Андрей Золотарев: «Все сценаристы России знают друг друга в лицо»

Андрей Золотарев — один из самых успешных сценаристов в России. На его счету около 50 работ, включая «Притяжение», «13 Клиническая», а также «Триггер» и две части фильма «Лед». Поговорили с ним о сценарных ляпах, кино в 1990-е, низких зарплатах и искусственном интеллекте в профессии.

Про сценарные ляпы

Ляпы сценарные я вижу, но не переживаю именно из-за них, потому что ляпы — это редакторские недоработки. Сценарист что-то не вычитал, другой редактор не увидел, продюсеры не увидели, на площадке тоже пропустили… Плохой сценарий — это не тот, где ляп, потому что они есть и в великих фильмах: в «Терминаторе», «Назад в будущее» и «Титанике». Они есть везде! Проблема сценария — это когда просто скучно.

Есть всегда какие-то люди, которые приходят и говорят, что фильм или сериал — это полная чушь: «Мой родственник был в такой ситуации, там было все по-другому, и это все неправда». Вот это нормально. Абсолютно другое дело, когда так говорят 100% зрителей. Это значит, что «Хьюстон, у нас проблемки».

Происходит это из-за того, что персонаж, которого сценарист прорабатывает, не живой и не настоящий. Мне кажется, главное правило работы сценариста — создать героя, который должен жить сам по себе, ему не нужно говорить, что делать и как действовать. Мы его только придумываем. Это как ребенок: вы можете с ним разговаривать, пытаться взаимодействовать с ним, но вы не можете поселиться в его голове и действовать за него. Он действует так, как только он может действовать! То же самое происходит и с персонажем, который классно придуман.

«В кино интересны парадоксы»

Самое, наверное, волшебное, что есть в нашем мире, — это возможность просто что-то подворовать. У меня куча знакомых, родственников, каких-то других людей, которые просто были в интересных проявлениях. Мы всегда списываем героев из собственного опыта либо из опыта наших коллег. Потому что, когда работает сценарная комната, это место наибольшего откровения. Люди закрывают двери и рассказываются вещи, которые сложно рассказать на исповеди священнику. В кино же интересны парадоксы. А эти парадоксальные реакции бывают в самые трудные моменты нашей жизни. Для всех окружающих они кажутся комедийным моментом, будто это очень весело. Но когда ты сам находишься в такой ситуации, ты испытываешь что-то совсем другое. Пройти эти ощущения, честно рассказать о них — это и есть работа сценариста. Нужно прорабатывать все эти тонкие психологические вещи, как мы реагируем на разного рода ситуации. И когда это честно сделано, это видно.

«Все артисты от себя какой-то текст фигачили»

В 1990-е годы был просто потерян кинематограф, передача мастерства от мастера к ученику в большинстве случаев была просто потеряна. Никто ничего хорошего не снимал.

Потом появились «Брат», «Ночной дозор» — и мы все немного воспряли. И вот с этого момента как будто бы опять все начало работать. А до этого же на протяжении 10–15 лет была дырка — ничего не происходило.

Кадр из фильма «Ночной дозор»

А потом рынок был диким, сценарии писались просто на площадке. Какие-то там листочки были, кто-то что-то написал, режиссер садился утром перед съемкой и говорил: «Так, че тут? Давай снимать». Все артисты от себя какой-то текст фигачили. Все было в импровизацию, так можно работать, но не всегда. В этих условиях профессия сценариста не значит ничего. Престиж этой работы был крайне низким, люди поступали на сценарный факультет от безысходности, потому что не взяли на режиссерский, продюсерский или актерский.

Сейчас же ситуация немножко изменилась: все начали понимать, что вроде сценарист — это какая-то приличная профессия. Ты, оказывается, чем-то там в кино занимаешься, все-таки эти буковки — они же не на деревьях растут, они откуда-то появляются. И сегодня как будто престиж профессии вырос. Он, конечно, еще не дорос до Голливуда. Мы приближаемся к этому, но пока еще не совсем.

Сам себе сценарист

Я, как правило, сам себе сценарист, но вообще все зависит от конкретного проекта. Конечно, у меня есть редакторы. Они вносят правки, и чаще всего я с ними соглашаюсь. Без редактуры нельзя работать. Глаз замыливается, ты не можешь быть уверен, что нигде не накосячил.

Существуют большие, длинные проекты, вертикально-горизонтальные сериалы, где можно брать диалогистов. Там работает большая команда, по 10–15 человек. Но это не нужно на бутиковых проектах, где чаще всего над сценарием работает всего пара человек.

