Почему мы мечтаем жить вечно? Прочитайте отрывок из книги «Переживание чувств»

В издательстве «МИФ» вышла книга Сьюзан Кейн «Переживание чувств. О силе грусти и внутренней свободе». Она о том, как научиться ценить каждое переживание и находить в них ресурс, чтобы пронзительнее ощущать красоту этого мира. Публикуем отрывок про то, почему возникает страх смерти и зачем все хотят жить вечно.

Мой брат, по профессии врач-рентгенолог, специализирующийся на органах брюшной полости, работал в больнице Маунт-Синай в Нью-Йорке и в апреле 2020 года умер от осложнений после ковида. В течение нескольких дней после его ухода мне временами было тошно как в прямом, так и в переносном смысле. Почему на нас накатывает что-то вроде морской болезни, когда кто-то умирает, даже если, как в случае с моим братом, этот человек давно перестал быть частью нашей повседневной жизни?

Дело не в одиночестве, которое остро чувствовало вину кровати, когда она замечала недочитанную книгу на его ночном столике; вдова, которой не с кем стало поговорить вечером, и на следующий день, и следующим вечером, и потом. Дело не в моей тоске по иронии и своеобразному чувству юмора моего брата и не в том, что он был запросто готов объехать все супермаркеты в районе, чтобы найти именно те бананы, какие любит наша уже весьма немолодая мать. Дело и не в рыданиях нашего обычно сдержанного отца, которому я сообщила новость по телефону (он и сам умер от ковида в тот же год).

Мне было тошно из-за горя, которое настигло как-то раз моего сына-третьеклассника, и он тогда тоже расплакался: так, как было, больше не будет никогда. Никогда больше не будет этого учителя, всех этих одноклассников, никогда больше не придется осваивать деление в столбик (хотя математика и не вызывает у него особого восторга).

Мой брат умер в 62 года. За семь лет до этого он встретил Паулу, любовь всей жизни. Их отношения с самого начала были глубокими и искренними, и за несколько месяцев до начала пандемии они поженились. Это был его первый брак. На свадьбе он заметил, что некоторые тосты были на тему «лучше поздно, чем никогда», но главное все же в другом: «Этого чувства стоило ждать».

В течение нескольких дней после смерти брата его коллеги рассказывали о нем разные истории. Оказывается, он иногда приходил в палату к пациенту среди ночи с портативным ультразвуковым аппаратом, чтобы перепроверить диагноз. Оказывается, время никогда его не волновало: «Единственное, о чем он думал, — это пациенты». Оказывается, он недавно получил премию «Выдающийся преподаватель» и еще одну — «Преподаватель года», а это самая почетная премия в его отделении. Он был скромным человеком, так что я совсем не удивилась, что он никогда не говорил об этих премиях. Но я бы хотела его поздравить.

Брат был на 11 лет старше меня. Он научил меня кататься на велосипеде. Однажды он придумал игру, и если я нарушала одно из ее идиотских правил, то должна была отправляться в «настоящую школу»; до сих пор помню, как он сидел в кухне у телефона и делал вид, что говорит с местными учителями.

После его смерти подобные воспоминания вдруг стали приходить ко мне часов в пять утра. Все это было много лет назад. Так, как было, больше не будет никогда.

Можно привыкнуть к мысли, что все проходит. Можно начать читать философов-стоиков, которые учат, что нужно принять смерть как неизбежность. Можно следовать их совету и помнить о смерти (и благодаря этому больше ценить жизнь). Можно медитировать на непостоянство всего сущего. Я регулярно все делаю, и это в какой-то мере помогает подготовиться. Но страшная красота недолговечного и невозвратимого сильнее любого из нас. В лучшие моменты жизни, особенно в присутствии возвышенной музыки, произведения искусства, природы, нам удается осознать трагическое величие происходящего. В остальное время приходится просто жить. Возникает вопрос: как? Как же жить, когда творится немыслимое? В этой и следующих главах мы обсудим противоречивые на первый взгляд ответы на самые важные жизненные вопросы.

Август 2017 года. В конференц-зале Сан-Диего откроется вторая ежегодная конференция RAADfest — «Вудсток за радикальное продление жизни»*. Сторонников этого движения называют по-разному: активисты, выступающие против смерти; сторонники радикальных мер продления жизни и трансгуманизма; энтузиасты долголетия. Я буду называть их имморталистами*, то есть верующими в бессмертие. «Присоединяйтесь к революции против старения и смерти, — призывают организаторы RAADfest прямо на первой странице своего сайта. — В числе спикеров — ученые с мировым именем, влиятельные мыслители, визионеры в области методов радикального продления жизни... Все они звезды, настоящие супергерои нашего времени».

