Этот год для режиссера Семена Серзина оказался особенно насыщенным. Сначала вышел триллер «Побочный эффект» с его участием. А спустя буквально неделю – режиссерский дебют Семена в кино – фильм «Человек из Подольска». Это название хорошо знакомо многим поклонникам театра по одноименной пьесе Дмитрия Данилова.
Как создавался «Человек», почему Серзин позвал исполнить главную роль своего друга Вадика Королева, в чем разница между Москвой и Петербургом и по какой причине в России не снимают достойные хорроры, режиссер рассказал в эфире «Ночной смены».
Вадик Королев, который исполнил роль Николая Фролова, как и его герой, в свое время тоже ездил каждый день из области в Москву на работу. Мы недолго знакомы – около двух лет. Но наше общение развивается как-то стремительно. Нас познакомила летом на какой-то тусовке моя жена. Ребятам из OQJAV тогда нужно было снимать клип. В то время они только начинали и еще не были знамениты так, как сейчас. Я снял им клип, мы подружились.
А потом возникло кино. Я сначала сразу подумал, что в главной роли должен быть Вадик, потом эту идею отмел, но в итоге к ней же вернулся. Конечно, у него были пробы, потому что я не окончательная инстанция по утверждению актерского состава. Есть же еще продюсеры. Кстати, пробы у Вадика были плохие. Но съемочная группа все-таки мне доверилась, и мы его взяли.
В фильме «Человек из Подольска» речь про маленького человека. Про такого не-героя. Он тот, кто попадает в обстоятельства, в которых кто-то бы повел себя иначе, взбунтовался. А наш герой живет своей небольшой, местами скучной жизнью, которая его не устраивает, но при этом он ничего с этим не делает. Он похож на героя из «Носа» Гоголя. Думаю, многие угадывают в нем себя.
Название «Человек из Подольска» – это не географическая составляющая. Он мог бы быть и из Серпухова, и из Электростали, и из Самары. Это внутренняя география – наше нежелание вырваться из «внутренней провинции», нежелание нести ответственность за то, как ты живешь, а перекладывать ее на власть имущих, например.
Думаю, российские хорроры не удаются не режиссерам, а нашему кинопроизводству. Все-таки это жанровое кино, которое требует определенных затрат. А у нас обычно либо нет денег, либо их не хотят тратить на качественное визуальное решение.
Мне кажется, в «Побочном эффекте» режиссер Алексей Казаков хотел добиться эффекта, когда зритель не понимает, что происходит с персонажем. И от этого непонимания становится некомфортно. Мы, актеры, всё время держали в голове фильм «Сияние» Стэнли Кубрика, в котором с психологической точки зрения происходят непонятные вещи. И это тебя и пугает.
Для меня любой театр – современный. Наверное, иногда бывает, что театры, которые чем-то увлекаются и в этом остаются, таким образом становятся классическими. Но театр каждый раз происходит здесь и сейчас. Он настолько разный, он вмещает в себя все. Чем больше театров, тем лучше.
Не понимаю, как люди ездят в метро, но боятся ходить на спектакли. Риск везде один и тот же. Доказано, что большая часть людей заражается в общественном транспорте. Театр в целом неокупаемая история, и без поддержки со стороны ему еще сложнее. А сейчас вообще непонятно, как существовать. Лично я чувствую от этого внутренний напряг.
Не надо ехать даже за 100 километров от Москвы, чтобы найти ее отличия от регионов. Когда я зимой снимался в фильме «Петровы в гриппе», действие в котором происходит в Екатеринбурге, нам нужно было найти для съемок похожие районы в Москве. Мы тогда объездили даже не «замкадье», а Москву. И увидели, что она бывает совершенно другой. Мне кажется, Москва – это маленькая модель всей России.
Думаю, в какой-то момент Москва не сможет вмещать в себе всё и всех и, как пузырь, лопнет. Пока что, к сожалению, все возможности всё еще сосредоточены только здесь.
Я уже два года живу в Москве. В какой-то момент понял, что город будто переехал в меня, а не я в него. Я люблю Санкт-Петербург, но реализации там практически нет. В Питере говорят: «Мы вам перезвоним», а в Москве еще не придумали, а уже делают. В Петербург я люблю возвращаться, а не жить там.
02 декабря, 2020