Про адаптацию фильмов

Адаптация — это большой труд, если это лицензированная история, а не украденная у соседей. Переписывать часто еще сложнее, чем писать с чистого листа. Брать какое-то произведение и переписывать его без потери смысла и структуры — это сложно.

Кадр из фильма «Горько в Мексике»

Многим продюсерам удобно делать что-то надежное. Иногда в этом есть смысл, потому что не все адаптированные фильмы проходили в российском прокате. Часто это те истории, которые стоит смотреть в кино. Так же и на Западе делают адаптации. Например, «Горько!» адаптировали в Мексике.

«Нет контекста, пока нет контекста»

Искусственный интеллект — это проблема. Он и радость, и печаль. Мой любимый плакат на забастовке сценаристов — «Chat GPT doesn’t have childhood trauma!» («У Chat GPT нет детских травм!»). Это очаровательно и так мило. И это объясняет, почему мы будем дальше нормально работать, почему Chat GPT нас никогда не заменит. Потому что он через это не прошел, а работа сценариста, как и автора любого литературного произведения, контекстуальна. Каждый крутой фильм все равно основан на каких-то чужих переживаниях. И это та причина, по которой ИИ не будет писать сценарий полноценно. Потому что нет контекста, пока нет контекста.

Про забастовки сценаристов в Голливуде

Сама по себе забастовка — это не очень хорошо. Вообще плохо, когда люди бастуют. Но в принципе сама возможность бастовать говорит о том, что это крутая индустрия.

Вы не можете просто на любую забастовку отвечать «окей». Ну ладно, что вам надо? Денег? Ну вот вам деньги. Так это не работает, все равно забастовка — это всегда противостояние. Вообще понятно, что продюсеры и сценаристы всегда находятся в пассивном противостоянии. Как бы мы ни любили друг друга, все равно одни отдают деньги, а другие их получают. И это нормально, когда одни говорят: «Мы хотим больше денег!» А вторые говорят: «У нас денег не так много — нам самим не очень хватает». Потом они как-то где-то в серединке и сходятся.

«Сценаристам надо, как белочке в колесе, все время крутиться»

У нас нет таких авторских отчислений за проекты, как в Америке. У нас есть РСП (Российский союз правообладателей. — Прим. ред.), есть РАО (Российское авторское общество. — Прим. ред.) — они производят отчисления, но их схема, скажу мягко, довольно туманная. Потому что кто-то их получает, а кто-то не получает. И это не те цифры, которые есть у наших коллег, — это все-таки гораздо более скромные суммы.

В Голливуде же сценарист получает отчисления за каждый просмотр и за каждое новое появление его фильма на телевидении. Это то, что позволяет этим людям сделать одно-два успешных произведения и всю жизнь ездить с книжкой «Как я все это сделал». А у нас так не работает — сценаристам надо, как белочке в колесе, все время крутиться. Сделай 20 крутых фильмов — и тебе придется сделать еще 25, чтобы дальше жить, потому что ничего не работает в прошлом, все работает только в настоящем. У нас другой контекст.

«Все достаточно просто, как в такси»

Не могу сказать, что жизнь сценариста прям плохая в России. Есть много других профессий, у которых больше сложностей. Например, врачи, которые вкалывают 24/7. Все-таки профессиональный врач в среднем значительно меньше получает, чем профессиональный сценарист. И это проблема.

Профессиональный сценарист хорошо зарабатывает, потому что у него свободный рынок — он зарабатывает столько, сколько ему готовы платить продюсеры. Мы же не даем ставки. Говорят: «Вот напиши мне такой-то сценарий», а ты отвечаешь либо «да», либо «нет, извини». Все достаточно просто, как в такси.

Про гонорары сценаристов

Я десять лет занимался написанием сценариев практически бесплатно или за еду, потому что не было рынка. Я готов был браться за все, потому что мне просто нужна была эта индустрия — мне она очень нравилась, и я писал и кайфовал от этого. Но тогда не было даже ощущения, что сценарии — работа, за которую можно вообще получать деньги.

В последние же годы уже прямо жир пошел и появилось ощущение, что индустрия формируется. Но не уверен, что появится такой же профсоюз, как в Голливуде. Русскоязычных людей в мире не так много, как англоязычных. И, соответственно, схема распространения наших фильмов не так широка на текущий момент. Пока индустрия такова, что все сценаристы России знают друг друга в лицо.

Сейчас я вижу ребят-студентов, которые приходят с нулем в бэкграунде и через год начинают зарабатывать по вполне профессиональной ставке. То есть можно через год получать уже больше 500 тысяч рублей за серию. Но существует горизонт событий, куда просто с ремеслом уже не пробраться. Вот с этого момента очень важен талант.