верит. Четырехминутное опоздание станет и проблемой, и возможным спасением, кошки окажутся полезнее собак и уж тем более волков. В общем, «Алиса в Стране чудес», «День сурка» и «Матрица», упакованные в янг-эдалт. Идиатуллин, дважды лауреат «Большой книги», умеет играть с жанрами и героями: он замешивает фантастический триллер с психологическим хоррором, оглушает героев социальным боевиком, а на самом деле говорит о том, каково это — точно знать, что выхода нет, что бояться поздно. Сам автор говорит: этот фантастический детектив «оказался запутаннее, жестче и даже беспощаднее, чем я сам ожидал».

Нюта Федермессер. «Камера хранения» («КоЛибри», «Азбука-Аттикус»)

Нюта Федермессер, учредительница фонда помощи хосписам «Вера», дочь Веры Миллионщиковой, основавшей хосписное движение в России. Она верит «в труд и результат», у нее всегда «все с собой — от зубочистки до мачете», и она не может уснуть, если не вымоет на ночь зеркало или унитаз. Нюта видит себя как огромную камеру хранения с серыми закрытыми ящиками, переполненными воспоминаниями, и собрала книгу из своих записей, которые ведет много лет. Дневниковые заметки, рассказы о близких, и о фонде, и о боли, и об усталости. И о китах — главное, не пропустите рассказ о китах. И о маме. И о том, что мир полон любви и движется любовью. Здесь все вперемешку — какие-то стихи, разговоры, дурацкие сны («Планета Земля накренилась и изменила форму, стала как папайя, ну и, соответственно, изменились скорость и траектория вращения. Надо выяснить, понять: почему»). Честный автопортрет, собранный из фантиков, фотографий, цветов, шишек, осколков, обрывков. Как детский секретик: расчищаешь верхний слой, тот, где боль и усталость, — и в глаза бьет свет.

Теодор Зельдин. «Интимная история человечества» (МИФ, перевод Ирины Ильковой)

Это не история секса, как может показаться из названия, и даже не история эволюции любовных отношений, хотя в книге можно найти, к примеру, рассуждение об эволюции свиданий в ХХ веке. Британский философ и историк Теодор Зельдин делает нечто большее: он исследует человечество, задавая вопросы своим героям (героиням, если точнее) и вписывая их в контекст мировой истории. Он вообще уверен, что «чем больше у нас выбор контекстов, тем меньше трудности кажутся нам неизбежными и непреодолимыми». Вот женщина, считающая себя неудачницей. Вот полицейская, живущая в провинциальном городке, где женщины редко разговаривают с мужчинами. Официантка в кафе, у которой есть степень магистра истории искусств. Владелица автомастерской, в 63 года начавшая жизнь заново. Все они — словно часть гигантской мозаики, маленькие камешки, без которых невозможно понять, что такое человечество, к чему оно стремится, что заставляет человека испытывать счастье или страдать, как менялись наши страхи, эмоции, мечты на протяжении веков. Более того, книга дает почувствовать именно «нас» — человечество как единое целое, и это удивительно оптимистическое ощущение.

Анна Матвеева. «Картинные девушки. Музы и художники: от Веласкеса до Анатолия Зверева» («Редакция Елены Шубиной»)

Анна Матвеева, лауреат премии имени Бажова, финалистка «Большой книги» и «Нацбеста», выпустила вторую часть своих «Картинных девушек» — историй натурщиц, позировавших великим мастерам. Иногда в своих нежных и строгих эссе писательница рассуждает в основном о живописце и его отношениях с искусством: например, в случае с «Неизвестной» Крамского так до конца и не ясно, кто изображен на портрете; но кто не изображен, Матвеева рассказывает в подробностях. Иногда муза для нее, наоборот, оказывается важнее: Надя Ходасевич прожила не менее, а то и более удивительную жизнь, чем ее муж, французский скульптор и художник Фернан Леже. «Девушки» — не просто сборник биографий, это зарисовки об отношениях мужчины и женщины, художника и музы, какими они были в разные эпохи. Книга о цене бессмертия. Хорошо, что тема неисчерпаема: есть надежда, что появятся «Картинные девушки — 3».

Светлана Лаврова. «Больница для динозавров: мезозойские истории» («Самокат»)

Книга, которая «посвящается всем, кто в детстве играл пластмассовыми динозаврами», вроде бы детская (на обложке стоит 6+), но, как в лучших детских книгах, здесь все всерьез и все по-взрослому. Это рассказ о больнице № 17, в которой врачи принимают пациентов, как это обычно происходит в конце мелового периода (то есть 67–70 миллионов лет назад). Главврач-динозавр читает письмо от тетушки Аделаиды, хирург-птеродактиль оперирует, терапевт-анкилозавр ворчит и ноет, что скоро все погибнут. Но вот к ним прибивается юный дромеозавр, который тоже мечтает стать врачом. Млекопитающие путаются у них под ногами, но людей в этом мире нет. Пока нет. Всем героям — и юным, и не очень, и двухметровым, и восьмитонным — то и дело приходится кого-то спасать, кому-то рассказывать сказки, оперировать птеранодонов, выслушивать тараканов и рассуждать об эволюции. Сказочница Светлана Лаврова — не только автор 90 детских книг, но и врач-нейрофизиолог, поэтому «Больница» читается как захватывающий врачебный детектив, только с настоящими динозаврами.