Вера в бессмертие становится все боле популярной темой, и все больше людей считают, что мы можем и должны жить вечно. Даже у тех, кому сейчас около пятидесяти, есть шанс прожить гораздо более долгую и здоровую жизнь, если мы сумеем достичь «скорости убегания от старости», как сформулировал Обри де Грей, эксперт в области технологий, харизматичный и эксцентричный лидер имморталистов с мафусаиловой бородой почти до пояса. И тогда мы сможем увеличить продолжительность жизни лет на двести-триста; не исключено, что со временем люди и вовсе перестанут умирать. Де Грей утверждает, что, вместо того чтобы бороться со старческими заболеваниями вроде болезни Альцгеймера, правильнее объявить главным врагом сам процесс старения.

Я приехала на RAADfest, чтобы узнать, чего достигло человечество в борьбе со смертью. Что предлагается нам в качестве ответа на самые горько-сладкие вопросы человеческого бытия: как жить, если знаешь, что все мы умрем? Чего на самом деле ищут люди, стремящиеся к бессмертию? Действительно ли они хотят жить вечно, или тут дело в чем-то другом? Придает ли смерть смысл жизни, как утверждают философы, и если так, то в чем будет смысл, когда смерти не станет? Мне страшно хочется обсудить эти вопросы с теми, кто размышляет над ними долгие годы.

Прямо из аэропорта Сан-Диего я отправляю сообщение своей приятельнице Раффаэлле де Росе, декану факультета философии Университета Ратджерс в Ньюарке. К конференции она относится довольно скептически. «Я обеими руками за то, чтобы не страдать в старости, — пишет в ответ Рафаэлла, блондинка с короткой стрижкой с торчащими в кажущемся беспорядке прядками, всегда одетая довольно ярко и откровенно, как женщина, умеющая получать удовольствие от жизни. — Всем нам это предстоит, и это пугает! Но отрицать смерть — это просто невероятно! Хайдеггер считает, что смерть определяет всю нашу жизнь! Смерть дает ощущение быстротечности времени. Думаешь, все эти люди и правда верят в то, о чем говорят?»

Следом прилетает еще одно сообщение: "А вообще я хотела бы оказаться там с тобой и послушать их сообра-
жения».

Добравшись до RAADfest, я первым делом замечаю, что здесь никто не обсуждает ничего из того, о чем писала Раффаэлла. Все собравшиеся полны сомнений. Общий настрой скорее такой: «Слава небесам, что тут собрались единомышленники, которые понимают, что смерть — дурацкое дело». «Утверждать, что смерть придает жизни смысл, — написал кто-то на странице Стэнфордской ассоциации трансгуманистов в одной из соцсетей, — это примерно как вырвать у вас желудок и пытаться через это определять смысл существования желудка».

Как считают участники RAADfest, вместо того чтобы углубляться в дебри философии, мы должны развивать и использовать технологии XXI века и придерживаться здорового образа жизни. У кофемашины кто-то шутит, что если среди участников есть курильщики, то им, чтобы покурить, придется прятаться или уходить подальше. И тут мне неожиданно становится почти стыдно за печенье, которое я собиралась съесть вместе с кофе. Легкое и необременительное аутоиммунное расстройство, которое у меня обнаружили, является одной из самых популярных тем на конференции, и, вспомнив об этом, я тоже чувствую неловкость.

Может, мои проблемы со здоровьем начались оттого, что я слишком люблю шоколад? Может, дело в стрессе, связанном с поездками в поддержку моей книги «Тихая сила»? А темы, которые я выбираю? Как вы наверняка поняли из книги, которую читаете, меня не назовешь слишком жизнерадостной, а рассуждения о тоске и горьких чувствах, радости и печали вряд ли будут уместны на этом мероприятии. Кому нужны все эти горько сладкие переживания? Нечего так уж беречь и ценить хрупкость жизни, нет в ее красоте ничего загадочного. Это все лишь проблемы, требующие решения, и подходить к ним нужно бодро и вооружившись технологиями.

Я вхожу в зал, где все мы будем работать в ближайшие три дня, а там на всю громкость звучит песня из фильма «Слава», который вышел в 1980 году:

Я буду жить вечно,
Я научусь летать (высоко)...

*В последние годы некоторые стали отказываться от этого термина, так как движение нацелено на защиту жизни от влияния естественных причин, приводящих к смерти, а не, скажем, от цунами или авто. Возможно, термин «сторонники увеличения продолжительности жизни» точнее, но уж слишком громоздкий.