Прочитайте отрывок из книги «Навеселе. Как люди хотели устроить пьянку, а построили цивилизацию»

В издательстве «Альпина Паблишер» вышла книга Эдварда Слингерленда «Навеселе. Как люди хотели устроить пьянку, а построили цивилизацию». Автор простым языком объясняет воздействие алкоголя на человека и рассказывает о древних традициях употребления спиртного. Публикуем отрывок из главы «Изолированность: Почему опасно пить в одиночку».

18+. Чрезмерное употребление алкоголя может навредить вашему здоровью.

Если вы когда-нибудь сетовали на то, как долго приходится дожидаться заслуженной выпивки в переполненном баре в вечер пятницы, скажите спасибо, что не живете в Древнем Китае. В древнекитайском тексте начало традиционного ритуального возлияния описывается следующим образом:

«Хозяин и гость трижды приветствуют друг друга. Дойдя до ступеней, они троекратно уступают друг другу дорогу. Затем хозяин поднимается. Гость также поднимается. Хозяин встает под притолокой, обращается лицом на север и совершает двоекратное приветствие. Гость восходит от ступеней с западного направления, встает под притолокой, обращается лицом на север и отвечает на приветствие. Хозяин садится, берет с подноса чашу [для вина] и спускается омыть ее. Гость следует за хозяином. Хозяин снова садится и произносит любезные слова, а гость отвечает».

Китаист Пу Мучжоу отмечает: «Церемония как таковая была призвана восславить дружбу участников посредством винопития, хотя реальное возлияние происходит в конце долгой процедуры». Даже после того, как предварительное действо — приветствия, изъявления вежливости и ритуальные омовения винных чаш — наконец завершается, древнекитайский выпивоха не волен пить, как ему захочется.

Нельзя пить, пока не произнесен формальный тост, и кто имеет право или обязанность его произнести, также строго соблюдает ритуал. Это значит, хозяин традиционного пира, манипулируя частотой тостов, может отлично регулировать степень опьянения своих гостей. Если беседа и доброе общение буксуют, тосты учащаются; если ситуация начинает выходить из-под контроля, наступает время сосредоточиться на блюде с овощами.

В Древнем Китае ритуализированный пир с возлияниями служил символом правления, в целом благодаря тонкому контролю над потенциальным источником социального хаоса — алкоголем — при помощи заданного ритуалом порядка, ограничения его употребления и управления им. Древнекитайский историк Сыма Цянь объясняет: «Откармливание свиней и приготовление вина [для пира] сами по себе не ведут к бедствию. Однако судебные иски предъявляются все чаще, и именно появление вина влечет за собой бедствие. Оттого былые правители создали ритуалы употребления вина по этому случаю. Ритуал подношения вина, с отбиванием сотни поклонов хозяином и гостями, позволяет людям пить весь день, но не пьянеть.

Такую меру приняли былые правители, чтобы избежать бедствий, вызываемых вином. Вино и пир служат для того, чтобы дарить счастье, разделяемое всеми присутствующими; музыка предназначена для того, чтобы продемонстрировать благородство; ритуалы же используются для того, чтобы предотвратить излишества».

Культурные стратегии «предотвращения излишеств» применительно к употреблению спиртного столь же широко распространены, как и само спиртное. Повсюду в Древнем мире, от Шумера и Египта до Греции, Рима и Китая, описания возлияний, созданные средствами письменности или пиктографии, всегда изображают потребление алкоголя одновременно социальным и социально регулируемым. Хозяин греческого симпосия, например, определял не только моменты и порядок тостов, но и пропорцию вина и воды в подаваемых к столу напитках, разбавляя алкоголь сильнее или слабее по мере необходимости.

Социальное регулирование такого рода характерно и для многих современных культур. Люди племени тохоно-оодхам, живущего в пустыне Сонора, пьют самодельный алкогольный напиток из перебродившего сока кактуса, но «ни одна семья не может пить собственную брагу, иначе ее дом сгорит дотла, [хотя] может пить в чужих домах». Это табу фактически превращает употребление спиртного в общественное действие, следовательно, подпадающее под всеобщий контроль. В традиционных грузинских домах глава стола (тамада) управляет потреблением алкоголя во многом так же, как руководитель древнекитайского пира или хозяин древнегреческого симпосия, выдерживая разумные паузы между тостами, а также имеет право положить конец застолью, когда становится ясно, что всем уже хватит. В Японии некоторые ритуалы синтоизма требуют, чтобы участники находились в состоянии опьянения, но за степенью опьянения внимательно следит вся группа, и индивидов, слишком увлеченно предающихся подобным возлияниям, вежливо препровождают домой.

Эта стратегия эффективна, поскольку в большинстве обществ и на протяжении большей части истории человечества потребление одурманивающих веществ, особенно алкоголя, было, по сути, социальным актом. В современных обществах, как правило, никто не пьет в одиночку. Опьянение является коллективным и жестко регулируется как официальными, так и неофициальными ритуалами. Дуайт Хит делает следующий вывод в межкультурном исследовании, посвященном использованию алкоголя: «Одинокое питие, часто считающееся важнейшим признаком проблемы с выпивкой, практически неизвестно в большинстве обществ».

Если даже употребление психотропных веществ в одиночку имеет место, то вызывает массовое осуждение или подозрительное отношение. Так, антрополог Пол Дауи пишет о метисах, проживающих на перуанском высокогорье: «Питие — общественное действие и элемент практически любого социального собрания. Привычка пить в одиночку считается отклонением от нормы, и таких людей полагают несчастными или в худшем случае недружелюбными или „холодными“ (seco)». В Океании «пить каву в одиночестве» — идиома, обозначающая колдовство»: любой, кто пьет без компании, замышляет недоброе. Даже в Соединенных Штатах, стране с самой, пожалуй, индивидуалистской и разобщенной культурой потребления алкоголя в мире, привычка пить в одиночестве считается позорной. Неслучайно хит 1985 года «Я пью один» рассказывает о сорвавшемся с катушек алкоголике-одиночке, цепляющемся за крепкое спиртное, а его автором является Джордж Торогуд, певец, подаривший нам шлягер «Плохого до мозга костей».

В этом отношении показательно, что кава, идеально встроенная в общественную жизнь культур, для которых это растение — традиционный психотроп, сравнительно недавно превратилась в опасный наркотик, являющийся предметом серьезных злоупотреблений, когда стала экспортироваться в другие регионы. Например, австралийские аборигены, не имеющие традиции питья кавы, могут потреблять ее в количествах, почти в 50 раз больших, чем культуры Тихоокеанского региона, где кава была изначально одомашнена. Это вызвало колоссальные личные и социальные проблемы. Исследователи объясняют такой перекос тем, что кава была вырвана из традиционного ритуального и социального контекста, что привело к исчезновению важных ограничений ее индивидуального потребления.

Как именно ритуалы или церемонии возлияний регулируют употребление психотропных веществ, понятно. Пожалуй, менее очевидны механизмы, обеспечивающие даже совершенно неформальные сборища, да и просто публичное питие в любом виде встроенной системой социального мониторинга и контроля. Норвежский этнограф, изучавший группу людей в возрасте 20 лет и немного старше, отмечает, что даже на весьма шумных вечеринках, во время которых молодые норвежцы потребляют шокирующее количество алкоголя, наблюдается по крайней мере неявный «упор на здоровое питие, опирающееся на идеи коллективизма и групповую ответственность за то, сколько пьет каждый». Если кто-то в группе друзей начинает пить в одиночестве дома до начала вечеринки, это считается тревожным признаком и основанием для вмешательства.

Во время пьяных застолий считалось дурным тоном выбрасывать пустые бутылки — каждый выставлял свою тару перед собой, чтобы все могли сразу точно определить, сколько выпил человек. Было замечено, что участники дружеской попойки, стремительно опустошившие множество бутылок, начинали подсознательно контролировать себя, замедляя темп возлияний, чтобы держаться вровень с группой.

Это явление — иногда его называют «питье наравне друг с другом» — наблюдается в контекстах культур всего мира и может быть повторено в лабораторных условиях. Однако, поскольку иногда люди могут «стараться перепить друг друга», то есть пить все больше, чтобы не отстать от собутыльников, оно может привести к большему, а не меньшему потреблению спиртного. Верно и то, что в патологических формах, например в ритуалах испытаний в студенческих братствах, это иногда приводит к ужасным последствиям.

Впрочем, культуры, созданные исключительно одичавшими молодыми мужчинами, оторванными от своих семей и общин, редко встречаются вне университетских кампусов и страниц «Повелителя мух». Большинство культур устанавливают разумные границы потребления алкоголя, и — принципиальный момент — степень опьянения контролируется обществом, когда люди пьют в группах, пусть и неформальных.

Лабораторные исследования также свидетельствуют, что люди в условиях социального употребления спиртных напитков испытывают, по их же словам, «улучшение настроения, душевный подъем и дружелюбие», тогда как участники испытаний, вынужденные пить в одиночестве, сообщают об усугублении депрессии, уныния и отрицательных эмоций. Представляется также, что питье в группе защищает от большего риска опасного поведения под влиянием алкоголя, об этом речь пойдет далее.

Коллективное мнение группы, оказывается, способно компенсировать перекосы, вызванные индивидуальной когнитивной близорукостью из-за спиртного. По замечанию одной команды исследователей, благодаря групповому мониторингу, происходящему во время социального распития спиртного, «пьющие могут быть относительно защищенными, пока остаются в группе»: «Они имеют возможность „подстраховывать друг друга“. Напротив, пьющий одиночка находится в относительно более непредсказуемой и рискованной ситуации». Повторимся, этот процесс может принять крайне нежелательное направление в братстве с нездоровыми традициями или в других культурах, основанных на дедовщине, но в общем способствует снижению и нормализации потребления алкоголя.

В нашем современном мире спиртное слишком часто употребляют в социальном вакууме. Это особенно касается пригородов, где люди ездят на большие расстояния от дома до работы, в промежутке между этими точками находясь в своей личной коробочке на колесах. Типичный житель пригорода обычно не имеет места для социальных возлияний в пешей доступности, где можно было бы продолжить начатый днем разговор или развеяться в компании других завсегдатаев между работой и ужином.

Спиртное все чаще употребляется только в собственном доме, вне социального контроля или присмотра. Бутылка крепкого пива или стакан водки с тоником, опрокинутые перед телевизором, даже в кругу семьи, — это резкий разрыв с традицией винопития, где центральное место отводится всеобщей трапезе и тостам, темп которых задан ритуалом. Такое употребление спиртного все больше напоминает непересыхающие трубки, подающие алкоголь крысам в переполненные клетки, — то, что мы наблюдали в экспериментах по изучению связи алкоголя и стресса. Индивидуальный доступ к крепкому спиртному по первому требованию неестественен для людей в той же мере, что и для крыс.